- Закругляйся, дед, - сказал он. - Мы потратили на него уже полчаса. Се грядет скоро очередной пожиратель звигов. С таким же гордо воздетым носом.
- Да, верно, - согласился Михеев. - В общем, так, Кратов. Парень ты неплохой, и реакция у тебя действительно приличная. Гнать тебя из училища никто не станет. Со временем из тебя проклюнется приличный звездоход. А через три дня будет тебе и всему вашему курсу упомянутая мясорубка за номером один. Планета Аид - у нас там полигон. Родным и близким скажешь, что отправляешься в турпоход.
- Надолго? - спросил Костя, потихоньку оживая.
- На три месяца. Все едино связи с Землей у тебя никакой не будет. Да и с нами тоже. Ну, вытащить тебя из передряги мы всегда сумеем. Но Аид это настоящая планета, а не психомодель, вроде Ущелья Звигов.
- Тренировка на выживание? - обрадовался Костя.
- Примерно. Перед десантированием ты пройдешь гипноблокаду и забудешь о том, что рядом есть взрослые дяди, готовые в момент опасности взять тебя под мышки и вынуть из пищевода нехорошего хищника. После Аида тоже будет гипноблокада и даже ментокоррекция. Потому что многое из пережитого тебе полезно будет забыть.
- Могу я знать содержание тренировки?
- Перед подружкой пофорсить?! - грозно взревел Грачик и тут же расхохотался.
- В общих чертах, - сказал Михеев. - Вспомни Ущелье Звигов. Ты не видел опасности, не был готов к ней. То есть, разумеется, ты ожидал подвоха, но уделял внимание больше себе, чем звигам. От того, что ты помнил о нереальности испытания и, выходит, был неверно ориентирован. А еще от того, что чувства твои спали. У человека их немножко больше, чем пять. Но в обычной обстановке они дремлют, над ними царит сознание, интеллект. А после гипноблокады они в тебе проснутся. И, верится, больше никогда не уснут.
Выходя из комнаты, Костя нос к носу столкнулся с незнакомым юношей, бритоголовым, в темных очках и белой накидке. Собственно, они встречались на приемных испытаниях, но как-то не возникало повода сойтись поближе.
- Извините, - произнес бритоголовый, придержав отпрянувшего Костю за локоть. - Ну, как там?
- Ничего, - сказал Костя. - Впечатляюще.
"Ни пуха ни пера, пожиратель звигов", - подумал он и с легкой завистью поглядел тому на ноги. Бритоголовый был босиком.
3
На своем гравитре Костя дважды обогнул шпилеобразное здание Университета, заглядывая в окна сорок второго этажа. Встроенная система защиты временами взбрыкивала и отбрасывала машину прочь от серых каменных стен на безопасное расстояние. Ничего толком не рассмотрев, Костя швырнул гравитр к земле, по-над старчески редкими кронами деревьев, на лужайку, где студенты коротали свободное от занятий время.
На сей раз ему с ходу повезло.
Заслышав прерывистый посвист снижающегося гравитра, Юлия спокойно подняла голову от рябившего экрана видеала.
- Ты спятил, - сказала она убежденно.
- Угу, - радостно подтвердил Костя, вываливаясь из кабины на мураву к ее ногам.
- У меня совсем нет на тебя времени, - продолжала Юлия сердито. Через полчаса я иду беседовать с Шилохвостом.
- Ничего, я подожду, - сказал Костя. - Не век же ты с ним станешь секретничать. У меня в запасе целый день, вечер и, в общем-то, ночь. А он молодой, этот твой Винтокрыл?
- Что-нибудь стряслось? - строго спросила Юлия.
- Угу, - сказал Костя, забирая у нее видеал, в бешеном темпе менявший замысловатые цветные картинки. - Это что за фигня? Неужели сломался?
- Ты ничего не понимаешь, - сказала Юлия и потянула видеал к себе. Это метаморфные топограммы. А профессор Шилохвост - виднейший специалист по ним.
- Наверное, человечеству никак не обойтись без этих ваших… топоморфных метаграмм, - с сомнением произнес Костя.
- А ты думал!
- Юлька, я уезжаю! - наконец объявил Костя, улыбаясь во весь рот.
- Куда еще?.. Ах нет, так спрашивать нельзя, плохая примета. Надолго?
- В турпоход со всем курсом, на три месяца.
- НА СКОЛЬКО?!
- А что страшного-то?
- Вот прекрасно! - туча рыжего огня всколыхнулась вокруг головы девушки. - И что я должна буду делать одна все это время?
- Уж ты останешься одна, ждите, - хмыкнул Костя. - А профессор Дубонос?.. Учиться ты будешь! Хорошеть. И отдыхать от меня.
- Странные у вас турпоходы, - Юлия спихнула видеал с колен и придвинулась к порозовевшему от удовольствия Косте поближе. - Наверное, ты что-то скрываешь от меня. А тебе не стыдно обманывать?
- Да никого я не обманываю! - Костя отвел взгляд на мельтешившие топограммы. - Ну разве что чуть-чуть.
- А стыдно тебе тоже чуть-чуть?
- Нет, стыдно-то мне как раз на всю катушку…
- И часто у тебя предвидятся такие турпоходы?
- Подозреваю, что всю жизнь.
- Мне это не нравится, - сказала девушка решительно. - Ты хотя бы соображаешь, что за три месяца я могу не только отдохнуть от тебя, но и вовсе отвыкнуть? Примириться с тем, что тебя нет?!
- Не надо! - Костя замахал руками. - Отвыкать не надо. Я не хочу, чтобы ты от меня отвыкала!
Юлия резко отстранилась и одним движением оказалась на ногах, торопливо одергивая свой ярко-синий сарафан. Костя, ничего не понимая, тоже на всякий случай встал.
Мимо них неторопливо шествовал могучего вида черноволосый мужчина в просторном светлом костюме, больше напоминавшем пижаму. Замечательным в его облике было то, что борода, скрывавшая половину лица, отчего-то имела чисто-серебристый цвет. Создавалось впечатление, что странный этот человек ничего не видел вокруг себя, да и шел в общем-то не разбирая дороги.
Когда он поравнялся с молодыми людьми, Костя с удивлением отметил, что Юлия побледнела и едва ли не перестала дышать.
- Ты что? - спросил он шепотом.
- Это он, - одними губами, контрастно алыми на беломраморном лице, сказала Юлия. - Шилохвост. Он сейчас не здесь.
- А где же? - с неуклюжей иронией полюбопытствовал Костя.
- В своем мире. Он сконструировал собственный мир, наполнил его иными, чуждыми для нас топограммами. И путешествует по нему. Такой мир важно создать, а дальше он начинает жить самостоятельной жизнью и диктовать творцу собственные законы. Когда-нибудь Шилохвост погрузится в него настолько глубоко, что не сможет вернуться. Я тоже хочу туда, только заглянуть… одним глазком…
- Я не пущу тебя, - озадаченно сказал Костя.
- А мне и не дано, - с тоской произнесла девушка. - Ну, я пойду.
- Юлька! Подожди! Где мне тебя ждать?
- Ждать? - переспросила она рассеянно. - Ах да, день, вечер и ночь… Здесь. Часа через четыре. Или пять. В общем, жди…
- Ну вот, - Костя горестно вздохнул. - Встретились, называется.
Значит это - умри?
Только пришел я,
И уже прогоняешь.
Ах, уж не по силам мне жить,
Чувствую я…
Юлия не слушала его. Она уходила, неотрывно глядя в широкую спину блуждавшего среди своих топограмм профессора Шилохвоста. Не отставая от него ни на шаг и в то же время ни на шаг не сокращая разделявшего их расстояния. Казалось, и она тоже внезапно углубилась в какой-то свой мир. Быть может - не такой изощренно причудливый, но наверняка отличный от всего, что можно представить постороннему воображению. Возможно даже, обволакивающий это таинственное инобытие Шилохвоста, подобно тому, как тонкая кожура атмосферы укрывает собой прекрасный плод - живую твердь планеты…
Костя унес забытый девушкой видеал в тень своего гравитра. Некоторое время он следил за игрой топограмм на плоском экранчике. Потом, отчаявшись что-либо понять, переключился на мультяшки.
4
Ночью пошел дождь и похолодало. Прыглец перебрался поближе к основанию ветки и натянул на плечи сырую шкуру мохнача, которую повсюду таскал за собой. Теперь шкура особенно пригодилась, хотя ногам по-прежнему было зябко. Жирные ледяные капли насквозь пронизывали густую крону дерева, соскальзывали с листка на листок, не задерживаясь на шероховатостях ствола, падали Прыглецу на макушку и уже оттуда норовили просочиться под шкуру. Это был Плохой Дождь, хотя деревья любили его, и трава любила его и росла после него как очумелая.
Храпуница, которая стерегла Прыглеца внизу, кружила возле ствола. Петляла в резун-траве, но иззубренные листья не брали ее, ломались о свалявшуюся шерсть, до мяса не доставали. Изредка храпуница припадала на переднюю пару лап, уткнув многозубую пасть в землю, и принималась громко икать и храпеть от нетерпения и досады. Очень уж ей хотелось пожрать Прыглеца.
Здесь их желания совпадали: Прыглецу тоже хотелось пожрать храпуницу. Но для этого ему надо было дождаться восхода луны, потому что храпуница, завидя луну, совсем дурела, делалась неловкой и нечуткой. Становилась на задние лапы, сучила остальными в воздухе и храпела на мутный ущербный диск в просвете между ночными облаками, ничего не видя и не слыша вокруг себя. Тогда Прыглец мог бы слезть с дерева, подойти к храпунице и убить ее ударом в нежное место между пластинами панциря, утыканного длинной жесткой шерстью. А затем пожрать.
Но облака не расступались, и луна не светила храпунице. Тучи Плохого Дождя заволокли все небо. Где там пробиться луне?..
Медленные и злые мысли шевелились в голове Прыглеца: "Надо луну… пожрать храпуницу… плохой Плохой Дождь…" И это шевеление не давало ему уснуть. Во сне Прыглец мог отпуститься от ветки и упасть вниз - туда, где сердилась храпуница. А ей только того и надо. Она-то никогда не спит. И никто в этих местах никогда не спит. Ни один зверь, ни одна птица. Кроме Прыглеца, Ходуна и тех, кто в сухую погоду приходит к Реке с другого ее берега.