Пошагал было налево по узкому выщербленному тротуару, но Дергунов, вцепившись в локоть, как клещ, остановил его и горячо зашептал в ухо:
- Чувак, не сейчас. Нас же будут искать, костей ведь не соберешь.
- Оставался бы дома, - вырвав локоть, раздраженно бросил Черемушкин. - А раз ты здесь, будь добр работай. За мной.
И, хмурясь, решительно пошёл дальше.
В самом деле, какого черта, ничего ещё толком не узнали, сплошной туман, а этот туда же: костей не соберешь, нас будут искать…. Ну, будут, кто ж знал-то, что так обернется, но задание есть задание, проще простого всё бросить и ломануть в кусты…
Всё шло как-то не так, вопреки логике. Нет, конечно же, в сопредельном мире, то есть в мире с нашей позиции не настоящем, вымышленном, и логика должна была быть не настоящая, но, ребята, ведь это даже ежу понятно, что если некто Иеремия вышел из доверия и к этому Иеремии должны явиться некие, скажем, агенты, то либо в жилище Иеремии располагается засада, либо за агентами организуется слежка. А её, этой слежки, нету. И двое в грузинских кепках на роль контрагентов никак не тянут…
Что-то острое кольнуло в шею, и всё потемнело перед глазами…
Очнулся он в большой комнате со светлыми, залитыми солнцем обоями, на жестком стуле, туго обвязанный бельевой веревкой. Попробовал встать, стул не пустил. Ломило затылок, голову не повернуть, зачесался нос, по которому иезуитски медленно стекала капелька едкого пота. Сзади кто-то замычал, Василий скосился и увидел примотанного к такому же тяжеленному стулу Дергунова. Глаза у Лёшки были как у алкаша, хватанувшего литровую кружку самогона.
Из мебели в комнате наличествовал двустворчатый шкаф темного дерева и большой круглый стол, да вот ещё стену украшала фотография мужика в темно-зеленой военной форме неизвестного рода войск. Мордуленция у вояки была знакомая, ба - да это же генерал Семендяев. Правда, лет эдак на тридцать моложе, ещё без этих ниспадающих на воротник щек, без набрякших мешков под глазами…. Но позвольте, откуда здесь-то?
В дверном проеме бесшумно, будто из-под земли вырос, возник один из верзил в неизменной кепке, встретил взгляд Черемушкина, осклабился. Зубы у него были кривые, желтые и редкие, через один. Вразвалку подошел к Черемушкину, ударил наотмашь по уху, а ручонка у него тяжелая, пудовая, в голове зазвенело и что-то лопнуло. Вновь замахнулся, но сзади кто-то негромко сказал "Отставить". Верзила отступил, из-за его спины вышел "Семендяев", тот, что на фотографии.
Деловито осведомился:
- Фамилия? Цель прибытия?
Точь в точь, как два Сергея, сухо, деловито, и при этом в глаза смотрит, не отрываясь, не мигая.
- Черемушкин, - ответил Василий, с трудом ворочая немеющей челюстью. - Цели как таковой нет.
Голова готова была лопнуть от звенящей боли.
"Семендяев" продолжал сверлить его взглядом матерого удава, от которого мурашки по спине. Пауза затягивалась, но боль, как ни странно, проходила.
- Врёшь ты всё, - сказал, наконец, "Семендяев" - За золотом пришел.
- За каким золотом? - не понял Черемушкин.
- Которое в сумке, - усмехнулся "Семендяев". - Валет нашел его первым, теперь в бегах. Ты же его ищешь, Валета-то?
- Ищу, - обрадовался Черемушкин. - Где он?
- Тебе всё доложи, - сказал "Семендяев". - Не ты один его ищешь.
И буркнул что-то непонятное.
Верзила выхватил из кармана здоровенный тесак, под ложечкой у Василия заныло. В тот же миг веревки на его руках ослабли, затем и вовсе свалились на пол. Сзади кто-то гортанно хихикнул и, жарко дыша в ухо, спросил: "Не обделался, гаденыш?" Это был второй амбал. Тем временем первый верзила освободил Дергунова.
- Как ухо, Вася? - подойдя, участливо спросил "Семендяев".
Помнится, имени своего Черемушкин не называл, но ведь и про Валета он тоже ничего не говорил. А ухо, между прочим, поныв, успокоилось. Почесывалось порою, однако не ныло. Вообще, наш человек терпелив, вынослив и зарастает на нем всякая гадость, как на собаке.
- Нипочем бы не заросло, - будто услышав, возразил "Семендяев". - Менанж вернул должок, но не подрассчитал, в результате лопнула барабанная перепонка. Век бы тебе, Вася, ходить глухим, если бы я не подлечил. Скажи спасибо.
- Спасибо, - ответил Черемушкин.
- Держись меня, - "Семендяев" подмигнул. - Пару слов, чтобы поставить точки над "и". Два моих помощника, Менанж и Фазаролли, которых ты одолел в рукопашной, люди юные, неопытные, но очень быстро всему учатся, так что не задирай носа. Впрочем, насчет помощников - это я поспешил. Какие они, нафиг, помощники? Так - подготовишки, заготовки, сырье. Ты нужнее, ты, вроде, подходишь, но придется поднапрячься, чтобы оправдать доверие.
И ни к селу, ни к городу хохотнул. В итоге получилось несерьезно.
- Как-то вы поаккуратнее бы, могут и услышать, - пробормотал Черемушкин, которому почему-то очень неудобно было сидеть в кресле, будто на разъезжающейся поленнице сидел, бугристо, всё ходуном ходит, того и гляди загремишь.
- Что такое гипноз знаешь? - усмехнулся "Семендяев", не спуская с него глаз. - Учили вас этому в университете?
- Какая разница: учили - не учили? - сказал Черемушкин.
- Кто может услышать, Вася? Ты о ком?
Тут Черемушкина отпустило, он оторвал от удава "Семендяева" глаза и увидел, что тот прав. Дергунов на своем стуле и двое амбалов застыли, как истуканы, в самых нелепых позах, вот только гипноз ли это?
- Короче, вводную я провел, чем очистил свою, хе-хе, душу, - в духе настоящего Семендяева сказал двойник. - Теперь я буду считать. При счете три ты, Вася, проснешься и этот разговор забудешь. Итак, раз, два, три…
Глава 6. Хлой Марасович
- Как ухо, Вася? - участливо спросил "Семендяев".
- Спасибо, ничего, - отозвался Черемушкин, ловя себя на мысли, что где-то когда-то это уже было - и чудесно помолодевший Семендяев, и громоздкий, жутко неудобный стул, и этот участливый вопрос.
- Вот и славно, - сказал "Семендяев". - На всё про всё у нас пять мину. Вот вам, перво-наперво, по аусвайсу, чтоб не прятаться по кустам. А вот ваша сумка. Или не ваша?
- Наша, наша, - наперебой сказали Черемушкин с Дергуновым.
На улице их в потрепанной зеленой колымаге, чем-то напоминающей Оку, ожидал Менанж.
- А где второй? - заикнулся было Дергунов, но верзила заорал, что нечего тут, ишь умный нашелся, понаехали, шпендрики ушастые, права качают, щас мигом в лоб, каждая секунда дорога, и Лёшка живо юркнул на заднее сиденье.
Черемушкин уселся рядом с ним, но машина не тронулась с места. Шоферюга повертел головой, посвистел фальшиво, затем вышел, попинал колеса, сел на свое место, сдвинул кепку на затылок. Впрочем, нет, не сдвинул, не получилось, лишь обозначил жест. Что она, кепка эта, приклеена, что ли?
Тут из подъезда появился Фазаролли с голубой захватанной папкой, деловой такой, умостился справа от своего приятеля, прогундосил: "Ехай давай", - одним словом - ба-альшой начальник.
Надо сказать, улица здесь была пошире, чем на окраине, дома повыше, поизящнее, "Семендяевский", к примеру, был десятижэтажный, желтого цвета, с башенками на крыше, настоящая "сталинка". Людей, правда, тоже было негусто и почему-то передвигались они не хаотично, а дружными толпами. Шли и болтали кто во что горазд. Но иные топали строем, под команду командира в штатском, и сами, между прочим, в штатском. Точно репетировали.
"Ока", пыля, промчалась пару кварталов, свернула налево, поколесила по кривому тряскому переулку, затем вновь вывернула на прежнюю трассу.
- Ты это, - сказал "начальник" Менанжу. - Бензину навалом?
- Навалом, - ответил Менанж. - Чего молчишь, умник? Говори, куда ехать-то.
- Ах, да, ты же не в курсе. Зомбера 31.
- Я и говорю - умник, - процедил Менанж. - Это ж в другую сторону. Дам вот щас по ушам-то, чтоб не умничал.
Фазаролли приподнял кепку и поскреб макушку. Голова его под кепкой была абсолютно без волос, с розовой, как у младенца кожей, нежной, гладенькой, будто присыпанной тальком. А ниже линии, отмеченной кепкой, что любопытно, торчали коротко стриженые волосы. Казалось, что вместе с кепкой "начальник" отодрал часть прически. Дергунов, который тоже всё видел, судорожно заглотал.
- Эй, эй, - одернул его Черемушкин. - Не вздумай.
- Глянь-ка, получилось почесаться-то, - по-детски обрадовался Фазаролли. - Прогресс, однако.
- Эволюция, туды её, - изрек Менанж. - Разворачиваемся!
И, лихо развернувшись, помчал в обратном направлении.
Чем ближе к окраине, тем мельче, обшарпаннее, грязнее был этот странный город, плавившийся в струящемся мареве полуденного пекла. Через три минуты "Ока" остановилась у крайнего подъезда стандартной пятиэтажки, Фазаролли передал Черемушкину голубую папку и сказал: "Третья квартира".
- И всё? - выдержав внушительную паузу, спросил Черемушкин.
- А чё ещё-то? - вяло сказал Фазаролли. - Ну, Берц. Ну, Хлой Марасович. Ты и сам знаешь.
- А что с папкой делать?
- Так отдашь, чудила, - сказал Фазаролли, а Менанж, отчего-то разъярившись, заорал:
- А ну, вылазь, сволочи. Развели тут детский сад. Ещё агенты называются.
Черемушкин с Дергуновым выскочили из машины, и Менанж немедленно дал по газам.
- Типа отпустили? - озираясь, спросил Дергунов. - Может, того? Не рисковать?
- Квартира номер три, - твердо заявил Черемушкин.
- Может, всё-таки рванем когти?
- Ну, как ты излагаешь? - укоризненно сказал Черемушкин. - А ещё журналист. Пошли.