4
ПРИЧИНЫ
Константин стоял посреди своей комнатушки и задумчиво смотрел на лучину, сгоревшую уже на две трети.
Позади на кровати сидела Марина, взгляд ее был полон укора и обиды. Молодая женщина нервно катала в ладонях подаренный мужем кулон.
- Костя, почему? Скажи, почему ты так на это реагируешь?
Странное дело. Вроде бы Константин прекрасно понимал, почему отреагировал именно так, а не иначе. Понимал, отчего известие о беременности Марины не вызвало в нем положительных эмоций, а скорее наоборот. Но вот превратить это во внятную речь он не мог, что невероятно раздражало и даже сбивало с толку. И Костя чувствовал, что его молчание еще больше оскорбляет супругу. Но всякий раз, когда он делал вдох, чтобы заговорить, выбранные слова утягивало в водоворот тревожных мыслей.
- Ну скажи хоть что-нибудь! - выкрикнула Марина.
- Разве это повод для радости? - хрипло проворчал наконец Константин.
- Что?! - Она дикой кошкой спрыгнула с кушетки и, мгновенно оказавшись рядом с ним, с силой развернула к себе лицом. - Что ты сказал?! Это не повод для радости?! А что же, по-твоему?! Это ребенок! Наш с тобой ребенок!
- Я верю, - буркнул Константин.
- Тогда скажи, что не так? - Марина уже еле сдерживала слезы.
Она положила ладони ему на плечи и заглянула в глаза, надеясь, что вот сейчас они загорятся радостью.
- Ты хоть понимаешь… - Он сглотнул и дернул головой, не находя сил смотреть любимой в лицо. - Понимаешь, какой это риск?
- А при чем тут риск?
- Лиду Карпенко вспомни. Вспомни, кто у нее родился. Ребенок, у которого мозга не было и голова от этого сплюснута. Руки вместо ног, а вместо рук ничего. Ты не видела его, а я видел. И он прожил всего полтора часа.
И тут из глаз молодой женщины хлынули слезы.
- Господи, Костя, что ты такое говоришь? Ну, ты видел его когда-то и боишься до сих пор. А зачем жену страхом этим заражаешь, когда у нее под сердцем уже новая жизнь бьется?! Зачем, Костя?! У Вероники ведь нормальный мальчик родился. Ему всего три годика, а он уже ходить начал!
Константин зажмурился и отвернулся.
- Вероника потеряла все зубы, пока беременная была, и ее парализовало после родов.
- Но теперь ведь паралич прошел! Она сама уже ходит! И у Оксаны Самойловой дочка здоровая.
- Она немая…
- Но здоровая! И Оксана тоже не пострадала!
- Ее кесарили, Марина. Так не рожают…
- Прекрати сейчас же! - вскричала супруга. - Нельзя такое говорить, слышишь?! Есть уйма других примеров!
- И среди них немало трагических…
- Замолчи! Ну и пусть! Пусть рискованно! Но ради чего риск, Костя?! Это же дети! Новая жизнь! Будущее! А что случится, если все откажутся от детей?! Если перестанут бабы рожать, что случится?! Это же конец!
- Конец давно настал, Марина. Мы просто последние его свидетели.
- Ну сейчас-то зачем думать об этом? Родненький! - Она снова развернула его к себе лицом. - Котик, ну ведь малыш уже зачат. Он уже во мне. Надо теперь только радоваться и жить ради него. И ради нас.
- Ну… есть же другой выход. Малышева… Она ведь делает такие вещи. За тридцать личинок…
Звонкая пощечина, и Константин вытаращил на Марину глаза. Она трясла перед собой кулаками и плакала. И муж смотрел, как вздрагивает залитый в смолу черный жук.
- Ненавижу тебя! - закричала Марина и выскочила из жилища, хлопнув дверью.
Лучина погасла. Костя опустился на пол и уронил голову на ладони.
- Я же за тебя боюсь, глупая, - бросил он в сторону двери, но едва ли жена его услышала.
Константин вздохнул, вспомнив ее холодные губы. Сегодня ведь могла быть совершенно другая ночь… Сейчас ведь ночь на земле?
- Крест нашего мира, говоришь? - хмыкнул Селиверстов, морщась и убирая опустевшую железную кружку подальше от своего лица. - Это ты здорово придумал. - Он снова глянул на большой фанерный щит у стены, на котором была изображена разноцветными мелками карта метро в виде креста.
- А что, символично, - кивнул Жуковский, снова разливая мутную жидкость по кружкам. - Раньше у нашего мира был глобус. А теперь большой такой, жирный крест остался.
- Да не факт, - мотнул захмелевшей головой Василий. - Кроме нас есть люди на земле. Ну, ты вроде искательствовал раньше… Нет? Ты же сам говорил, что почти до Омска дошел и там следы видел гусеничные. Было дело? И я туда ходил. Там и повредил зрение, когда эту чертову неразорвавшуюся фосфорную бомбу нашли. И не только следы, но и людей видел. Да и ты что-то, помню, по пьяни рассказывал про уральские убежища. Вот бы всем вместе собраться…
- Эх, Вася. Чем больше людей вместе, тем скорее они перегрызут друг друга, - усмехнулся Андрей. - Ну, - он поднял кружку и кивнул на собеседника, - давай, за мир во всем мире.
- Экая ты циничная, кощунственная язва, - улыбнулся Селиверстов и стукнул своей кружкой по кружке собеседника. Они выпили. Василий снова поморщился. - Эта твоя "Массандра" такое дерьмо! - простонал он и, выхватив из миски жареную медведку, стал с усердием ею занюхивать.
- Ты всегда мне об этом говорил и никогда от нее не отказывался, - злорадно захихикал Жуковский. - А насчет людишек я прав.
- Насчет чего? - Василий отправил жареного жука в рот и стал жевать, похрустывая.
- Ну, насчет того, что если всех выживших собрать вместе, они поубивают друг друга. Вот даже пусть ядерная зима кончится и путешествия на дальние дистанции станут легче. Благо вроде? Черта с два. Это лишь приблизит развязку. Начнутся новые войны. Или одна большая. Последняя война. Ты никогда не задумывался об исторической тенденции развития нашей цивилизации?
- У-у-у. Да ты пьян, Жучило. Слова матерные полезли…
- И кто из нас язва? - Жуковский не обиделся.
По обыкновению, улыбнулся и налил в кружки еще пойла.
- Да ладно. И что за тенденция такая?
- Чем больше численность населения Земли, тем страшнее война. Чем больше людей, тем хуже катастрофы, которые они сами себе устраивают. А вот ежели бы людей совсем не было, то и бедствий ужасающих не случалось бы.
- А динозавры отчего вымерли?
- При чем тут динозавры, дружище?
- Ну как при чем? Людей ведь тогда не было. А массовое вымирание из-за катастрофы было. А ты говоришь, люди во всем виноваты.
- Ну и правильно говорю. Люди. Почему ты думаешь, что динозавров убила катастрофа? Да потому что люди об этом сказали. Ну, у людей мышление такое. Все объясняется катаклизмом. Динозавры обязательно вымерли. И обязательно из-за катастрофы. Ну, ничего другого в голову не приходит. Менталитет такой. Мы иных вариантов либо не приемлем, либо тупо не видим. А если кто и выскажет альтернативу, так на смех его поднимем. Может, они, динозавры эти, не вымерли. Может, они в космос полетели.
- Ну ты даешь!
- Ну вот, я же говорил! Да ты дослушай. Может, они такого уровня развития достигли, что в святой дух превратились. Откуда нам знать? Но у людей одно на уме. Катастрофа. У людей даже Вселенная появилась из Большого взрыва. И никаких других версий. А может, были люди тогда и они, по своему обыкновению, динозавриков угробили? Вот как-то так. Ну. Давай. За гуманизм. - Он снова качнул своей кружкой.
Выпили.
- Пфу… - Селиверстов замахал перед носом растопыренной ладонью и едва не сбросил очки. - И все-таки… Пфу…
- И все-таки закуси для начала. - Жуковский протянул очередную жареную медведку.
- Спасибо. - Василий принял пищу и зажевал. - И все-таки мы не одни во Вселенной. Ну, то есть не одно такое место с выжившими людьми осталось. У падших старик был один. Из Якутии аж пришел. Говорит, там новый социализм кто-то в лесу у реки соорудил. И Сталин, говорит, там правит.
Жуковский засмеялся.
- Вот ведь как старички Иосифа любили. Аж второго пришествия ждали, как Христа. Думаю, у якута просто с головой было не все ровно. А вообще, занятно.
- Что именно?
- Ты помнишь, как ветераны, пенсионеры, ну, в основном старички, с любовью Сталина вспоминали. Помнишь?
- Конечно. У бабули моей в комнате портрет его висел.
- Вот. А сейчас можешь показать хоть пять человек, которые наших властителей из последних десятилетий цивилизации добрым словом вспомнят?
- С трудом. - Селиверстов усмехнулся.
- Это и занятно. Вот ведь какое дело власть…
- Да не в том суть. Суть в том, что люди повсюду выжили. И я видел под Омском. Впрочем, я, кажись, говорил уже.
- Опять ты за свое? Уже давно все перестали про это думать. Поверхность - ледяной ад, и по ней не пройти далеко. Не туннели же нам рыть до другого города.
- А я прошел. Шесть сотен километров прошел в одну сторону. Уже после похолодания. Правда, цена для группы моей была… та еще. Ну, может, однажды люди найдут способ преодолевать большие расстояния по поверхности без тех потерь, что мы понесли. И тогда…
- Ага. - Жуковский кивнул, наливая очередные дозы. - Ты только при Волкове не говори об этом. Опять в уныние впадет.
- А что с ним?
- Брат у него в Москве. Жена с дочкой. А ну как он начнет думать, что они, быть может, живы? Крыша поедет.
- Да, я помню историю, что у него там брат остался и семья. Ну а у меня мать в Костроме была.
- А у меня здесь, в Новосибирске, - вздохнул Андрей. - Ну, давай не чокаясь. За тех, кого с нами нет.
- Так ведь пили уже за это, - икнул Селиверстов.
- Разве? - Жуковский причмокнул, держа перед собой кружку и глядя в миску с медведками. - Ну и хрен с ним. Выпьем еще раз. Народу ведь столько полегло, что никакой бормотухи не хватит их помянуть.
И они выпили не чокаясь.