Однако через некоторое непродолжительное время я с удивлением поняла, что «лечебная процедура» действительно имеет эффект. Тёплые влажные прикосновения как будто стирали с кожи болевые ощущения. Не до конца, но весьма ощутимо их облегчая. Более того, ещё через некоторое время, когда рушец перевернул меня на живот и занялся царапинами на спине, я с ещё большим удивлением обнаружила, что подобные прикосновения мне приятны. В самом что ни есть физиологическом смысле: это странное вылизывание доставляло мне удовольствие.
Мужчина к процессу подходил весьма ответственно, не пропуская ни одной царапины и ни одного синяка. Более того, закончив со спиной и плечами, он спустился ниже, к особенно пострадавшим ягодицам. А потом вовсе невозмутимо развёл мне ноги пошире, и…
— Ваше Величество! — не то озадаченно, не то встревоженно окликнула его я. Нет, я не то чтобы возражала: в конце концов, там я действительно пострадала сильнее всего, да и неприятными возникающие в теле ощущения я бы тоже не могла назвать, но… Как-то это всё было неожиданно.
В ответ прозвучал только тихий раздражённый совсем нечеловеческий не то рык, не то ворчание, и больше никакой реакции не последовало.
Время шло. На мои неуверенные попытки пошевелиться ответ был один — то же недовольное ворчание и прижимающая к постели тяжёлая мужская ладонь. Боль и прочие неприятные ощущения сначала отступили, потом вовсе где-то потерялись, уступив место сладкому томлению. Потом мужчина легко перевернул меня на спину, опять развёл мои ноги, устраиваясь на просторной кровати по диагонали, и вернулся к прерванному занятию.
— Руамар, что ты… — неуверенно пробормотала я — и запнулась. Вздрогнув от нахлынувших ощущений, вцепилась пальцами в простыни, судорожно вздохнула; а мужчина, как будто этого и не заметив, продолжил свои действия.
Не раз и не два за годы жизни меня посещала мысль ответить на намёки кого-нибудь из офицеров взаимностью. Было как-то обидно умирать, так и не познакомившись с этой стороной человеческого бытия. Но, с другой стороны, ложиться с кем-то в постель из любопытства было просто противно. Да и о титуле, и об обстановке никак не получалось забыть; наличие неуставных отношений в подразделении, тем более — со мной, могло привести к непредвиденным конфликтам личного характера. Это как будто был бы аванс, некое… обещание помощи, что ли? В общем, каждый раз включался разум, и мягко давал понять, что это — плохая идея. Мне бы влюбиться, но это почему-то тоже не получалось. А в последние несколько лет я окончательно махнула на всё это рукой, и приняла для себя как данность: принцессе Александре так и суждено остаться старой девой, и, выйдя на пенсию, нянчить племянников. Ну, или погибнуть раньше.
А потом вдруг возник этот мир и это соглашение, которое должны были скрепить два брака, а по факту — обмен заложниками. Соглашаясь, о своей не сложившейся личной жизни я совершенно не вспоминала. Вернее, нет; вспомнила и решила, что, значит, такова моя судьба, и нечего себя жалеть.
Вот чего я точно не ожидала, так это… подобного поведения рушца. Я изгибалась в его руках, звала его по имени, вцеплялась в его волосы и — таяла. Буквально растворялась в ощущениях, забывая обо всём и ничего не стесняясь. И когда мужчина, прекратив «лечебные процедуры», лёг на меня сверху, вжимая в простыни, с готовностью подалась навстречу. И почему-то боли не было совсем; только нарастающий жар в теле, наслаждение и пристальный взгляд жёлтых глаз, проникающий, кажется, в самую душу.
— Ваше Величество, вы меня пугаете, — пробормотала я, покосившись на мужчину. Я лежала на спине, а Руамар, лёжа на боку, нависал надо мной, подпирая ладонью голову, и разглядывал меня с задумчивостью, лёгкой усмешкой и откровенно гастрономическим интересом. Вторая его ладонь по-хозяйски возлежала на моём бедре, а наши ноги переплетались лодыжками. Левая стопа у меня начинала неметь, но шевелиться совершенно не хотелось.
— Врёшь, — отрезал он, тихо хмыкнув.
— Скорее, утрирую, — осторожно возразила я. — Вы очень странно на меня смотрите, и я опасаюсь проснуться в какой-то момент без руки или ноги.
Он, сощурившись, перевёл взгляд на моё лицо, и пару секунд явно раздумывал, стоит ли отвечать мне или нет. Потом усмехнулся эдак вальяжно и проговорил.
— Да я в очередной раз убеждаюсь, что Мурмар полный обрубок. То есть, на вашем языке скорее… идиот.
— Мурмар — это ваш младший брат, который отказался на мне жениться? — уточнила я.
— Да, — кивнул Император и, не вдаваясь в подробности, в прямом смысле слова ушёл от разговора. Вышел из спальни в гостиную, оттуда — судя по всему, в ванную, и некоторое время я слышала плеск воды. Потом послышался шорох, короткая возня, стук двери и всё стихло. Несколько секунд я раздумывала, что это было, и что же я такого сказала, что он ушёл.
А потом проснулся мозг и напомнил, кто я, где нахожусь и с кем только что разговаривала. Это я временно могу себе позволить разлёживаться, а у Императора, надо думать, на такие развлечения времени не было. Я ещё помню, сколько отцу надо было приложить усилий, чтобы выкроить вечер для общения с детьми. Учитывая, что рушец вообще не собирался жениться, ему за все эти несанкционированные траты времени придётся расплачиваться постфактум.
Вставать мне не хотелось, — я уже и не помнила, когда последний раз доводилось вдоволь подремать и понежиться в постели, — да и особо не моглось. После специфической оборотнической терапии мне, конечно, стало легче, но слабость и определённые неприятные, местами болезненные ощущения присутствовали в изобилии. Хотя и не в той убийственной концентрации, что утром. В общем, поскольку спешить мне было некуда, я решила подумать о смысле жизни в горизонтальном положении, на мягкой кровати.