Ты исчезнешь! Ты никогда не объявишься, чтобы докучать нам опять. А если ты когда-либо попытаешься вернуться, я сделаю все, что в моих силах, чтобы раскрыть твоей семье глаза на тебя – что их так называемая дочь оказалась паршивой овцой, ничем не лучше, чем ее папочка! И будь уверена – Грэг Констант никогда не захочет видеть тебя опять. Он узнает правду, Поппи, о том, как ты пришла ко мне в ночь перед свадьбой твоей любимой подруги – твоей сестры и предложила мне себя… как ты соблазнила меня своими уловками… Нет, Поппи, ты никогда не вернешься домой!
ГЛАВА 29
1899, Италия
Инстинкт погнал Поппи назад в маленький, гостеприимный пансион на берегу озера Комо, к Росси, доброй итальянской чете, которая так сердечно заботилась о ней и тетушке Мэлоди. Хотя на пальце у нее и было тонкое золотое обручальное кольцо, которое она купила в Венеции, по взгляду синьоры Росси Поппи поняла, что она не поверила рассказу о ее внезапном вдовстве. Но, как бы там ни было, синьора Росси приняла близко к сердцу положение Поппи и заботилась о ней с такой же материнской добротой, какой она окружала своих взрослых детей и внуков.
С Поппи обходились с особым уважением, подобающим гостье, и когда по воскресеньям собиралась вся большая семья, она сидела одна за своим столиком у окна, и синьора Росси спешила ей первой подать еду. Потом она извинялась и торопилась накормить своих маленьких внуков.
Поппи старалась не смотреть на сновавших туда-сюда ребятишек, на их мам, вечно хлопочущих вокруг них в мелких повседневных заботах, на их пап, смотревших на все это с любовью; но они подбегали к ее двери и заглядывали внутрь, они смеялись взахлеб, и Поппи чувствовала уколы ревности, глядя на эти простые семейные радости. Она быстро съедала свой не особенно нужный ей ленч и потом медленно отправлялась в маленький городок Белладжо, заходила в церковь и в полумраке, в колеблющемся свете свечей искала ответы, которых не существовало, и находила только умиротворенную тишину.
Долгие дни перетекали в недели, недели—в месяцы; у нее было много времени, чтобы ощутить месть Фелипе. Хотя каждый день она надеялась получить письмо, от Энджел не было ни слова, и в длинные темные зимние ночи одиночество становилось непереносимым. Она ворочалась в постели, мечтая о доме и о Грэге, которого она очень любила теперь и которого больше никогда не увидит. В серые хмурые дни она выходила из дома, навстречу колючим холодным ветрам, дувшим с озера, и бродила беспокойно по лишенным листьев садам, думая о том, как же она могла быть такой глупой.
Ее скудный запас денег начал истощаться, и она отказалась от завтраков в пансионе, съедая только ужин. Ее тело становилось все более округлым по мере того, как ребенок рос, но она ни разу не показалась врачу и не делала ничего, чтобы позаботиться о родах. Синьора Росси смотрела на нее встревоженно, пытаясь задавать ей вопросы при помощи нескольких неумелых английских фраз, но Поппи просто качала головой и делала вид, что не понимает. Словно, несмотря на ее раздавшееся тело, она все еще хотела верить, что ничего не происходит.
Медленно апрель сменили мягкие солнечные дни мая, и когда сады вокруг пансиона покрылись бело-розовой шапкой цветов и в воздухе начал разливаться приторно-нежный аромат, Поппи стала думать о приближающемся со страхом. По ночам она ворочалась с боку на бок, мучительно размышляя, куда она пойдет и что будет делать. У нее были самые смутные представления о том, когда должен появиться ребенок, и, однажды теплой майской ночью, почувствовав первые приступы тупой боли, она просто легла и не хотела верить, что это началось. Но схватки становились все чаще и сильнее.