В отделениях за конюшней пегасов нас заинтересовал один крылатый огнедышащий дракон. Он был такой огромный, что походил скорее на кита, чем на дракона. Он лежал, пламенно-рыжий, в толстенной броне, из ноздрей клубился дым, а когда он выдыхал пламя, проносился гул. Полуприкрыв тяжелыми веками зеленые глаза, крылатое чудовище надменно посматривало на нас. Казалось невероятным, что эта махина может парить в воздухе.
- У него корона! - воскликнула Мэри.
- Разрядник! - с гордостью объявил Лусин. - Испепеляет молниями. Хорош, а?
На голове дракона и вправду возвышалась корона - три золоченых рога. С рогов срывались искры, красноватое сияние озаряло голову чудища. На молнии, испепеляющие врага, искорки похожи не были.
- Проверь! - сказал Лусин. - Кинь камень. Или другое.
- А почему сам не кидаешь камней? Твое создание, ты и проверяй.
- Жалко, - признался он, улыбаясь. - Не могу.
На прибранной Оре найти камешек не просто. Я метнул в дракона карманный нож. Дракон рывком повернул голову, глаза остро блеснули, туловище хищно изогнулось, а молния, вырвавшаяся с короны, ударила в ножик, когда тот еще летел, - ножик бурно вспыхнул, превращаясь в плазму. И тотчас же вторая молния, еще мощней, разрядилась прямо мне в грудь. Если бы жители Оры не защищались индивидуальными полями, все мы безусловно были бы ослеплены вспышкой, а сам я так же безусловно разлетелся бы плазменным облачком.
- Может сразу три молнии, - восторженно пояснил Лусин. - По трем направлениям. Имя - Громовержец.
- Не хотел бы я схватиться с Громовержцем в воздухе, - сказал потрясенный ангел.
Мне кажется, что Труб не так испугался, как позавидовал Громовержцу: ангелы возятся с приборами, изготовленными людьми, а дракон производит электричество самостоятельно.
Дракон успокаивался - приподнявшееся тело опадало, над короной плясали синеватые огни Эльма, тяжелые веки прикрывали потухавшие зеленые глаза.
- Громовержец так громовержец, - сказал я. - Существо эффектное. Но зачем нам в Персее Громовержцы с пегасами?
- Пригодятся, Эли.
Я тогда и понятия не имел, как жестоко Лусин будет прав!
Мы с Мэри вышли наружу, оставив Лусина с его созданиями и Трубом. Был вечер, искусственное солнце погасало.
- Одни! - воскликнул я. - На Оре - и одни, Мэри!
Мэри упрекнула меня:
- До сих пор ты больше стремился к своим друзьям, чем к одиночеству со мной.
Я рассмеялся. Нигде мне не бывает так хорошо, как на Оре!
- Ты, кажется, приревновала меня к Лусину и Трубу? Пойдем, я покажу тебе Ору.
Мы долго гуляли по проспектам планеты, заходили в опустевшие звездные гостиницы. Я рассказывал Мэри, как познакомился с альтаирцами, вегажителями, ангелами. Прошедшее нахлынуло на меня, призраки, живые, как во плоти, двигались рядом. Я вспомнил и об Андре. Здесь он совершал великие открытия, а я зубоскалил, придирался к мелким ошибкам. Пока он жил среди нас, мы недооценивали его, я больше других был этим грешен.
Внезапно я увидел слезы в глазах Мэри.
- Я чем-то расстроил тебя?
Она быстро взглянула на меня и спросила почти враждебно:
- Ты не замечаешь во мне перемен?
- Каких?
- Разных… Ты не находишь, что я подурнела?
Я смотрел на нее во все глаза. Она никогда еще не была так красива. Она отвернулась, когда я сказал ей об этом, долго молчала. Погасшее было солнце разгорелось в луну - на Оре по графику было полнолуние.
- Ты странный человек, Эли, - заговорила она потом. - Почему, собственно, ты в меня влюбился?
- Это-то просто. Ты - Мэри. Единственная и неповторимая.
- Каждый человек единствен и неповторим, двойников нет. Ты по-настоящему любишь только двоих в мире. У тебя дрожит голос и блестят глаза, когда ты вспоминаешь их.
- Ты говоришь об Андре?
- И о Фиоле!
- Не надо, Мэри! - я взял ее под руку. Она отстранилась. Я попытался обратить размолвку в шутку. - Они очень мне близки, Андре и Фиола, правильно, я волнуюсь, когда говорю о них. Но если бы мы с тобой были в разлуке, как бы я волновался, вспоминая о тебе! Я вот сейчас подумал, что мы могли бы очутиться врозь, и у меня задрожали коленки.
- Но голос у тебя не дрожит, - возразила она печально. - Ты говоришь о дрожи в коленках очень спокойным голосом, Эли. Ладно, тебе пора к Вере. Обещай отнестись серьезно к тому, что она сообщит.
- Ты знаешь, о чем она собирается говорить?
- Вера скажет об этом лучше, чем я.
- Везде загадки! Ромеро грозит неожиданностями, Вера может беседовать только наедине, ты тоже на что-то намекаешь. Сказала бы уж прямо!
- Вера скажет, - повторила Мэри.
3
- Ты, конечно, удивлен, что наша беседа наедине, - так начала Вера. - Дело в том что речь пойдет о личностях. По решению Большого Совета я должна посоветоваться с тобой, кого назначим адмиралом нашего флота. Требования к адмиралу иные, чем к командирам кораблей и даже эскадр.
Я пожал плечом:
- Я раньше должен услышать, что это за требования.
- Во-первых, общечеловеческие - смелость, решительность, твердость, целеустремленность, быстрота соображения… Надеюсь, не нужно подробней? Во-вторых, специальные - умение командовать кораблем и людьми, хорошая ориентировка в галактических просторах, понимание противника и его приемов борьбы. И, наконец, особенные качества - широкий ум, острота мысли, ощущение нового, а также живое, доброе, отзывчивое сердце, глубокое понимание наших исторических задач… Ибо этот человек, наш адмирал, будет верховным представителем человечества перед лицом пока малознакомых, но, несомненно, древних и мощных галактических цивилизаций.
Я расхохотался.
- Ты нарисовала образ не человека, а божества. Сусальный лик, а не лицо. К несчастью, люди не боги.
- Нужен лишь такой человек. Никому другому люди не могут вручить верховное командование.
Мы стали перебирать кандидатуры. Ни Ольга, ни Леонид, ни Осима, ни Аллан не подходили, это было ясно. Я упомянул Веру, она отвела себя. Я сказал, что, если бы Андре не был в плену, он всех лучше бы подошел. Вера отвела и его: она считала, что у Андре ум остер, но не широк.
Я рассердился: эта игра в кандидатуры начала мне надоедать. Мне все равно, кто будет мною командовать. Пусть обратятся к Большой - бесстрастная машина даст точный ответ.
- Мы обращались к Большой.
- Что-то не слыхал.
- Это держалось в секрете. Мы предложили машине проверить правильность нашей кандидатуры, принятой единогласно Большим Советом. Машина подтвердила наш выбор.
Я был уязвлен, и даже очень. Что-что, а решение Большого Совета от меня могли не таить, кое-что и я смыслю в делах Персея.
Я спросил сухо:
- Кто же этот удивительный человек, так совершенно наделенный прописными достоинствами, что вы единогласно прочите его в свои руководители?
Она сказала спокойно:
- Этот человек - ты, Эли.
Я был так ошеломлен, что даже не возмутился. Потом я стал доказывать, что их решение - вздор, ералаш, чепуха, ерунда, нелепость и недомыслие, она может выбирать любое из этих определений. Себя-то я знаю отлично. Ни с какой стороны я не вписываюсь в нарисованный ею силуэт идеального политика и удачливого военачальника. Она заранее подготовилась к спору. Мои аргументы отскакивали от нее, как горох от стены.
- Ты, кажется, вообще отрицаешь какие-либо достоинства у себя?
- Кое-какие хорошие человеческие недостатки у меня есть.
- Не очень основательно, хотя и хлестко, Эли.
- Уж каков есть.
- Я выслушала тебя внимательно, но не услышала ничего дельного, - объявила Вера. - Если ты будешь упорствовать, твое сопротивление вызовет недоумение и обиду. Зачем оскорблять поверивших в тебя?
Подавленный, я молчал. Как и в детстве, когда она меня распекала, я не находил сейчас защиты от ее настояний. Но и радости не было. Я припомнил, как возмутился спокойствию Ольги, когда ее назначили командующей эскадрой. Былая наивность основательно повыветрилась из меня - я не ликовал, а страшился огромной ответственности.
- И долго ты собираешься так молчать? - иронически спросила Вера.
- Рассмотрим еще разок другие кандидатуры, Вера.
- Большой Совет рассматривал их. Государственная машина придирчиво исследовала каждого человека на годность в командующие. Капитаны кораблей пришли в восторг, узнав о решении Большого Совета. Тебе мало этого?
Я понял, что выхода мне не оставили.
- Согласен, - сказал я.
Она хладнокровно кивнула головой. Иного она и не ждала.
- Теперь сообщу о других назначениях. У тебя будут два заместителя и три помощника. Заместитель по государственным делам - я. Заместитель по астронавигации - Аллан Круз. Помощники, командующие тремя отдельными эскадрами, - Леонид, Осима и Ольга. Возражений нет?
- Нет, конечно.
- Еще один пункт. Ты когда-то был моим секретарем, правда, не очень удачным. Теперь тебе самому нужно иметь секретаря. В секретари предлагают…
- Надеюсь, не тебя! - сказал я с испугом.
- Я твой заместитель, а это выше, чем секретарь.
- Извини, я не силен в рангах. Так кого определяют мне в секретари?
- Павла Ромеро. На него возложены также функции историографа похода. Но если ты возражаешь, мы подберем другого.
Я задумался. Взаимоотношения с Павлом были слишком сложны, чтобы ответить простым "да" или "нет". Я не знал другого человека, столь резко отличавшегося от меня самого. Но, может быть, несхожесть характеров и требовалась для удачной совместной работы?
Вера спокойно, слишком спокойно, ожидала моего решения. Я улыбнулся. Я видел ее насквозь.