Я обожал эту синеглазую ведьму из морской пучины, и теперь понимаю: надо было все-таки уступить. Черт бы побрал мой независимый характер. Если бы мы с ней были нормальными людьми… Но мы не были нормальными людьми, вот в чем беда.
Ева, где бы ты ни была, я не скажу о тебе дурных слов. Надеюсь, ты счастлива с Джимом, или Беном, или как его там…
- Пей, - повторил я. - Попробуй с кока-колой.
Я осушил стакан коки, он - коки с двойной порцией "бакарди".
При этом он жаловался на скуку.
- Подбирается ко мне, проклятая, - вздыхал старик.
- Ну ладно, пора и на боковую, - сказал я.
- Пора так пора. Можешь ложиться на мою койку, мистер Хемингуэй.
- Спасибо, дружище.
- Я тебе показал, где одеяла?
- Да.
- Ну, тогда спокойной ночи, Эрни.
- Спокойной ночи, Билл. Завтрак за мной.
- Идет.
Зевая, он побрел прочь.
Я выждал полчаса и принялся за работу.
С его метеостанции можно было выйти непосредственно на Центральный. Я хотел сделать аккуратную вставочку в программу. На пробу.
Спустя некоторое время я понял: получилось! Теперь я могу поместить в Центральный любую информацию, и никто не поставит ее под сомнение!
В тот вечер я казался себе чуть ли не богом.
Ева, быть может, зря я не выбрал другой путь.
Утром я помог Биллу Меллингсу справиться с похмельем, и он ничего не заподозрил. Мне отрадно было сознавать, что у этого славного старика не возникнет неприятностей, даже если кто-нибудь мною заинтересуется. Потому что дядя Билла - сенатор в отставке.
А сам я теперь мог стать кем угодно. Мог запросто создать новую личность (год рождения, имя, сведения об образовании и т. д.) и занять приличествующее место в обществе. Для этого требовалось лишь включить передатчик на метеостанции и ввести в Центральный программу. Стоило ненадолго выйти в эфир - и можно было начинать жизнь в любой инкарнации. Ab initio.
Ева, я хотел быть с тобой! Как жаль, что этому не суждено было сбыться.
Думаю, правительство тоже знает этот трюк и время от времени им пользуется. Но у меня преимущество: правительству неведомо о существовании "независимого подрядчика".
Я знал многое из того, о чем не следует знать (даже больше, чем необходимо), хотя с уважением отношусь к "детекторам лжи" и "сывороткам правды". Дело в том, что свое подлинное имя я храню за семью замками. Известно ли вам, что полиграф Килера можно обмануть не менее чем семнадцатью способами? С середины двадцатого века его так и не усовершенствовали.
Лента вокруг грудной клетки и датчики потовыделения, присоединенные к подушечкам пальцев, могли бы дать чудесный эффект, но эти хитроумные устройства покуда никем не созданы. Возможно, именно сейчас над усовершенствованием "детектора лжи" бьются несколько институтов, хотя результатов пока что-то не видать. Я могу сконструировать такой "детектор", который никому на свете не удастся обмануть, - но сведения, добытые с его помощью, в суде по-прежнему будут цениться невысоко. Другое дело - психотропные вещества. Впрочем, они тоже не всемогущи. Например, патологический лжец способен не поддаться амиталу или пентоталу. Под силу это и человеку, невосприимчивому к наркотикам.
Но что такое "невосприимчивость к наркотикам"?
Вам когда-нибудь приходилось искать работу и проходить тестирование на уровень интеллекта и смекалку? Уверен - приходилось. Сейчас каждый с этим сталкивается (кстати, результаты всех тестов поступают в Центральный). Постепенно вы к этому привыкаете, приобретая качество, которое психологи называют "невосприимчивостью к тестам". То есть вы заранее знаете правильные ответы.
Да, именно так. Вы привыкаете давать ответы, которых от вас ожидают, и осваиваете некоторые приемы, позволяющие выиграть время. Вы утрачиваете страх перед тестами, сознавая, что можете предугадать все ходы противника. Невосприимчивость к наркотикам - явление того же рода. Если вы не боитесь "сыворотки правды" и если раньше вам приходилось испытывать на себе ее воздействие - вы ей не поддадитесь.
- Я задал вопрос. Отвечайте, черт побери!
Я всегда считал, что страх боли, подкрепляемый самой болью, неплохо развязывает язык. Теперь я решил испробовать это на практике.
Встав спозаранку, я приготовил завтрак. Налил стакан апельсинового сока и потряс старика за плечо.
- Что за черт…
- Завтрак, - сказал я. - Выпей.
Он осушил стакан. Потом мы отправились на кухню и сели за стол.
Глядя на меня поверх яичницы, он буркнул:
- Будет время - заглядывай ко мне. Слышь?
- Загляну, - пообещал я и с тех пор наведывался к нему несколько раз, потому что старик мне понравился. За беседой, длившейся все утро, мы осилили три кофейника.
Когда-то он служил врачом на флоте, и практики у него было хоть отбавляй (позднее он извлечет из меня несколько пуль и сохранит это в тайне). Кроме того, он был одним из первых астронавтов. А сейчас, по его словам, ему хотелось быть просто опустившимся старикашкой. Впоследствии я узнал, что лет за шесть до нашей встречи у него умерла от рака жена. Он бросил медицину и стал отшельником.
Мы с ним и сейчас дружим, но все-таки я не открываю ему, что он дал приют самозванцу, подделавшему свою родословную. Я мог бы рассказать ему все как на духу, ведь он из тех, на кого можно положиться. Но я не вправе взваливать на его плечи моральную ответственность за мои темные дела.
Так я стал человеком, которого нет. Хотя при этом у меня появилась возможность стать кем угодно. Сущий пустяк: составить программу и ввести ее в Центральный. Сложнее было другое: раздобыть средства к существованию.
Для этого требовалась работа. Причем такая, за которую хорошо платят. Я привык жить, как мне нравится, idest красиво. Это условие значительно сузило сектора поиска и вынудило меня отказаться от множества профессий, которые не противоречат закону. Но я мог обеспечить себя надежной легендой, устроившись на работу по любой специальности, которая не вызывала бы у меня скуки. В конце концов я так и поступил.
Я сообщил Центральному о своей безвременной кончине, и он покорно проглотил "липу". Поскольку родственников я не имел, мой переход в мир иной никому не причинил хлопот.
Все свое имущество я превратил в наличные и набил ими карманы. Затем я создал себе новую биографию. Выработал множество привычек, этаких причуд, свойственных каждому человеку.
Жил я на борту "Протея", стоявшего на якоре у побережья Нью-Джерси, под прикрытием островка. "Протея" тоже не существовало в природе.
Я трудился не покладая рук и преуспел, став одним из самых удачливых "солдат удачи" на свете.
Я серьезно занялся дзюдо. Как известно, есть три школы этой борьбы: кодокан - чисто японский стиль, будоквай и школа Французской федерации. Два последних стиля похожи на первый, но отличаются более жесткими подсечками, бросками и захватами. Создатели этих школ понимали, что "чистый" стиль был выработан для низкорослых бойцов, в нем главная роль отводится быстроте и точности движений. Поэтому они попытались приспособить базовую технику для рослых спортсменов, допустив применение силы в ущерб точности.
На мой взгляд, это весьма неплохо, потому что я человек рослый и крепкий. Правда, когда-нибудь, возможно, мне придется пожалеть о своей лени. Когда тебе за сорок, силы уходят с каждым годом. Но если ты занимался дзюдо в стиле кодокан, ты и в восемьдесят останешься мастером. Впрочем, быть может, я наберусь терпения и лет через двадцать снова обрету форму. Не такой уж я увалень - во Французской федерации я получил черный пояс.
В свободное от физических упражнений время я прошел курс владения отмычкой. Понадобился не один месяц, чтобы я научился отпирать самый простенький замок. Я и по сей день считаю, что лучше не трогать замок, а выбить дверь ногой, взять, что тебе нужно, и дать деру.
Видимо, я рожден не для того, чтобы стать профессиональным преступником. Криминальный талант дается не каждому.
Я изучал все, что, по моему мнению, могло пригодиться. Изучал и изучаю. И хоть я считаю себя специалистом только в одной науке - науке существования "в тени", - у меня широкая эрудиция.
К тому же я обладаю важным преимуществом перед всеми остальными людьми: меня нет.
Когда мои карманы опустели, я решил обратиться к Дону Уэлшу. Я знал, кто он такой, и надеялся, что он обо мне никогда ничего не узнает. Это решение определило мой modus vivendi.
С тех пор прошло более десяти лет, и за это время у меня не возникало претензий к Дону. Правда, пришлось-таки набраться опыта в обращении с отмычками, не говоря уже о наркотиках и "жучках". Но я не жалуюсь - работа есть работа.
Не знаю, всерьез они считали, что я блефую, или нет. Замечание о низком уровне жестокости наводило на мысль, что у них был доступ к моему досье в Центральном или к личному делу в сейфе капитана. А если они знакомы с моим личным делом, то наверняка заглядывали и в вахтенное расписание и знают, что скоро мне на вахту. А до Пробуждения остались считанные часы.
Будильник на тумбочке показывал без пяти шесть. В восемь мне предстояло заступить на вахту. Времени, чтобы добиться от гостей правдивых ответов, было в обрез.
Я ждал этой встречи целый месяц, и результат ее целиком зависел от того, удастся ли мне "расколоть" их за два часа.