Но сам-то он был сыном лавочника, и у его родителей были соответствующие представления о месте, которое он должен занять в жизни. Четырнадцати лет Герберта отдали в мануфактурную лавку. Однако он оказался настолько бестолковым учеником, что скоро его вернули родителям. Тогда Сара Уэллс устроила его в аптеку. Это было самое высокое положение, на которое он, казалось бы, мог рассчитывать, и родители, вероятно, заранее гордились, представляя себе сына провизором. Но плата за обучение фармакопее оказалась слишком высока. Из аптеки его забрали.
К этому времени в жизни Уэллсов произошли новые перемены. Отец Герберта сломал ногу и не мог больше зарабатывать игрой в крикет. Мать вынуждена была снова пойти в услужение. Она вернулась в Ап Парк, – правда, теперь уже на положение домоправительницы. Но для щепетильно честной Сары Уэллс эта должность не оказалась хлебной. Словом, Герберту опять надо было искать место. И он опять очутился в мануфактурной торговле. На этот раз его не прогнали. Началось продвижение по службе. Год спустя он был уже младшим приказчиком. Но отвращение молодого Уэллса ко всем профессиям, которыми зарабатывали себе на хлеб многие поколения его предков, и его тяга к знаниям были так велики, что, когда у него появилась надежда занять место помощника учителя в Мидхерсте – том самом городке, где он был учеником в аптеке и заодно посещал грамматическую школу, – он попросту удрал из магазина.
Лето он прожил у матери. А потом сбылась самая радужная его мечта. Он стал человеком интеллигентной профессии – школьным учителем. Вернее, помощником учителя. Диплома у него, как легко понять, не было. Но это теперь был только вопрос времени. Он учился с утра до ночи…
Мануфактурная лавка, аптека, Ап Парк, провинциальная школа… Сделайся Уэллс ученым, как он мечтал, такое медленное и трудное продвижение к цели дало бы его сверстникам, получившим систематическое образование, преимущество перед ним. Но Уэллс в эти годы, сам не зная того, готовился стать писателем. Люди, которых он встречал, да и он сам, должны были стать его героями, мануфактурная лавка, аптека, Ап Парк и школа – местом действия. С приказчиком из мануфактурной лавки мы встретимся потом в романе "Киппс", аптека и Ап Парк – это место действия романа "Тоно Бенге", школа – романа "Любовь и мистер Люишем". В своей статье о Льве Толстом Уэллс писал, что для настоящей реалистической литературы необходимо, как воздух, знание всех мелких деталей жизни, ее подробностей. Этих подробностей Уэллсу было не занимать. Они открылись ему не как стороннему наблюдателю, а как посвященному. Он был причастен к быту лавки, аптеки, аристократического поместья, провинциальной школы, но с детства мечтал оттуда уйти и смотрел вокруг себя взглядом немного отчужденным. Он запечатлевал в памяти черты мира своего детства и юности, чтобы вспомнить потом о нем с грустью, с юмором, с раздражением – с раздражением, когда особенно живо припоминались примеры косности, ограниченности, мелочности интересов. Уэллс справедливо называл себя мелким буржуа, много писал о мещанстве, но он ведь не просто поднялся над своим классом. Он из него вырвался ценою борьбы с обстоятельствами и нелегкой внутренней борьбы. Те люди, которые окружали его в детстве, были не только его средой – это были его противники, хватавшие его незримыми руками, старавшиеся удержать при себе.
Впрочем, время теперь было не такое, чтобы Герберт добровольно пошел по стопам своих законопослушных предков. Его отец, человек непоседливый, любопытный, с душою бесшабашной и вольной, всю жизнь смирял себя. Он был очень своеобразной личностью, но считал это пороком. Теперь же, на пороге нового века, все рушилось, смещалось, старые понятия не вызывали былого уважения. Мало того, что Герберт сбежал из мануфактурной лавки. Его брат Фрэнк, которого совсем было удалось сделать "аршинником", потеряв старое место, не пожелал искать нового и пошел бродить по округе, зарабатывая себе пропитание починкой часов и находя неизъяснимое наслаждение в бесконечных беседах со встречными. Сын людей, мечтавших всю жизнь о респектабельности и твердом положении в обществе, сделался бродячим ремесленником – не по нужде, по своей воле! Чарлз Диккенс на старости лет жалел, что ему не удалось побродить по стране, занимаясь починкой часов или плетением стульев из лозняка. То, о чем мечталось прославленному писателю, четверть века спустя осуществил, сам того не зная, Фрэнк Уэллс – скромный мануфактурщик. Какой-то инстинкт бродяг и художников жил, видно, в семье Уэллсов и теперь прорвался наружу. И Герберт всю жизнь горячо любил своего брата – этого, с общепринятой точки зрения, неудачника, а по его мнению, человека, сумевшего осуществиться как личность. Много лет спустя Уэллс изобразил поступок Франка в повести "История мистера Полли". Сюжет он придумал. Характеры взял из жизни. Мистер Полли – это Фрэнк, миссис Полли, как уже говорилось, – Сара Уэллс.
Осуществиться как личность… Время делало это теперь мечтою многих, но не слишком помогало выполнить эту задачу. Викторианская эпоха (время правления королевы Виктории, с 1837 по 1901 год) создала необычайно определенные, прочные, всеохватывающие стандарты существования. Устойчивые формы жизни. Устойчивые формы мысли. Традиция и неподвижность во всем. Почитание давно ушедших времен. Недоверие к новому. Прогресс, но такой постепенный, преемственный, что он лишался революционизирующего влияния на человеческую мысль. Великие открытия и неусыпное старание не позволить им расшевелить умы. Так было десятилетиями. Такой открылась Англия людям того поколения, к которому принадлежал Уэллс. И многие из них не приняли эту Англию. Теперь люди почувствовали себя неуютно в обжитом и косном мире викторианского благополучия, но этот мир цепко держал их. Мещанин ненавидит не похожего на себя, а викторианский мир был от начала до конца мещанским. Мещанину не обязательно быть мелкий лавочником. В "высших сферах" мещанство было только самоувереннее, спокойнее за свое благополучие, тверже в исповедании своего символа веры. Вступить в противоречие с повседневным бытом викторианской Англии значило сделать первый шаг по дороге, ведущей к конфликту с ее социальным укладом. Такой путь проделал до Уэллса видный английский писатель и общественный деятель Уильям Моррис. Он начал с возмущения неэстетичностью и стандартностью быта и человеческих душ и пришел к социализму. Уэллс, который с молодых лет хорошо знал работы Морриса и не раз посещал его публичные лекции, соглашался с ним далеко не всегда и не во всем. Но он высоко его ценил и отдал ему дань уважения своей повестью "Чудесное посещение". Ангел в "Чудесном посещении" – это ангел искусства, освобождающего человека от оковывающих норм повседневности и приобщающего его к Человечеству.
Своим освобождением Герберт Уэллс был немало обязан искусству. Для него, как для Горького, книга была прорывом в большой мир – мир подлинных чувств, мир мысли, недоступной его среде. С юных лет он читал запоем. В доме Уэллсов книги почти не водились, не слишком увлекались чтением и обитатели Ап Парка. Книги там пылились на полках. Они остались от прежних, давно умерших владельцев поместья. Библиотеку собирали еще в XVIII веке. И если в чтении этого юноши из людской появилась какая-то система, то он обязан был этим подбору библиотеки Ап Парка. Он с жадностью поглощал произведения Свифта, Вольтера, Платона, Томаса Мора – просветителей, философов, утопистов.
Еще большим он был обязан науке. В мидхерстской школе Уэллс получил полную свободу в преподавании естествознания. Успехи молодого учителя оказались так велики, его ученики обнаружили такие хорошие знания на экзаменах в учебном округе, что ему предоставили право прослушать за казенный счет курс биологии в одном из колледжей Лондонского университета – так называемом Ройал Сайенс колледже. Это был тот самый колледж, где работал Чарлз Дарвин, умерший немногим более чем за год до того, как в стены его вступил Герберт Уэллс. Еще за несколько лет до смерти Дарвина его место на лекторской кафедре заступил другой крупнейший английский биолог, Томас Хаксли. Студенты старших курсов рассказывали, что иногда раздвигались портьеры на дверях лекционного зала и позади Хаксли незаметно появлялся Дарвин, решивший послушать своего любимого ученика.
Уэллс много раз описывал обстановку этого учебного заведения и царивший в нем дух яростной погони за знаниями. Состав студентов был самый разношерстный. Здесь учились дети людей, успевших уже прославить себя на научном поприще, и дети лавочников, сапожников, портных. Со студентами, учившимися на казенный счет, обращение было иное, нежели со своекоштными студентами. Каждого из получавших стипендию могли в два счета выгнать из колледжа, профессора, разговаривая с ними, не предлагали им сесть, но их было здесь большинство, они были среди своих. И они чувствовали, что занятия в колледже отвечают их жажде нового, их потребности осмыслить жизнь.