Мур отложил катехизис, находя его невыразимо скучным и бессмысленным. Он заметил надписи, выцарапанные на столе - десятки надписей. Имена, вырезанные в дереве, потемневшие, полустертые от времени - и недавние, еще выделявшиеся светлой желтизной древесины... Что это? "Шальрес Гаргамет"! У Мура душа ушла в пятки. Значит, сюда привели Шальреса. Как он умер? С ужасом озираясь, Мур медленно поднялся на ноги. Потайной ход? Он обошел камеру, ощупывая, рассматривая стены. Во влажном известняке не было заметных щелей.
Медленно вернувшись к столу, Мур встал под светильным шаром, дрожа, как от холодного ветра. Только теперь он осознал всю безысходность положения. Обряды повторного очищения обещали быть строже и мучительнее, чем в первый раз. Темный открытый выход приобрел огромную притягательную силу. Коридор вел наружу - Мур ничего не хотел больше, чем снова оказаться под открытым небом. Тот же коридор, однако, таил в себе угрозу страшного наказания. Мур вспомнил Шальреса - мертвого, изувеченного, плававшего лицом вниз в жиже отстойника сыромятни.
Отчаяние охватило Мура. Шар озарял неприязненно-равномерным светом жалкие каракули на столе. Оставалось только покориться.
Прошло время, больше часа. Мур безразлично зубрил вслух тексты из катехизиса - вопросы ни о чем, ответы, ничего не объяснявшие. Он изучил первую из "Доктрин": "Первоначальные истолкования от Хаксиля". Древний том с истрепанными страницами явно никогда не выносили из камеры. Плесень смазала письмена, страницы слипались. Бледнолиловые буквы сливались с красной и зеленой бумагой.
Мур отложил "Доктрины" и сидел, повернувшись к выходу - желанному, угрожающему. Допустим, он пробежит по коридору - быстро, легко, как на крыльях, в приступе храбрости вырвется на свободу, на свежий воздух... Вряд ли все так просто. Без подвоха не обойдется. Наружная дощатая дверь могла быть заперта. За непослушание ему уготовят участь Шальреса. Чего еще ждать от хилитов? Только унизившись, безусловно покорившись, распростершись перед духовным отцом Оссо с пылкими заверениями в незапятнанности помыслов, ревностно отвергая любую привязанность к матери в прошлом, настоящем и будущем, он мог надеяться на сохранение статуса чистого отрока.
Мур облизал пересохшие губы. Унижение лучше смерти в отстойнике. Он нагнулся над "Доктринами", прилежно запоминая наизусть целые параграфы, напрягаясь, пока не закружилась голова, пока не стали гореть глаза. На четвертой странице серый пушистый грибок полностью покрывал верхнюю половину текста, на пятой и шестой тоже красовались большие пятна плесени. Мур уставился в книгу с бессильным раздражением - как можно выучить "Истолкования", если текст невозможно разобрать? Оссо даже слушать не станет никаких благовидных оправданий: "Разве ты не взял из общежития свой экземпляр Хаксиля? Когда я был чистым отроком, я не расставался с этим кладезем мудрости!" Или: "Положения, приведенные на поврежденных страницах, элементарны. Ты должен был давно выучить их наизусть". С другой стороны, по мнению Мура, испорченный том давал ему законный предлог попытаться выйти через коридор. Если кто-нибудь его сторожил, он мог указать на заплесневевшие страницы и попросить том "Истолкований" в лучшем состоянии. Мур приподнялся. Выход в коридор зиял зловещим черным прямоугольником.
Мур снова опустился на скамью. Наверняка уже наступила ночь. Никакой хилит не останется ночью на страже - еще чего! Чистые отроки тоже спят. Сигнализация? Маловероятно. Во время спазматических ночных бдений хилиты не выносили ни малейшего беспокойства.
Когда его вели в камеру, на наружной двери не было замка. Может быть, освобождению ничто не препятствует, кроме страха? Мур поджал губы. Скорее всего, в коридоре приготовили ловушку: капкан, волчью яму, силок. С потолка могла упасть липкая сеть или клетка с острыми стеклянными шипами. Хилиты могли заменить один проход другим так, чтобы он вел в тупик или замыкался петлей, и покрыть пол песком или грязью, чтобы впоследствии проверить, пытался ли пленник выбраться из западни. Ложный коридор мог привести на край колодца, откуда утром достанут крючьями холодный труп с переломанными руками и ногами.
Мур боязливо косился на черный проем в стене. Казалось, мрак смотрел на него невидимыми глазами. Вздохнув, он вернулся к заплесневевшим книгам, но никак не мог сосредоточиться. Отломив от стены кусочек известняка, он старательно нацарапал на столе свое имя, рядом с другими. Только закончив это увлекательное занятие, он с испугом заметил, что написал: "Гастель Этцвейн". Еще одно свидетельство упрямства и неповиновения - если кто-нибудь заметит. Мур уже приготовился было соскоблить написанное, но внезапно, в приступе гнева, швырнул камешек в стену. Он с вызовом глядел на вырезанное имя. Его звали Гастель Этцвейн! Пусть его убьют тысячу раз, он не станет никем другим, потому что это он и есть!
Вспышка отваги быстро померкла. Обстоятельства не изменились. Ему предстояло провести в камере неизвестное время, а затем подвергнуться повторному очищению - или, вопреки страху, холодком пробегавшему по спине, нужно было исследовать коридор.
Медленно поднявшись на ноги, он стал шаг за шагом приближаться к выходу. Светильный шар тускло озарял коридор на три-четыре метра - дальше ничего не было видно. Мур обернулся: шар висел высоко, примерно в трех метрах над столом. Поставив скамью на стол, Мур взобрался на нее. Все равно он не дотягивался до шара, оставалось не меньше метра. Неуклюже, как старик, щадящий суставы, Мур спустился на пол и снова подошел к выходу - посмотреть в темный коридор.
Без сомнения, коридор был перекрыт или содержал западню. Мур пытался вспомнить, как наставник вел его в камеру. Наставник шел впереди и нес над головой лампу, освещавшую влажный камень сводчатого потолка. Мур не видел под потолком ни клеток, ни сетей - хотя, конечно, их могли установить позже. Падение сети или клетки могло вызываться прикосновением к нити, протянутой поперек коридора, или замыканием электрического контакта - хотя хилиты очень мало знали об электричестве и откровенно не доверяли ни электрическим устройствам, ни биомеханизмам. Таким образом, ловушка, если она существовала, скорее всего была просто устроена и, вероятно, приводилась в действие механизмом на полу или в нижней части коридора.
Почти не дыша, Мур исподлобья смотрел в темный коридор. В его жизни наступал решающий момент. Вернувшись к столу и выучив назубок катехизис и все, что можно было прочесть в томе "Доктрин", Мур оставался Фаманом Бугозонием, с карьерой ревностного хилита в перспективе. Пробираясь по коридору в надежде вдохнуть свежего воздуха и раствориться в ночи, он становился Гастелем Этцвейном.
Жалкое, испачканное тело Шальреса маячило перед глазами. Мур пискнул, как котенок, от страха и отчаяния. Другое видение явилось внутреннему взору - длинное лицо духовного отца Оссо: массивная нижняя челюсть, высокий лысеющий лоб с редкими прядями волос на макушке, слезящиеся, покрасневшие глаза, пытливо выискивающие крамолу. Мур еще раз пискнул, опустился на четвереньки и полез в темный коридор.
Освещенный выход из камеры тускнел далеко позади. Мур тщательно изучал темный пол, осторожно перемещая ладони вперед и ощупывая пальцами, как бегающими антеннами насекомого, каждую пыльную неровность в поисках натянутой нити, струны, провала, люка. Насколько он помнил, коридор должен был сначала повернуть налево, потом снова направо. Поэтому Мур держался ближе к левой стене.
Теперь его окружал непроглядный мрак. Перед тем, как чуть продвинуться вперед, Мур водил перед собой руками, будто в поисках паутины. Ничего не ощутив в воздухе, он так же внимательно проверял поверхность пола, и только после этого позволял себе слегка передвинуть колени.
Мучительно медленно он завоевывал метр за метром. Черная тишина давила, как вещество, сопротивляющееся вытеснению. Мур был слишком напряжен, чтобы бояться. Прошлое и будущее не существовали, явным было только настоящее: опасность, веявшая из темноты легким влажным сквозняком. Суетились чуткие пальцы-антенны - от них зависела жизнь.
Впереди, слева, не было стены - первый поворот! Мур остановился, ощупывая углы с обеих сторон, проверяя соединения каменных блоков. Он повернул за угол, заставляя себя двигаться дальше, но сожалея об оставшейся позади безопасной, проверенной территории. Он все еще мог вернуться в камеру, к благонравным занятиям. Впереди был переход между двумя длинными частями коридора - самое удобное место для западни. Удвоив внимание, Мур многократно проверял воздух, пол и стены, углубляясь в темноту неизвестности с незаметной настойчивостью растения.