Самаров Сергей Васильевич - Отчуждение: точка контакта стр 9.

– А кто сказал, что этот кабан был физически здоров? – не согласился Медведь. Ему, видимо, сильно нравилась собственная мысль. – У такого зверя могло быть и сердце надорвано, и сосуды никуда не годились.

– Может быть. Тем не менее, за три дня так вымахать – это не реально.

– Да что ты, Троица, уперся в эти три дня. Если существует база инопланетян, если существует рудник, про который говорят, то они здесь уже давно осели. И научились прикрываться от наших радаров. Это вполне реально. Наши средства РЭБ прикрывают же любые передвижения войск и техники от американских спутников.

Против этого мне и возразить было нечего. А как возражать, если катастрофически не хватает информации о том, что здесь происходит сейчас и что происходило раньше. И я только плечами пожал.

– Возвращаемся. – предложил Медведь.

– Эй. – вдруг послышался слабый голос.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Первое, что я подумал, что внезапно ожил один из наших покойников. По крайней мере, голос мне показался страдающим и болезненным, едва слышным. Тем более, мы оба были в боевых шлемах, и уши наши были прижаты наушниками. Но я сам просматривал всю площадь в тепловизионный прицел. И он показал бы свечение тепла живого организма, если бы кто-то из покойников оказался просто раненым, но живым, а мы при осмотре не обратили на это внимания, посчитав его за мертвого.

– Эй. – зов повторился, и в этот раз майор Медведь показал свой звериный слух, среагировав правильно, и определив, откуда звук раздается. Он сразу вскинул автомат, и прильнул глазом к прицелу.

– Эй, не стреляй. – теперь, когда после междометия прозвучало и слово, явственно послышался кавказский акцент.

Но я-то догадался, что Медведь и не собирался стрелять, хотя и положил большой палец на предохранитель своего автомата. Он просто смотрел через тепловизионный прицел, определяя, кто перед ним.

Я сунул приклад своего автомата подмышку, готовый стрелять с пояса – голос звучал близко, и уже опустил предохранитель. Но майор тут же предупредил:

– Один человек, без оружия. Руки держит за головой.

– А на шее сзади граната. – предположил я.

– Думаешь, сразу голову ему вместе с шеей отстрелить? Я вообще-то могу.

– Я тоже готов. Но, может, спросим его вежливо, чего он хочет, зачем зовет?

– Эй, ты, – вежливо крикнул Медведь. – Какого тебе хрена надо? Говори, но сам не высовывайся. Могу и я тебя подстрелить, может и мой напарник, может и снайпер.

Ассонов услышал наши переговоры через систему внутренней связи, включил лазерный прицел, и навел красную точку прямо в глаз бандиту. Видимо, майор эту точку увидел, потому и сказал про снайпера. Сам бандит голову повернул, чтобы лазерный луч с глаза убрать.

– Я с предложением от эмира Арсамакова пришел. Эмир клянется, что хочет мирно поговорить. Сотрудничать хочет. Мамой клянется.

– Его мама умерла еще в начале года, – показал я, что хорошо изучил биографию эмира.

– Ее памятью. – поправил себя бандит.

– Что он хочет? – спросил майор.

– Поговорить хочет. Командира к себе в гости зовет.

– А вот хрен ему в пьяную задницу, – предельно спокойно, ни на децибел не повышая тон, продолжил я разговор в том же вежливом, почти ласковом тоне. – Хочет этот мудак поговорить, пусть сюда приходит. Один. И постоянно на прицеле у нас будет. Он уже пытался обмануть. Таким козлам мы не верим. Так и скажи, что я его козлом считаю и зову хоть в глаза, хоть за глаза. И оголтело верить ему не собираюсь ни при каких обстоятельствах. Если у него есть какие-то предложения, пусть подумает, как ему меня убедить. Пусть очень постарается подумать, иначе я его просто уничтожу.

Майор Медведь посмотрел на меня, и деловито кивнул, соглашаясь с тем, чтобы я в данных обстоятельствах взял на себя роль командира отряда. В самом деле, майор Медведь никогда не занимался плотно материалами на эмира Арсамакова, никогда против него не действовал, и не знает его манер. Это автоматически требовало конкретных действий от меня. И именно для этого во многом командующий уговаривал меня вернуться в Резервацию.

– Что скажешь? – спросил я собеседника. – Долго соображать будешь?

– Мне нужно пойти к эмиру, и передать ему, что ты сказал. Если он тебе поверит, он придет. Какая гарантия безопасности будет с твоей стороны?

Я мог бы дать слово офицера, но предпочел не делать этого. Я предпочел действовать с Арсамаковым только так, как он, в моем понимании, того заслужил.

– Я никакой гарантии давать не буду. Если он заинтересует меня своим предложением, я могу согласиться, могу не согласиться, но мне, возможно, нужно будет время, чтобы подумать. Если вообще не заинтересует, я просто пристрелю его, и этим все закончится. Твой эмир не такая уж большая величина, чтобы с ним считаться. Это не только мое мнение. Это мнение моего командования. Иди к эмиру. Сколько времени тебе понадобится?

– Около двух часов, – нетвердо сказал бандит.

– Даю тебе пять минут. Если через пять минут эмир не будет здесь, может вообще не приходить. Я найду его, и уничтожу.

Я говорил предельно жестко, безжалостно, и без всякого уважения к Арсамакову, что, как мне показалось, больше всего удивляет, и даже возмущает моего собеседника.

– Я засек время. Иди, торопись.

– Я не успею за это время дойти до Арсамакова.

– Тогда просто встань, перейди со склона на середину тропы, и сядь на камень. Видишь, камень справа от тебя. Это и есть твое место.

– Я не получу пулю в спину?

Он был не из безрассудно отважных людей. А чрезмерная осторожность уважения никогда не вызывает.

– Зачем нам твоя спина? Ты уже мог бы получить пулю в лоб или в глаз, куда смотрит своим прицелом снайпер. Время пошло.

Ему не требовалось далеко идти, понимал я. Я видел при свете звезд и "лунного света" своего тактического фонаря, как мой собеседник жестикулирует. И понимал, что эмир Арсамаков передо мной. При всей его подлости и желании всегда устроить противнику ловушку, личной храбрости хотя бы для этого эмиру хватало. Об этом говорили все разведдонесения и показания осведомителей – иногда рискнуть он себе позволял. Я подозревал, что у него не осталось людей, и потому он пришел сам и один. Не побоялся. Но эмир видел в этом свой единственный шанс.

Он выбрался со склона, и двинулся в сторону протоптанной тропы. Сел на камень, на который я указал. И стал ждать. Но я решил все же подстраховаться. Прижал микрофон ближе к рту, и прошептал:

– Коля! Камнеломов! Слышишь меня?

– Слышу, товарищ старший лейтенант.

– Запусти свой "беспилотник", пусть следит за нами. Я буду беседовать с эмиром Арсамаковым. Он сейчас здесь. Подстрахуй, чтобы никто не подобрался в ночи.

– Запускаю. "Беспилотник" готов.

– Сейчас подойдет майор Медведь с моим "планшетником". Смотрите вместе что там и как дело обстоит. И докладывай мне, чтобы я знал. Мне могут понадобиться аргументы.

Я вытащил "планшетник" из специального кармана на груди, передал Медведю. Показал, как переключаются камеры. Мои тихие слова до Арсамакова не долетали.

Майор, похоже, с программой работать умел, потому только кивал, и вопросов не задавал. Только перед уходом спросил:

– Ты уверен, старлей, что мы разговаривали с Магометом Арсамаковым?

Меня даже сомнения не посещали.

– На все сто процентов, товарищ майор.

– Что он сможет нам предложить?

– Только то же самое, чем собирался заманить взвод в ловушку. Предложит показать базу пауков и рудник. Это его единственный путь к спасению. Он рассчитывал стать местным властителем с собственным войском. Но мы прошлой ночью все его войско уничтожили. Теперь он – никто, и некому за него заступиться. Он желает своей помощью нам купить себе прощение. Но я обещать ему прощение не уполномочен.

– Да, ты уж будь аккуратнее в обещаниях.

– Я буду разговаривать с ним предельно жестко. Может, слегка побью.

– Удачи. – майор повернулся, и пошел. Пошел и я. Туда, к камню, на котором сидел эмир Арсамаков. Пять шагов не доходя до эмира лежал второй камень, чуть более высокий. Да и сам я ростом на полголовы выше Магомета. И потому я пожелал сидеть так, чтобы разговаривать с ним сверху вниз. Он выбрать сразу более высокий камень не мог. Тогда ему пришлось бы сесть спиной к нам. А он этого опасался. С одной стороны, понимал, что мы, поскольку не стали стрелять в глаз, не будем стрелять в спину, с другой стороны, не опасался, а именно боялся повернуть свою спину нам. Лицом к лицу со смертью умереть не страшно. А вот стоять к смерти спиной, и ждать – будет произведен выстрел или не будет, это высокая психологическая нагрузка для Магомета Арсамакова. Его нервной системе и без того в последние три дня сильно досталось, а тут еще и такую нагрузку выдерживать – это было выше нервных сил эмира.

Чтобы добраться до камня, мне пришлось обойти вокруг гигантского кабана.