А у нас на Земле (рассказ) - Георгий Гуревич страница 5.

Жалко, что я теоретик-математик, а не инженер. Глядишь, и просветил бы здешний мир, как янки у Мар­ка Твена или жюльверновский Сайрус Смит на таинст­венном острове. Впрочем, может, и не просветил бы. Синекровые не хотят промышленного прогресса. Как-то я обратил внимание, что здешние плотники орудуют только топором: топорами валят лес, топорами рубят дома, сво­ды создают без единого гвоздя, как в наших храмах на Онежском озере. Я решил облагодетельствовать их, по­знакомить с пилой. Самый талантливый из кузнецов вы­ковал пилу (да, ковал на наковальне!) по моему совету. Месяц он огребал медяки как пильщик-монополист. Чем дело кончилось? Кузницу его сожгли. Не кузнецы-плот­ники. Город маленький, работы в обрез, делят между всеми поровну.

Если ты кузнец, делай мечи и подковы, не лезь в чу­жое дело, хлеб не отбивай.

И мне сказали: если ты Чародей, знай свое место, предсказывай судьбу, порчу отводи, зубы заговаривай, исцеляй. А в кузнечное дело не лезь, а то и тебе петуха подпустим.

Исцелять? Нечем. Аварийную аптечку я опустошил в первый год. Уцелели только сведения в голове, самые общие сведения по гигиене. В отличие от синекровых я знаю, что болезни разносят не злые духи, а микробы, а микробов - насекомые. Знаю, что залог здоровья - чистота. Здесь, например, принято засыпать раны пы­лью. Понимаете, как часто это кончается столбняком. Я советую промывать спиртом, бинтовать раны чистыми полотенцами. Мои пациенты выживают чаще, не всегда, к сожалению. Спирт у меня есть, антибиотиков нет все-таки.

Помню я, что чуму разносят блохи, а от черной оспы спасает вакцина. Коровы есть у синекровых, и, честное слово, мне удается прекратить эпидемию оспы. Впрочем, священники уверяют, что помогли их молитвы.

Неожиданно находится применение и моим матема­тическим знаниям. Нет, конечно, интегралы здесь нико­му не нужны. Но у синекровых еще не сложилась ариф­метика. Они худо умножают и совершенно не умеют де­лить. Деление сводят к последовательному вычитанию. Вычитают один раз, два, три раза... девять раз, выписы­вают все промежуточные результаты в столбец, остатки переносят туда-сюда, путают, получают что-то смутное и проверяют столь же длинным умножением. Мое уме­ние разделить на двух-трехзначное число кажется им оче­редным чудом. А ведь я, кроме того, помню еще и про логарифмы. Я могу даже логарифмическую линейку раз­метить, считать, перемещая струганную палочку. Чудо из чудес!

А счет нужен. Необходим, оказывается, во дворце. Надо считать гостей и угощение на гостей, надо считать и делить добычу, считать и делить налоги, считать сокро­вища в царской сокровищнице. И вот меня определяют волшебником-счетоводом к королевскому казначею.

Экий разворот судьбы: я - ненавистник вещей - с утра до заката считаю вещи. Вещи и эквиваленты вещей: кусочки неокисляющихся металлов.

Считаю, хватит ли королю на пиры, и хватит ли на войну, и хватит ли на пиры и войны королевским детям и внукам.

Дни я просиживаю в подвалах возле сундуков с мо­нетами, вечера провожу на пиршественной рутине. Я уже говорил, что пиры здесь - традиционный спектакль. Тра­диция превратила "можно" в "должно". Король самый-самый-самый богатый человек в королевстве. Он может больше всех есть, спать и бездельничать. "Можно" стало обязанностью. Король опух от сна, заплыл от жира, за­мучен своим величием и ко всему равнодушен. К счастью, и ко мне равнодушен. Не пристает.

Зато я имею дело со жрецами (можно называть их и попами, патерами, бонзами, муллами, как угодно). Казначей - жрец, и в казну частенько заглядывает первожрец - глава местной церкви.

В отличие от знати жрецы тощи, мрачны, одеты скромно: завернуты в темно-лиловый плащ. Считается, что они ведают потусторонней жизнью, в миру не на­слаждаются ничем: ни едой, ни питьем, ни любовью, ни почестями.

Но подлинная власть в их руках, подлинная, не ми­шурно-застольная, как у короля.

Первожрец высок, темнолиц, аскетически худ. Види­мо, он действительно соблюдает запреты. Белки синева­тые- это значит налиты кровью, на их фоне расширен­ные черные зрачки. Голова наклонена вперед, словно он напряженно гипнотизирует тебя. Возможно, на самом деле старается гипнотизировать. Меня он только раздра­жает.

Пожалуй, он неглуп. Он даже любознателен. Даже хочет познать мое искусство молниеносного деления с помощью дощечки. Конечно, ошибается, считая. Я гово­рю, что надо упражняться. Но он не верит мне. Считает, что я открыл только половину тайны.

- Слово скажи мне заговорное,- требует он.

Когда-то на земных уроках истории нам рассказыва­ли, что согласно священным книгам бог создал человека по своему образу и подобию. Но на самом-то деле человек создал бога по своему образу и подобию: с глазами, уша­ми, бородой, двумя руками и двумя ногами. Здесь у си­некровых я вижу все это наглядно. Королевством правит единовластно король, на небе водружен единовластный бог. Король могуч, богат, важен и глух к просьбам. Мо­гуч, важен и глуховат бог. Его нужно униженно умолять, стоя на коленях, плача и льстя, чтобы выпросить себе и детям нормальное здоровье. Льстить надо, обращаясь к королю, льстить надо, обращаясь к богу: "Всемилости­вейший, всемогущий, всезнающий, всесильный, мы жал­кие твои рабы, мы черви, мы грязь у твоих ног..." Эта унизительная мольба так и называется молитвой.

Король подавил и подчинил капризных баронов. Бог небесный подчинил и подавил старых капризных бож­ков: водяных, лесных, болотных, пещерных, воздушных, древесных, цветочных, всяких. Те были капризны, но сговорчивы, как люди. Как людей, их полагалось утихо­миривать словом. Главный бог далек, как король, а вещи и духи вещей рядом. И надо к ним обращаться со сло­вом. Слово для воды, слово для леса, слово для лука, слово для топора, и для каждого зверя, и для каждого бревна. Вначале было слово. Без слова и дом не постро­ится, без слова и огонь не загорится.

Слова для цифры, чтобы она разделилась, требовал у меня жрец.

Он был убежден, что для всякого дела должно быть слово. Не верил моим объяснениям. Старался выведать, подслушать, грозил и торговался. Предлагал обмен: мои слова к вещам за его протекцию к богу. Намекал, что мог бы сделать меня даже королем, взамен нынешнего, посадить на самую вершину столовой пирамиды, обещал поделиться властью.

У меня мелькало, что слова я могу и выдумать, пред­ложить труднопроизносимую абракадабру, которая не поможет и не помешает. Но чего ради? Я не хочу взби­раться на верхний стол, жевать и жевать всем напоказ, сбрасывая куски баронам. И зачем мне власть? Конеч­но, хорошо бы мобилизовать весь народ, общими уси­лиями выстроить космический корабль и звездопередачу. Но не сумеют они создать космическую промышленность XXII века - мастера шила и топора. И я не сумею их научить - знаток проблемы трех тел в "-мерном прост­ранстве. Я только трассу мог бы рассчитать, и то не без помощи компьютера.

А главное - обман. Все будет строиться на обмане. Бессмысленные звукосочетания в обмен на мнимую связь жреца с богом. Фальшивый договор о дружбе с первым обманщиком страны. Придется поддерживать веру в его несуществующего бога, вежливо слушать всякие моле­ния. И в этом стоге обмана затеряется моя иголочка правды. Когда обман развеется, мою иголку тоже забу­дут.

- Не существует заговорных слов,- твердил я.- Есть материал, есть руки, есть орудия, есть голова. Ору­дий у меня не хватает, чтобы каждое вещество подчи­нить.

Разговорился я что-то. Нитку израсходовал уже на две трети, а до самого важного не дошел. Самое важ­ное- разобраться: "да" или "нет"? Хотелось бы пра­вильно поступить. Но что правильнее?

Ладно, к делу! С месяц назад пришел ко мне перво-жрец с трагическим видом. Говорит: "Ты все рассужда­ешь о черни, о народе, о благе простого народа. А к про­стому народу идет смерть. Мало кто переживет эту зиму. Разгневался господь, великую сушь послал за наши гре­хи. Хлеб горит на корню, пустая солома стоит торчком. В это лето и на семена не соберет никто. Пожалей ма­лых детей хотя бы. Я буду нашего бога молить, а ты своему богу молви слово. И ветру слово скажи, пусть поднимется, принесет благодатный дождь. Скажи, как на твоей Земле полагается говорить".

- А у нас на Земле все знают, что никакого бога нет. Есть вещество, и вещество подчиняется законам. По закону природы вода течет сверху вниз, а ветер дует из густоты в пустоту (пустота - неточное понятие, но как растолкуешь жрецу про низкое атмосферное давление, да еще про спираль­ное движение циклона?). И у нас бывают засухи, если воздух густой. Тогда собираются люди, сами люди, ученые, умелые, думают своей головой, как воздух сделать пореже. Можно сделать это холо­дом. Обычно ночь делают на Земле, прикрываются от солнца таким зеркалом (как объяснишь, что та­кое искусственная отражающая плоскость в ваку­уме?). Сутки, двое, трое суток стоит темь, становит­ся холоднее, почва остывает, воздух редеет, и сбегаются облака, несут дождь. А раньше, когда не было зеркал, заранее, загодя проводили от ближ­них рек каналы, от каналов канавки и поливали по­ля речной водой. И вам можно сделать такое, но тут труда много с лопатами. Года на два-три. Уже не для этой засухи, для следующей. Начинайте. Я вам покажу, где копать.

- Поздно! - сказал первожрец.- Этой зимы не пе­реживет никто. Говорю: моли своего бога, Красная Кровь.

Моли не моли, толку не будет. Не могу я сделать воздух пореже. Самое большее: могу измерить. Если дождь будет, я узнаю за день.

Вот это жрец сразу уловил. Схватил меня за руку:

- Да-да, узнай! И мне скажи заранее.