– И тебе это выгодно? – покосилась я на штрудели. – Ведь ты покупаешь продукты, а сейчас всё так дорого. Ещё и собственную вишню пожертвовала.
– Выгодно, – кивнула Женя. – Смотри. Возьмём, к примеру, лимонный торт. Я высчитала: продукты – мука, яйца, орехи, лимон, специи, шоколад, разрыхлитель и так далее – обходятся мне в сто тридцать рублей. Электричество не считаю, хотя можно грубо ещё пятёрку добавить. Свой труд – тоже. А в кафе за торт мне платят пятьсот рублей.
– Ага. Затем режут его на восемь кусков и каждый скармливают посетителям по сто пятьдесят рублей. Получается тысяча двести. Ух ты! Кафе в любом случае не в проигрыше.
– Я тоже. Жаль, что они не каждый день его заказывают. Я бы пекла безостановочно. И торты, и штрудели. Но нет, увы. Знаешь, хотела ещё устроиться полы мыть, но никак не успеваю, – вздохнула труженица.
Евгения мечтает поменять три суматошных работы на одну непыльную должность в офисе. Она даже помнит, как включать ксерокс, и лихорадочно осваивает Excel и другие офисные программы. Десять лет назад умения печатать вслепую ей хватило, чтобы устроиться секретарём, но теперь этого мало. Воспоминания о времени, проведённом в должности секретарши, приятно будоражат Женю. Она сидела в приёмной нарядная и значительная, дозировала доступ к телу шефа и была незаменима…
– Посмотрела сайт по трудоустройству. Есть вакансии офис-менеджера, секретаря, администратора… Зарплаты, конечно, не очень, – со вздохом сказала я.
Не зарплаты, а насмешка!
– О, – мечтательно произнесла Женя, – найти бы тёплое местечко тысяч на пятнадцать в месяц… Главное, чтобы не метаться. Приходишь утром, надеваешь туфли на высоком каблуке, садишься в компьютеру… И не надо бегать, постоянно смотреть на часы, боясь опоздать.
Если честно, пятнадцать тысяч сейчас – кошкины слёзы. Но и такой работы не найдёшь, слишком много желающих. За выкладку товара Жене платят четыре тысячи, в пельменной – шесть. Дети мужественно превозмогают весеннюю простуду – им нельзя болеть, потому что мама работает. Дочка дотемна сидит в продлёнке, а сынок стал парией в своей детсадовской группе: ведь теперь его всегда приводят к семи утра, невзирая на мороз или надсадный кашель, а забирают самым последним.
Думаю, в два часа ночи, переделав домашние дела, Женя плачет от усталости и обиды. Почему судьба обошлась с ней так несправедливо? В одно мгновение всё перевернулось с ног на голову. Её сердце раздавлено бульдозером, в груди зияет чёрная дыра – нетрудно и с ума сойти, если вспомнить, в каком положении она оказалась. Самое ужасное – удар ей нанёс любимый и близкий человек, с которым она собиралась жить ещё долгие-долгие годы.
О муже Евгения почти не говорит, ситуацию не обсуждает – слишком больно. И конечно, ей некогда жалеть себя – каждый месяц подругу заваливает бумажным ворохом квитанций, и все их надо оплатить. Поэтому, порыдав ночью, днём Евгения впрягается в лямку и начинает свой бег по кругу.
Я и раньше подозревала, что подруга невероятно вынослива, наблюдая из окна, как она, к примеру, тащит по снегу санки с дочкой, толкая перед собой коляску с младшим, да ещё и прихватив пару сумок с провиантом. Теперь убедилась: кроме физической выносливости природа наградила её ещё и огнеупорной психикой. Никаких истерик и воплей, обида спрятана настолько глубоко, что о психологической травме, нанесённой Евгении, постороннему даже догадаться нельзя. Люди годами не могут оправиться от подобного удара, мучительно собирают себя по кусочкам, как пазл, а Евгения выглядит довольно бодро. Она настоящий энерджайзер! Нет, моя подруга не оплакивает свою несчастную судьбу, а ставит близкие цели и идёт к ним.
Впрочем, есть простое объяснение тому, почему источник, из которого она черпает свои физические и нравственные силы, кажется бездонным, – у неё на руках два маленьких ребёнка. И ради них она будет работать по двадцать часов в сутки, щебетать и улыбаться, когда на душе тяжело. Даже если рядом на улице обрушится дом, Женя встанет, отряхнёт с себя кирпичную крошку и помчится на работу – добывать деньги…
Наверное, тогда я должна была промолчать?
А я не сумела.
И испортила человеку жизнь.
Пробежав «лошадкой» восемнадцать кругов по квартире (меня запряг Женин сын), я вернулась домой. Еле отбилась от штруделей – Евгения пыталась впарить мне пару штук для подкормки Никиты. Но я же помню: штрудели – её заработок. Поэтому не взяла. Тем более, что десерт вряд ли улучшит самочувствие Никиты. Сейчас его ничто не радует.
К моему возвращению милый всё так же шинковал противника. Его лицо было хмурым и сосредоточенным… Да, вишнёвый штрудель тут точно не поможет. Вот если б американцы случайно упустили в Атлантике ядерную ракету… И та бы угодила прямо в главный офис «Фросткома»…
Отличная перспектива!
Или, наверное, неплохо было бы, если б все поставщики вдруг объявили бойкот концерну, все заказчики аннулировали договора, а гендиректора «Фросткома» разбил паралич… Да, точно. Вот тогда бы мой милый воспрял духом.
Хм…
Неужели он так кровожаден?
Я внимательно осмотрела спину и затылок Никиты, поражаясь, каким незнакомцем вдруг может оказаться родной человек. Подумать только, ведь я прожила с ним четыре года, ни капли не сомневаясь в его добросердечии! А он пытается развязать локальную ядерную войну и хочет навлечь паралич на своего бывшего начальника!
Это ужасно.
Конечно, гендиректор «Фросткома» поступил отвратительно, выставив на улицу Никиту. Но пусть остаётся бодрым и здоровым – у него жена, дети…