Карл вошел в привычный ритм полета, и примерно через четверть часа напряженное ожидание атаки сменилось механическим обзором небесного свода. На задворках сознания опять же, как обычно, трепетала надежда, что сегодня встречной атаки не будет. Такое тоже случалось - несмотря на разрекламированные успехи радиолокации сквозь сито невидимой завесы сплошь и рядом проходили незамеченными не то, что эскадрильи или отдельные самолеты, но даже целые авиадивизии. Надежде способствовало то, что пока 'Грифоны' нарезали пространство плоскостями винтов, глотая расстояние до цели километр за километром, на других участках невидимого воздушного фронта отдельные самолеты и группы демонстративно показывались англичанам, распыляя внимание и маскируя направление главного удара.
Как обычно, хуже всего была неизвестность. Дивизия уже далеко углубилась в воздушное пространство Острова, к этому времени британцы скорее всего вычислили ее, отследили ее и приняли меры. Успеют или не успеют…
Ожил шлемофон.
- Готовность два, - кратко сообщил командир группы. - Снижаемся.
Похоже, прилетели, подумал Карл. Во рту пересохло, ноги, несмотря на теплые унты и носки из настоящей французской ангорской шерсти заледенели, а по спине наоборот текли струйки пота. Желудок завязывался узлом, к горлу подступил ком. 'Грифоны' сбрасывали высоту постепенно, 'ступеньками', стремясь во что бы то ни стало сохранить строй.
Они вышли из облаков как-то сразу, вдруг. Внизу замелькали крошечные геометрические фигуры застроек
- Готовность один. Разбор целей, размыкаемся.
Штурман-бомбардир прильнул к прицелу. Ровная эшелонированная цепь машин начал распадаться. Наступал самый опасный момент бомбардировки, когда тяжелые самолеты с полной бомбовой загрузкой разделяются на отдельные звенья. Именно сейчас атака истребителей способна сорвать всю операцию, потому что оказавшись под ударом бомбардировщики будут вынуждены бесполезно сбрасывать груз, облегчая машины, и снова сбиваться в тесную толпу. Но, кажется, на этот раз повезло, истребители так и не появились. Вокруг замелькали шапки разрывов зенитных снарядов, к счастью редкие. Вообще потери от зениток, как правило, оказывались невелики, в основном действуя на психику и сбивая прицел. Но все относительно - свои проценты от общих бомбардировочных потерь наземная артиллерия собирала достаточно регулярно.
Бомбардир колдовал над прицелом, как алхимик из сказки, что-то подкручивая, что-то подстраивая, бормоча под нос не то проклятия, не то молитву. Эскадрильи разбились на множество отдельных звеньев по три самолета. Каждый экипаж в этот момент старался навести свой груз как можно точнее.
- Готовность ноль. Начали.
И ни одного истребителя, как хорошо, боже, как замечательно!
- Еще, еще немного командир! Вот оно!
Гудение приводов утонуло в гуле двигателей, но вибрация открывающихся бомболюков передалась на весь корпус. Теперь штурман-бомбардир просчитал направление и ввел в прицел все необходимые поправки. Любое смещение относительно прямой отныне приводило к промаху, и Харнье должен был выдерживать идеально ровный курс, во что бы то ни стало.
Бомбардир снял перчатку, пошевелил враз озябшими пальцами над кнопкой сброса, занес другую руку подобно спортивному судье, готовому скомандовать старт.
- Ждем…
Карл отрешился от панорамы в стекле кабины, не смотрел на проплывающие под ним застройки, он глядел только на приборы, держа курс.
- Две с половиной тонны на радость Томми! - с жизнерадостным воплем бомбардир замкнул электрическую цепь.
Харнье хорошо представлял и видел у соседей по звену, как это выглядит со стороны. Открываются створки бомболюка, и бомбы, как игрушечные, начинают высыпаться, смешно раскачиваясь в полете. Этот поток кажется бесконечным, но внезапно обрывается, когда бомбовый отсек опустошен. Бомбы и так кажутся маленькими, а, удаляясь к земле, превращаются в точки, рассеивающиеся подобно россыпи чернильных брызг.
И, вечность спустя, когда кажется, что уже ничего не произойдет, что вся партия опять оказалась с бракованными взрывателями - уже далеко позади на земле начинают вырастать маленькие кустики разрывов, такие безобидные, такие крошечные, если смотреть с высоты… Если все сделано правильно, и эскадрилья отбомбилась синхронно, то разрывы идут сплошным ковром на широком фронте, словно невидимая щетка ровно сметает дома, строения - все, что хоть на полметра возвышается над уровнем земли. И ломаные линии человеческого труда замещаются мешаниной частых кротовьих нор.
В звене все были опытными пилотами и компенсировали сброс бомб, убавляя скорость, чтобы резко полегчавшие машины не ушли вверх, а сохранили прежнюю высоту и ровное построение. Но даже в эскадрилье это получилось далеко не у всех. А если пересчитать на дивизию, то счет нарушивших строй должен был пойти на десятки. Неизбежные издержки работы - пока за штурвалами сидят люди, нельзя ожидать, что все будут действовать одинаково четко и правильно.
- Попали! Попали! Попали! - бомбардир, как обычно после удачного сброса, впал в истерический экстаз, одергивать его было бесполезно, если тот не сбрасывал напряжение, то впадал в уныние и на обратном пути был бесполезен. А возвращение домой обещало стать интересным и бурным, потому что если их не встретили на подступах к цели, значит, будут ловить на отходе и уже наверняка. Машины облегчены, уходить легче и проще, но с другой стороны - пилоты устали, а внимание стрелков рассеяно.
'Грифон' довернул влево, пристраиваясь к самолету командира эскадрильи. Тройки снова собирались в компактные 'коробочки', звено к звену, эскадрилья к эскадрилье.
Половина дела была сделана. Контроль результатов бомбардировки - удел разведчиков. А четырехмоторникам предстоял долгий путь домой. Налегке 'Грифоны' летели быстрее, зато англичане теперь точно знали, где искать противников.
Настроение Карла портилось со скоростью штормового шквала. Насколько удачно эскадрилья отбомбилась, настолько сложно все стало после. Авиагруппа смешалась, из почти четырех десятков собрались вместе едва ли два с лишком, идущих рваной 'строчкой', остальные отстали и заблудшими овцами мыкались позади, стараясь пристроиться к кому-нибудь попутному. Эфир наполнился возмущенными возгласами и приказами. Возвращение не задалось с самого начала.
Харнье вызвал командира, предложил сбросить скорость и собрать прежний состав, но тот лишь отмахнулся по радио:
- Спокойно, Карл, скорость нам поможет. Будем дома. А парни подтянутся.
Естественно парни не подтянулись.
Дивизия поднялась выше уровня облаков, внизу стелилась ровная пелена небесной ваты, непроглядной и беспросветной, скрывающей землю. В отдалении, прямо и правее от основного курса тучи собрались в удивительную фигуру, какой Карл раньше никогда не видел - гигантскую колонну, словно выраставшую из молочно-белого ковра и стремившуюся ввысь. Этот огромный столб походил одновременно и на изящное произведение архитектуры с множеством завитков и украшений, и на вихрь торнадо, будто остановленный фотографическим моментом. Плотная белая гладь подсвечивалась неярким солнцем, приобретая розоватый оттенок.
Харнье никогда не был ни лириком, ни поэтом, но чудесное произведение природы захватило его. Сложная комбинация множества природных условий создала нечто, чего никогда не было и больше никогда не будет. И здесь, на высоте пяти тысяч метров, перед лицом небесной сказки, казалось странным и неестественным, что очень скоро множество людей начнут яростно убивать друг друга.
Сначала все увидели 'Блейнхейм'. Двухмоторный бомбардировщик, выступающий зачастую и как корректировщик-наводчик, вынырнул из пелены облаков. Какое-то время он летел параллельно, на отдалении от немецкого строя, не проявляя враждебных намерений. Вот сейчас как никогда к месту пришлись бы истребители, чтобы свалить попутчика, но истребителей не было и оставалось только надеяться, что наводчик ошибется. Рассказывали, что однажды такое случилось - неопытный корректировщик напутал с целеуказанием и перехватчики промахнулись на добрых три сотни километров. Но подобные вещи никогда не происходят по желанию, только внезапно…
Затем появились 'Темпесты' из передовой ударной группы, которую британцы обычно называли 'акулами'. Пользуясь превосходством в скорости и мощными пушечными батареями 'акулы' должны были разбить бомбардировочный строй, дав работу более легким и слабовооруженным машинам. Совсем недавно 'Грифоны' несли смерть с неба, безнаказанно и уверенно, теперь пришло время возмездия.
Бой разгорался медленно, как огонь, облизывающий большой кусок угля. Но равномерно и по нарастающей. Больше всего Карлу хотелось отключить радио, сорвать наушники, только бы не слышать отчаянные крики убиваемых, безнадежные призывы о помощи. Но помочь им не мог никто.
- Сколько? - бросил Карл в микрофон. Его поняли.
- Дымные следы к земле. Два или три, - так же коротко ответил оператор хвостовой турели, его голос в наушниках то и дело прерывался короткими, в три-четыре патрона, очередями. - Еще с полдесятка пока держатся, но теряют высоту…
Стиснув зубы до хруста и боли в челюстях, Карл вел машину вперед, сосредоточившись на соседях и командире эскадрильи, усилием воли превратив себя в автомат управления, отбросив все чувства, все мысли.