"Ягод нет! - с отвращением заявила Азука. - Вот этот паршивец их украл и спрятал. Вздуйте его, чтоб неповадно было!"
"Что такое? - женщина подошла ближе. - Ты ягоды принесла или нет?"
Капризно-обвинительным жестом девчонка передала ей почти пустую корзину: "Я же говорю - поганец их присвоил. Да еще хвастается, что отец его был музыкант - Дайстар какой-то".
"А почему нет? Музыканты не люди, что ли? Все мужики одинаковы - обрюхатил и смылся". Наградив Мура легким подзатыльником, она добавила: "Твоя матушка, видать, женщина аккуратная, записи ведет".
Мур осмелился выступить с робким вопросом: "Вы знали моего отца, Дайстара?"
Мать Азуки ткнула в сторону большим пальцем: "С расспросами приставай к старому чурбану - он знался с каждым пьяницей в Шанте, рвущим струны на потеху публике. Азука! Ты всю жизнь собираешься лясы точить, чучело ты чумазое? Никакого прока от тебя нет. Принеси прутьев, разведи огонь посильнее!" Женщина отошла, чтобы перемешать содержимое булькающего котла. Девчонка насмешливо задрала нос и скрылась за фургоном. Мур остался один. Никто его не замечал. В бродячей труппе каждый трудился с напряженным вниманием, будто выполнение повседневных обязанностей было важнейшей задачей жизни. Самым неторопливым и непринужденным казался старик на ступенях фургона, но даже он самозабвенно ковырял и вертел инструмент на коленях, воодушевленно поднимая локти, то и дело нагибаясь и прищуриваясь, чтобы оценить достигнутые результаты. Мур опасливо, шаг за шагом, подбирался к старику. Тот бросил на него холодный взгляд и принялся продевать струну в колок хитана с вычурно изогнутым грифом.
Мур наблюдал в почтительном молчании. Старик натягивал и поправлял струны, насвистывая мелодию сквозь зубы. Он уронил шило. Мур поднял откатившееся шило, подал старику, удостоился еще одного взгляда, подошел еще на шаг.
"Ну, что скажешь? - строго и вызывающе произнес старый музыкант, поднимая хитан. - Хорошо сработано?"
Поколебавшись, Мур сказал: "Выглядит неплохо. Но у нас в Башоне мало музыкальных инструментов. Хилиты предпочитают "прозрачную холодную тишину" - так они выражаются. Мой духовный отец, Оссо Хигаджу, не выносит даже чириканья стрекад".
Старик оторвался от работы: "Любопытное обстоятельство, нечего сказать. А ты? Тоже хилит?"
"Нет, еще нет. Я живу с матерью, Эатре, посреди Аллеи. Кажется, я не хочу быть хилитом. Не знаю".
"Почему нет? В храме легкая жизнь - дни проходят в "прозрачной холодной тишине", пока женщины делают всю работу".
Мур понимающе кивнул: "Так-то оно так... Но сначала я должен стать чистым отроком, а я не хочу уходить от матери. К тому же мой кровный отец был музыкантом. Его звали Дайстар".
"Дайстар... - старик натянул новую струну, слегка ущипнул. - Слыхал я о Дайстаре, был такой друидийн".
Мур подошел ближе: "Кто такой друидийн?"
"Друидийн не ездит с труппой, а бродит сам по себе с хитаном, таким вот, как этот. Иногда с гастенгом. Играя, умудряет других своей мудростью, наполняет их жизнь своей жизнью".
"Друидийн поет?"
"Ни в коем случае! Никакого пения. Поют менестрели и барды. По-нашему, пение - не музыка. Это другая статья. Хе-хе, представляю, что бы сказал Дайстар, если бы при нем пение назвали музыкой!"
"Дайстар - какой он человек?"
Старик неожиданно посмотрел Муру прямо в глаза. Мур слегка отпрянул. В голосе седого ворчуна появился призвук осуждения: "А зачем тебе знать? Ступай себе очищайся, постригайся!"
"Я часто думаю об отце, но не могу себе его представить".
"Да. Ну ладно, так и быть. Дайстар был человек высокий, сильный, нелюдимый. Играл страстно - все понимали, о чем он играл, сомнений не оставалось. Знаешь, как он умер?"
"Я не знал, что он умер".
"Такая вышла история. Однажды вечером он напился и пришел в ярость. Он играл на гастенге - играл так, что все слушавшие были потрясены. Говорят, не закончив, он выбежал на улицу, крича, что ошейник душит. Видели, как он пытался разорвать его. Может быть, ему это удалось, и он сам лишил себя головы - а может быть, не по душе пришлись его слова Человеку Без Лица. Кто знает? Только на следующее утро нашли его тело, а головы, полной чудесных мелодий, уже не было. Вот таким образом".
Старик раздраженно потянул себя за ошейник. Мур заметил цвета эмблемы - две вертикальные полоски, лиловая и розовая, означали отсутствие кантональной принадлежности, а горизонтальные, серую и коричневую, носили все музыканты. Личный код старика состоял из синей, темно-зеленой, темно-желтой, алой, второй синей и лиловой полосок. Мур потрогал свою шею, еще голую. Как он почувствует себя в ошейнике? Никто не привыкал к ошейнику сразу - люди месяцами, даже годами испытывали приступы страха, истерического удушья. Рассказывали, что "надевшие ярмо" иногда доходили до исступления, разрывали ошейник - и буквально теряли голову. Мур поджал губы. Без ошейников было нельзя, но порой ему хотелось навсегда остаться ребенком, жить с матерью в приятной просторной хижине где-нибудь подальше от Башона и ничего не знать об ошейниках и хилитах, о Человеке Без Лица и сумасшедших, теряющих голову.
Старик настроил хитан, набрал тоскливую последовательность аккордов. Мур завороженно наблюдал за проворными, точными движениями пальцев. Темп ускорился - появилась мелодия то в одном, то в другом голосе... Хитан вдруг замолчал - старик отложил его: "Под эту джигу танцуют в порту Барбадо, на юге кантона Энтерланд. Тебе нравится?"
"Очень".
Старик крякнул: "Возьми хитан. Завтра укради мне кусок хорошо выделанной кожи, принеси ведро ягод или просто пожелай счастливого пути - как хочешь, мне все равно".
"И то, и другое, и третье! - запрыгал от радости Мур. - Сделаю все, что скажете! А как я научусь играть?"
"Невелика наука. Главное прилежно заниматься, каждый день. Чтобы сменить тональность, наклоняй шейку грифа - она поворачивается, вот так. Основные аккорды выучить нетрудно. Смотри, схемы аккордов вырезаны на нижней деке. Как пользоваться аккордами? Это другое дело. Мастерство дается только длительным опытом, музыкальным и жизненным". Старик многозначительно поднял указательный палец: "Когда станешь знаменитым друидийном, помни, что первый хитан тебе подарил не кто иной, как Фельд Майджесто!"
Мур неловко взял инструмент: "Я не знаю мелодий. В Башоне не бывает никакой музыки".
"Сам сочиняй мелодии! - отрезал Фельд Майджесто. - Кроме того, смотри, чтобы духовный отец Оссо не слышал, как ты занимаешься. И не предлагай экклезиархам петь и плясать под музыку - узнаешь, почем фунт лиха!"
Мур бежал вприпрыжку из табора музыкантов - окрыленный. преображенный невероятным чудом, выпавшим на его долю.
Добравшись до обочины Аллеи, однако, он тут же пришел в себя и остановился, не выходя из-за деревьев. Нести хитан домой у всех на виду значило положить начало слухам. Рано или поздно слухи достигли бы ушей духовного отца Оссо. Оссо немедленно приказал бы уничтожить инструмент - как предмет, противоречащий аскетическому учению.
Мур вернулся в хижину матери замысловатым путем, прячась за рододендронами. Эатре не удивилась при виде хитана - Мур и не ожидал, что она удивится. Он рассказал ей обо всем, что случилось, и сообщил весть о смерти Дайстара. Эатре смотрела в сумеречную даль - солнца уже зашли, небо стало темно-лиловым: "Так ему и суждено было умереть. В конце концов могло быть гораздо хуже". Она прикоснулась к ошейнику, отвернулась и пошла готовить ужин для Мура. На этот раз она постаралась угодить сыну, как могла.
Несмотря на праздничный ужин, Мур расстроился: "Почему мы обязаны носить ошейники, везде и всегда? Разве люди не могут договориться и вести себя хорошо - так, чтобы их не нужно было наказывать?"
Эатре печально покачала головой: "Говорят, ошейник ненавидят только нарушители закона. Так это или нет, не могу сказать. Когда на меня надели ярмо, мне было душно, казалось, что внутри что-то сломалось, что со мной сделали что-то неправильное, противное природе. Наверное, и без ошейников можно как-нибудь жить - не знаю. Тебя скоро заберут хилиты. Какой бы путь ты ни выбрал в жизни, я тебе не помешаю. Благодарящий Саккарда проклинает Саккуме. Что тут посоветуешь? Кто я такая, чтобы давать советы?"
Заметив на лице Мура испуганное замешательство, Эатре сказала: "Ну хорошо, слушай. Я советую, прежде всего, проявлять находчивость. Преодолевай препятствия, не смиряйся с поражениями! Стремись к совершенству! Ты должен пытаться превзойти непревзойденных, даже если на это уйдет вся жизнь и в конце ее не будет удовлетворения!"
Мур критически повторил в уме сказанное: "Значит, я должен лучше всех знать обряды и священные тексты? Лучше, чем Шальрес? Лучше, чем толстый Нич, кода он станет чистым отроком? Значит, нужно превзойти всех хилитов и стать верховным экклезиархом?"
Эатре долго не отвечала: "Значит, так - ежели тебе не терпится быть экклезиархом".
Мур, умевший распознавать тончайшие интонации в голосе матери, медленно кивнул.
"А теперь пора спать, - сказала Эатре. - Будь осторожен, занимаясь на хитане! Приглуши струны сурдиной, не грохочи гремушкой. Иначе Оссо отправит меня в сыромятню раньше времени".