И уж если вас так распирает от жажды полезной деятельности, почему бы вам не уехать в Израиль? К своим.
Сю. Если б я не опасалась выглядеть бестактной, то такой же вопрос могла бы задать и вам.
Буфетчица. А что я принесу Израилю? Мои старые кости? У вас же — молодость и здоровье.
Сю. Следуя вашей логике, нужно посоветовать всем черным убраться в Африку, откуда их когда-то привезли сюда не по их воле.
Буфетчица. И вы думаете, это плохая идея? Уверяю вас, это было бы лучше и для Америки, и для Африки. Сразу бы решили сто проблем.
Сю. Вы не пробовали выдвинуть свою кандидатуру в президенты?
Буфетчица. Для этого есть одна помеха — Американская конституция. Президентом этой страны может быть только человек, родившийся на этой земле. Как, например, вы. Я же появилась на свет в Европе.
Сю. Не в Польше?
Буфетчица. А как вы угадали?
Сю. У вас такой же акцент, как у моей мамы. И такие же глаза.
Буфетчица. Мировая скорбь? Которой у вас почти нет, а у ваших детей и следа не останется.
Сю. Разве это плохо?
Буфетчица. Я этого не говорю, но что взамен появится в глазах? Пустота? Так уж не лучше же мировая скорбь?(К стойке подходит огромный негр и ставит к стенке картонный плакат: «Лучше заниматься любовью, чем воевать!» Он явно намеревается подсесть к Сю, вызывая этим беспокойство буфетчицы.) Негр (Сю). Привет, красавица.
Сю(охотно). Привет!
Негр. Меня зовут Джо.
Сю. А меня — Сю.
Буфетчица (Сю). Вот ваш счет. Спасибо, милая.(Негру) Что закажете?
Сю. Я еще кофе попрошу.
Буфетчица неодобрительно взглядывает на девушку. А негр тем временем садится рядом с Сю и кладет свою огромную руку ей на плечо.
3. Фестиваль песни (с включением хроники).
(День)
Полицейские вертолеты кружат в небе. Под ними море голов, транспарантов, плакатов. Диковинные прически, по-дикарски раскрашенные лица, полуобнаженные тела, еле прикрытые вызывающими живописными лохмотьями. Беснуется, воет, визжит, захлебывается в истерике юная Америка, оглушенная джазовыми воплями из динамиков. На открытой эстраде, так же, как и /публика, беснуются музыканты. И все это гогочущее месиво юных распаренных тел еще и жует, и пьет, бросая под ноги жестяные, пластмассовые стаканы, фольгу оберток, недокуренные сигареты, топчется на мусоре, как на свалке.
Сю пробирается между горячих тел, ведомая огромным черным Джо. Он, блестя, как лакированным, своим голым торсом, ведет за руку, как на буксире, кажущуюся крохотной Сю, а в свободной руке несет высоко над своей курчавой головой картонный плакат: «Лучше заниматься любовью, чем воевать!»
Сю. А ты умеешь?
Джо. Что?Воевать?
Сю. Нет. Заниматься любовью.
Джо. Не веришь на слово? Могу доказать.
Сю. Сгораю от любопытства.
Джо. Ты не похожа на еврейку.
Сю. Это что, комплимент?
Джо. Зачем? Констатация факта. Например, твой нос.
Сю. Хирургу не зря заплатили. Сделал курносой.
Джо. Отличная работа. Не придерешься. Но, может, твой… прежний-то нос был еще лучше?
Сю. На чей вкус.
Джо. Все посходили с ума. Наши, черные, девицы отдают последние деньги, чтобы свои натуральные кудряшки распрямить в струнку. Японки, слыхал, надрезают глаза, чтобы свои узкие в круглые, как у кошки, превратить. А если мне что и нравится в японках, так их узкие глаза. Все хотят выглядеть не самими собой, а кем-то еще. А все остальное у тебя натуральное?
Сю. Проверь. Если, конечно, в этом деле понимаешь.
Джо. Ну, уж в чем, в чем, а в этом я большой специалист.
4. Пустое поле после фестиваля.
(Вечер)
Огромной свалкой выглядит сейчас все поле, покинутое буйствующими толпами. Молчат динамики на высоких мачтах. Пустынна эстрада с валяющимися на полу пюпитрами и мотками провода.