Мысли текли уже вполне спокойно. Дыхание выровнялось. Чего беспокоиться - всё обошлось. Она расскажет Риночке, где тетрадь, и вместе они сходят в сто девятую квартиру и попросят ключ от почтового ящика. Потом Аллочка расскажет Риночке всё, что знает, чтобы девочка понимала, что может произойти в её жизни и как тогда следует поступать. По крайней мере - не бояться. А то ведь девочка может испугаться до смерти. Вон как Аллочка перепугалась…
Конечно, лучше было бы, если б сама Варенька рассказала всё внучке. Но вот, увы, не успела. Умерла неожиданно во сне. Хотя могла бы поведать всю эту странную родовую историю дочери Светлине. Ну надо же было так исковеркать имя - не Светлана, а Светлина! Впрочем, в отношении имён Варенька всегда отличалась странностями. Дочку назвала Светлиной, хоть и звала всегда Веткой, а внучку - Риной. Аллочка так и не поняла, от какого имени образовано это уменьшительное - то ли от Ирины, то ли от Екатерины. В общем, странное семейство! С фамильными тайнами, старинными историями. Впрочем, это не Аллочкино дело. Её дело - передать тетрадь. Жаль, что Варенька не захотела сама всё рассказать своей Светлине. Тогда Аллочке не пришлось бы ни свет ни заря тащиться на другой конец просыпающегося города. Хотя Аллочка понимала, отчего Варенька не захотела этого сделать. Вета же шебутная - у неё одни парни на уме да путешествия всякие. Сексистка-экстремалка! Точно Варенька определила дочку: "У Ветки шило и одном месте!" Действительно, уже в двадцать лет Светлина выскочила замуж за такого же экстремала, а в двадцать один родила Риночку. Сидеть с ребёнком не стала, а сплавила Вареньке. А через три года вообще развелась, видно, и экстремал надоел.
В общем, как сетовала Варенька, дочура её так и осталась девочкой-переростком. Одни гулянки по жизни на уме. И чем старше становилась, тем чаще вела себя, как ведут только в юности. Вот и сейчас укатила с очередным, прости господи, любовником встречать Рождество в Злату Прагу. Благо деньжата у неё водились, она слыла отличным переводчиком-синхронистом, работая на разных презентациях.
Ну разве такой можно было доверять семейные тайны?!
Аллочка покачала головой - это уж точно не её дело. Конечно, неправильно уезжать, когда со дня похорон Вареньки прошло всего-то месяц. Да и оставлять дочку одну в пустой квартире тоже нехорошо. Может, пригласить Риночку к себе? Человек не должен справлять Новый год в одиночестве…
Мысли остановились, и старушка очнулась. Сколько же времени она едет в лифте, раз сумела так много повспоминать и передумать?! Аллочка поглядела на часы. Ого! Да она застряла. Хотя лифт-то всё едет… Но ведь он едет уже пятнадцать минут. Ну и ну! Что делается со временем - оно куда-то исчезает. Вот вчера посмотрела очередную серию "Глухаря" (ах, какой там мальчик приятный, фамилию, конечно, не упомнишь, но зовут Максим!) - фильм идёт от силы два часа. Но выяснилось, что прошло три. Хотя, может, показывали две серии, а она не заметила? Или это у неё что-то старческое и она сама путается? Не может же время останавливаться, растягиваться и сжиматься. "Время же - вещь постоянная. Даже устойчивее материи. Можно изменить ландшафт, засеять поле, построить дома, но время изменить невозможно", - подумала Аллочка, и тут лифт остановился.
Двери раскрылись. И на выходящую Аллочку надвинулось что-то чёрное, страшное. Человек в чёрном балахоне протянул руку и острыми пальцами нажал на шею старушки. Та даже не охнула, а просто осела ему на руки. Чёрный подхватил её под руки и втащил обратно в лифт. Там быстро залез во внутренний карман шубы, чертыхнулся, ничего не обнаружив. Подумал: "Придётся взять в машину и там обыскать!"
Легко, словно невесомую, он приподнял грузную даму Аллочку и потащил к машине. Там, словно зверь, разорвал шубу и обыскал. Ничего! Никакого пакета, никакой тетради!
В гневе выскочил из машины и ворвался в подъезд. Прикинул - бабка стояла здесь, возле почтовых ящиков. Вот ящик квартиры, куда она направлялась. Чёрный рванул на себя дверцу. Та с грохотом вылетела из пазов. Дьявольщина - ящик пуст! Хотя, может, бабка с испуга ошиблась и сунула не туда? Вон справа и слева что-то лежит. С непонятно откуда взявшейся звериной силой человек покрутил все ящики рядом. Редкие в наше время письма вместе с грудой рекламных листовок полетели на пол. И в это время из-за двери квартиры первого этажа раздался скрипучий голос:
- Вот хулиганьё! Слышу, что ящики ломаете! Я уже и ДЭЗ и полицию вызвала. Щас будут!
Чёрный чертыхнулся. Будь прокляты все бабки на свете! Ещё одной не спится, не лежится, не терпится. Но придется уходить. А ну как и вправду кого вызвала? А тетрадка, может, ещё найдётся. Надо подетальней обыскать Аллу.
Придётся и одежонку с неё скинуть. Ну чистая мерзость!
Заводя машину, он решил, что отвезёт бабку к лавочке возле ворот парка. Там в такую рань да ещё зимой вряд ли кто есть. Зато остановка автобуса близко. Когда старуха очнётся, то сама туда добредёт. Подлетев к парку и убедившись, что никого кругом нет, он решил, что пора детально обшарить жертву, пока та не очнулась. Мужчина дотронулся до бабки, и вдруг липкий озноб прошил его позвоночник. Чёрт! Бабуся-то была мертва. Остановив машину, он пощупал пульс, потом приложил пальцы к шее. Да он же не собирался её убивать - только вырубить! Но бабка мертва!
Вот невезуха! Придётся тащиться в лес за город и сбросить её там. Конечно, бояться нечего - никто никогда не раскроет такого преступления, да и не найдут её. Но вот чертовщина: только взялся за дело - и уже труп!..
А в подъезде многоквартирного дома на окраине Москвы осторожно приоткрылась дверь квартиры на первом этаже. Зинаида Никитична, прозванная Общественницей за свою неуёмную страсть совать нос в чужие дела, называя это общественным долгом, выглянула из-за своей двери, по старинке обитой дерматином. Ничего угрожающего на площадке не обнаружилось, и Зинаида Никитична подошла к лестничному пролёту и поглядела вниз - в холл. Там было чистое бедствие. Весь пол усыпан рекламными бумажками и почтой, вывалившейся из целого пролёта сломанных почтовых ящиков. Точно, хулиган был. Хорошо, что у Зинаиды Никитичны отличный слух. Не спугни она хулиганьё, все бы ящики поломали.
Пенсионерка спустилась вниз. Не обращая внимания на свою старческую спину, собрала вывалившиеся бумажки и рассортировала. О какой спине думать, если общественный долг требует жертв? Ведь среди дрянной рекламки есть и настоящие письма. Хотя теперь их редко посылают. Но ведь кто-то всё-таки пишет. Вдруг что важное?
Пенсионерка сложила письма аккуратной стопочкой на столике, который жильцы притащили, чтобы оставлять там ненужную одежду и вещи - вдруг кому понадобится? Хорошее дело, одобрила тогда Зинаида. Не все же сыром в масле катаются, есть и простые люди, которым и ношеная одежонка пригодится. Вот теперь есть куда сложить письма, чтоб не потерялись. А уж ящики, конечно, придётся вешать новые. Но это не за счёт самих жильцов. Зинаида знает народные права - это работа ДЭЗа, или как он теперь называется… Она сама позвонит туда. Её, Общественницу, любой диспетчер побаивается. Придут и починят, как миленькие!
Зинаида Никитична поглядела на свой ящик. Слава богу, их секция висела на отшибе - на противоположной стене. Туда хулиганьё не добралось. Вовремя их Зинаида спугнула.
Пенсионерка подошла к своему ящику. Надо же, почту ещё не приносили, ведь всего-то шесть утра, а в прорезях ящика что-то белеется. Зинаида достала ключ, открыла ящик. В руки выпала рекламная бумажка, родственница тех, которые она только что, собрав с пола, не глядя выбросила в мусоропровод. А куда ещё девать рекламу? Но сейчас Зинаида всё-таки посмотрела на глянцевую страницу. "Красавица и Чудовище" - реклама нового фильма. И фото - парень стоит с цветком в руке. Цветок - не роза, но всё равно красивый. А уж сам парень - чисто картинка! Жаль только, что весь в чёрном. Пальто новомодное. Воротник поднят. Похож на героя Баталова из фильма "Москва слезам не верит". Тот тоже щеголял в модном плаще, только светло-коричневом. Но воротник так же был поднят, и полы разлетались. Красавчик!
Не стоит такого выкидывать в помойку. Лучше повесить на стенку в кухне и любоваться каждый день. За завтраком, обедом и ужином. При взгляде на эдакое чудо красоты покажется вкусной даже вечная вермишель, которую вынуждена чуть не каждый день есть пенсионерка. На другую-то еду за сорок лет работы в горячем цехе Зинаида Никитична, видать, не заработала…
Пенсионерка бережно расправила глянцевую рекламу и тут разглядела, что во тьме её ящика лежит ещё что-то, завёрнутое в тёмно-вишнёвый пакет с непонятной надписью "Л’Этуаль".
- Это что за зверь такой, чудище почтовое? - спросила себя Зинаида.
Развернула пакет. Там тетрадочка из тех старых, ещё советских времён, по две копейки в линеечку и по три в клеточку. Надо же! А в тетради - Зинаида пригляделась - почерк соседки покойной (упокой, Господь, её душу грешную!) Варвары. Это как же её тетрадка в ящике Зинаиды оказалась?
Пенсионерка напрягла зрение - хоть и получила она дальнозоркость, но видит ещё неплохо - и прочла "Для моей внучки Рины Каретниковой".
- Это ж как работает почта нынешняя - без марок принесли и просто в пакете! Жаль, квартирой ошиблись. Ну да ладно - передам утречком.
…Только передать, как надо было бы, не удалось. Едва Зинаида вернулась в свою квартиру, её схватил такой радикулит, что она аж застонала от боли. Понятно, сама виновата, дурёха! Не стоило ползать по полу, собирая разбросанную почту. Вот и расплачивайся теперь. Куда там идти на седьмой этаж, хоть и пользуясь лифтом! Зинаида, как улеглась на диван, так там и осталась. От боли ничего не хотелось - ни есть, ни пить. Потом кое-как поднялась, выпила таблетку ибупрофена. Боль утихла, и Зинаида Никитична заснула, не вспоминая ни про какую тетрадь в пакете "Л’Этуаль".