Могила оказалась, мягко говоря, нестандартной.
Если верить прогнозу погоды, надвигающаяся снежная буря обещала побить все рекорды.
Могила — небольшое углубление в твердой как камень земле — предназначалась для Миллисент Ганн: возраст — восемнадцать лет, короткие каштановые волосы, хрупкое сложение, рост — пять футов четыре дюйма
, объявлена в розыск неделю назад. Могила была вырыта ей по росту. В глубину она была, конечно, мелковата, но при желании ее можно было углубить весной, когда земля оттает. Если, конечно, хищники не растащат тело на куски еще до весны.
Бен Тирни перевел взгляд со свежевырытой могилы на соседние. Их было четыре. Валежник и палая листва обеспечивали естественный камуфляж, и все же каждая из могил была по-своему приметна, каждая неуловимо меняла грубый рельеф почвы. Их можно было найти, только если знать, где и что искать. Одну из них целиком скрывало поваленное дерево, и различить ее мог лишь человек, наделенный зорким глазом.
Как Тирни.
Он бросил последний взгляд на пустую неглубокую могилу, подобрал заступ, лежащий у ног, и отступил. При этом он заметил, что его башмаки оставляют темные следы на обледенелой земле. Это его не слишком встревожило.
Если метеорологи не соврали, следы скоро будут скрыты под слоем снега толщиной в несколько дюймов. А когда земля оттает, следы поглотит грязь.
Как бы то ни было, он не стал ничего предпринимать насчет этих следов. Ему надо было спуститься с горы. Как можно скорее.
Свою машину он оставил на дороге, в паре сотен ярдов
от импровизированного кладбища на вершине. Никакой тропы, ведущей обратно к дороге, в густых зарослях не было. Толстый ковер палой листвы скрывал предательские неровности почвы и почти не давал опоры ногам, а сильный ветер, швырявший ледяную воду ему в лицо, сужал и без того ограниченную видимость. И хотя он спешил, ему приходилось продвигаться вперед с величайшей осторожностью, чтобы не оступиться.
Служба погоды загодя объявила штормовое предупреждение. Случайное сочетание сразу нескольких природных факторов породило одну из самых страшных снежных бурь, когда-либо отмечавшихся в истории метеорологических наблюдений. Людям, проживающим в районах ее вероятного распространения, советовали принимать меры предосторожности, укреплять свои жилища, запасаться провизией и отказаться от поездок. Только безумец рискнул бы в такой день взбираться на гору. Или человек, которому нужно было уладить неотложное дело.
Как Тирни.
Холодная изморозь, сеявшаяся с самого полудня, превратилась в ледяной дождь. Катышки замерзшей воды секли его по лицу подобно когтистой плетке, пока он пробирался по лесу. Он ссутулил плечи и поднял воротник куртки до ушей, уже онемевших от холода.
Скорость ветра заметно усилилась. Деревья стонали и гнулись, трещали сучьями под его беспощадными порывами. Ветер сдирал сухую хвою с сосен и увлекал ее за собой.
Одна иголка, словно выпущенная из духовой трубки, впилась ему в щеку.
«Северо-западный, двадцать пять миль
в час», — машинально отметил он той частью своего сознания, которая всегда, независимо от его воли, регистрировала окружающую обстановку. Такие вещи, как время, температура, направление и скорость ветра, свое местоположение, он умел определять инстинктивно, словно в него при рождении вмонтировали флюгер, часы, термометр и систему навигации, постоянно транслирующую нужные данные ему в подсознание.
Да, это был врожденный талант, который он отточил до блеска. Его внутренняя антенна всегда была тонко настроена: ведь большую часть своей жизни он провел под открытым небом. Ему не требовалось сознательно фиксировать в уме бесконечный поток данных, но он часто пользовался своим умением схватывать их мгновенно, когда было нужно.
Вот и сейчас он полагался на свое чутье. Разве он мог допустить, чтобы его застигли на вершине пика Клири — второго по высоте в Северной Каролине после горы Митчелл — с заступом возле четырех старых могил и одной свежевырытой?
Впрочем, полиции города Клири он не опасался: она никак не могла похвастаться блестящей раскрываемостью. Напротив, она стала всеобщим посмешищем. Недавно во главе местного департамента встал один из «бывших»: детектив Бертон, с позором изгнанный из полицейского управления Атланты
. «Столичная штучка» Датч Бертон возглавил провинциальных полисменов, туповатых мужланов в отутюженной униформе с начищенной до блеска эмблемой, не способных поймать даже хулигана с баллончиком аэрозольной краски, расписывающего похабщиной мусорные контейнеры на заднем дворе бензоколонки.