Все это время Лео внимательно и даже как-то снисходительно следил за мной, не делая впрочем, ни малейшей попытки вырвать лапу. Он спокойно наблюдал за моими усилиями, смотрел на меня все понимающими умными глазами. И только когда я основательно вспотел, Лео осторожно забрал у меня свою лапу, немного отстранился, основательно сел на зад, поднял пред собой обе передние лапы, немного неестественно согнул их..., и я ахнул, пораженный - вместо когтей из лап на меня грозно сверкнули по четыре голубоватых лезвия. И даже издали было видно, какой они немыслимой остроты и мощи. Голубой металл светился на кромках и кажется даже испускал дым. Лео слегка повел лапами, и воздух прорезали голубые молнии. Лапы двигались быстро, воздух закипал и пел между ними.
Так же быстро, как и начавшись, страшный танец прекратился, лапы остановились. Лео замер, когда я, приблизившись, осторожно начал осматривать его оружие. Я даже не был поражен, я просто принимал на веру тот факт, что собака эта была явно не собакой, и я даже не знал чем или кем она была, потому что на всей Земле не существовало таких лезвий. Их и лезвиями то назвать было нельзя - это был сгусток какого-то вещества, нечто среднее между острейшим и прочнейшим металлом и лучом лазера. С тонких их краев истекало голубоватое пламя, воздух действительно слегка вскипал и дымился над ними.
Уже потом, гораздо позже, Лео показал мне свое оружие, как впрочем, я узнал много позднее, не единственное, в действии. Гуляя с ним в близлежащем лесу, мы наткнулись на ствол дерева, поваленного ночной бурей и перегородившего привычную тропу нашего утреннего маршрута (мы по утрам оба с удовольствием бегали), и я было направился в обход дерева. Но Лео сзади предостерегающе взлайнул, я оглянулся. И вот тут-то я в первый раз и увидел, как действуют его когти-молнии.
Лео подошел поближе к дереву и, почти не останавливаясь, на ходу, как-то даже немного небрежно взмахнул передней лапой. Голубоватые молнии прочертили в воздухе сложную кривую, и дерево раскатилось в месте удара на совершенно ровные гладкие диски. Лео приглашающе взглянул на меня, я подошел поближе, взял в руки один такой диск и внимательно рассмотрел его: место среза было идеально ровное, весь он представлял собой совершенно гладкую поверхность. Я даже понюхал его, но дерево не пахло гарью, а значит не было никакого действия огня, на действие лазера тоже было совершенно не похоже, я видел срезы сделанные им. Похоже, что здесь поработала энергия более высокого порядка, чем та, которая известна человечеству.
Так кто же ты, Лео?
ЧТО МОЖЕТ БЫТЬ ЛУЧШЕ ПЛОХОЙ ПОГОДЫ
Моя новая жизнь с Лео резко отличалась от моей сонной и размеренной прежней жизни. Я познакомился с массой новых людей и все благодаря моему зверю. Оказывается половина Парижа гуляет с собаками. Раньше я совсем не замечал этих людей: почти вся моя жизнь проходила или на работе, или дома, или в машине. Вечно приходилось спешить, очень редко можно было остановиться, взглянуть по сторонам, подумать о чем-то отвлеченном - ежедневные проблемы все собой заслоняли. С появлением Лео все круто изменилось. Я стал более часто бывать на улицах города и с большим удивлением узнал о существовании огромного мира прекрасных парков, милых небольших скверов, этих удивительных оазисов, чудом существующих в самом городе, и которых я раньше никогда не замечал.
В вечерние часы я любил не спеша бродить со своим мохнатым другом по узким, покрытым выщербленным старым камнем, улицам древнего города, вдыхать аромат старины, которым был пропитан каждый камень его мостовой, каждый валун в огромных, поросших мхом, старых стенах. Особенно нам было хорошо в дождливые ненастные дни, когда толпы туристов предпочитали сидеть в тепле за стаканом вина. А вокруг висела густая пелена тумана, воздух был густым и влажным, и солнце словно бы умерло навсегда.
Мы были предоставлены сами себе, редко нам попадался в этом районе спешащий человек: ведь здесь, в старом районе города, практически не было жилых домов, а только магазины, сувенирные лавки и небольшие кабачки. Торопливой бесплотной тенью мелькал он перед нами, спеша укрыться от непогоды.
Конечно, была и отрицательная сторона таких путешествий: Лео приходил домой мокрый и грязный, и мне приходилось отмывать его в ванне, да и сам я забрызгивался почти до спины. Но это были все мелочи, с которыми можно было мириться ради наших вечерних путешествий.
Расплывались тогда в густом тумане квадратные башни собора Нотр-Дам, возникали и пропадали арки старинных мостов на Сене и лишь угадывались готические шпили старинных соборов на берегах реки - все тонуло в сером тумане, даже неожиданный одинокий звон колокола, проплывающего по реке судна. И мне казалось, что я переношусь в совершенно другую эпоху. Закрыв глаза можно было услышать ржание лошадей, стук их копыт по неровной мостовой, звон шпаг, задиристую брань дерущихся, перестук колес проносящейся на большой скорости кареты, где за шелковыми занавесками угадывался силуэт прекрасной дамы. А иногда из дождливого тумана проступала фигура человека, тащившего за собой на тонкой цепочке розового омара. Он что-то бормотал про себя, пошатываясь пьяной походкой, проходил совсем рядом, так близко, что я чувствовал запах ароматного вина, которым он был пропитан, и слышал, как он бормочет стихи на странном французском. И тогда уже совсем нельзя было понять грезы это или явь, где и когда я нахожусь, звуки замирали, и я словно проваливался в какую-то временную яму, из которой меня резко вырывал близкий гудок автомобиля или громкий смех заблудившихся туристов.
A иногда наш поход заканчивался в каком-нибудь полупустом в это время кабачке, где я заказывал стаканчик джина "Гордон" и сидел, потихоньку потягивая ароматный можжевеловый напиток, предаваясь грезам о прошлом и настоящем, о моих снах, о Паоле, золотой моей Паоле и о удивительном друге, прикорнувшем у моей левой ноги.
Таких вечеров было немного, но я любил их. После их непонятной щемящей грусти я чувствовал себя обновленным, бодрым, заряженным на действие, они снимали с меня усталость и напряженность текущих дней.
Правда, в последнее время мне стало казаться, что таким нашим прогулкам скоро придет конец. Я не мог объяснить это чувство, но был совершенно в этом уверен.
И скоро я убедился в справедливости своих предчувствий.
Мы с Лео гуляли как обычно вечером в близлежащем сквере, и внезапно совершенно неожиданно я почувствовал прикосновение чего-то темного, мрачного, невообразимо далекого, могучего и грозного. Жуткое ощущение огромного расстояния, бездны пространства и времени пронзило меня. Замолчали птицы, мне показалось, что даже перестали шелестеть листья на деревьях, пропали звуки, запахи. Накатила дурнота, стала исчезать и окружающая действительность, все окуталось багровым туманом, и хотя глаза мои оставались открытыми, я не видел ничего кроме клубящегося ало-багрового тумана.
Также внезапно, как и возникла, дурнота пропала, возвратились звуки и краски окружающего мира, и вот только в сердце остались боль и совершенно беспричинный страх от чужого прикосновения. Словно кто-то безгранично могущественный и злой приоткрыл на минутку дверцу, внимательно посмотрел на меня и тут же захлопнул, оставив у меня ощущение своего безграничного превосходства и огромной, злой мощи.
Я посмотрел на Лео и был поражен его видом: вся шерсть его от кончика хвоста и до ушей стояла дыбом, глаза налились кровью, пасть белела оскалом клыков. Это жуткое прикосновение почувствовал и он, хотя окружающие нас люди в парке по-прежнему спокойно занимались своими делами. Значит, это необычное посещение коснулось только нас с ним. И предназначено оно было для нас, а вернее для меня.
Кто-то проверял меня, внимательно приглядывался ко мне, оценивал.
В этот день мы больше не гуляли. Всю обратную дорогу домой я пытался понять, кто или что это было. Я смотрел на Лео, спрашивал у него, но что могла ответить на это мне моя собака? А ведь он наверняка знал, что это такое, ведь недаром он, как и я, почувствовал это чужое присутствие. "Эх, Лео, если бы ты мог говорить, как много интересного мог бы ты рассказать мне".
С этого дня мое хорошее настроение покинуло меня. Не знаю, что это было: магия или еще что-то, но, как в сказке о Снежной Королеве, ледяная игла тревоги, посланная из ниоткуда, поселилась в моем сердце.
И предчувствия мои начали осуществляться со скоростью, пугающей самого меня.
На следующий день в том же парке совершенно неожиданно ко мне подошли два обыкновенно одетых парня и нагло посередине белого дня попытались избить меня, причем причин для этого у них не было никаких. И если бы не помощь Лео, неожиданно выскочившего из-за кустов и пустившего в ход клыки, мне пришлось бы плохо. Боец из меня никакой, вся моя наука боя состояла из стычек в колледже, после которых самой страшной моей раной была разбитая губа. Страшно подумать, что со мной могли сотворить эти лихие ребята.
После этого события понеслись буквально вскачь. Каждый день приносил свой урожай всяких напастей, многие из них были мелкие, и оставляли после себя только чувство досадного недоумения: неожиданно часто по ночам стал звонить телефон, а когда я сонный поднимал трубку, на той стороне провода не было слышно ни звука; меня перестали слушаться вещи, в самое неподходящее время буквально выскальзывали из рук, норовя побольнее зацепить; какие-то нелепые ссоры на работе и улице и еще кое-что, что в буквальном смысле "попортило мне шкуру".
В один из пасмурных дней мы с Лео ехали на работу. Без него я теперь и шагу не делал - с одной стороны мы уже здорово привязались друг к другу, а с другой стороны - стоило мне было начать собираться куда-либо, как Лео поднимался и ложился поперек дверей, и столько в позе его было спокойной решимости, что я безоговорочно принимал такое положение вещей.