Присутствовать должны были, не считая охраны и жречества, двенадцать доверенных лиц; точнее, восемь лиц и их жёны в качестве эскорта для невесты. В общем-то, в отношении последних можно было ограничиться Зарой, супругой Мунара: со всеми возможными неприятностями она вполне могла справиться в одиночку, выучка позволяла, но это вполне можно было воспринять как неуважение и пренебрежение. Пятеро-то — это уже грань приличия, но больше взять было негде.
В урочный все участники и свидетели обряда заняли свои места. Я тоже встал подле алтарного камня по правую руку от старшей жрицы, а через несколько мгновений из бокового прохода показалась Александра с сопровождавшими её послушницами.
Святилище оказывало давящее впечатление на всех, кроме служителей. А, может, и на них тоже, просто те это умело скрывали. Первопредок не терпит посягательств на свою территорию, и для своих потомков исключения не делает. Ощущение недовольства этого места незваными гостями буквально пропитывало воздух.
Низкая гулкая тёмная пещера освещалась только флуоресцирующим мхом на камнях; нашему ночному зрению этого вполне хватало, а вот человечке, кажется, было не по себе. Она щурилась, пристально вглядываясь в камни под ногами, и недовольно морщилась, когда острые камни впивались в босые ступни, но не издавала ни звука. От неё едва уловимо пахло кровью и — весьма отчётливо — раздражением. Принцессе можно было только посочувствовать: ритуальные одежды состояли из одной только рубахи из некрашеного полотна, одинаковой для обоих участников, и предоставить ей обувь не мог никто. А дополнительного освещения Первопредок тем более не потерпел бы.
Когда послушницы проводили будущую Императрицу на положенное место, та всё-таки не удержалась от облегчённого вздоха, хотя раздражение и недовольство из её эмоционального фона никуда не делись. Всё это в сочетании с запахом её кожи и массажных масел оказывало на меня странное воздействие: отвлекало, тревожило, заставляло принюхиваться и искать её взглядом.
И я вдруг понял, что эта женщина вполне может вызвать во мне желание и без всякой крови Первопредка.
Впрочем, на ходе обряда это открытие никак не сказалось, и совершенно ничего не изменило. Точно так же, как много раз до этого, дряхлая старуха повторила затверженные до автоматизма слова. Она был стара настолько, что вполне могла считаться древней; она не просто проводила тот же самый обряд для Императора Шидара, но, кажется, присутствовала при заложении этого святилища.
Выверенным жестом подняла с алтаря ритуальную чашу, в которую с нависающего над алтарём сталактита капала кровь Первопредка. Уверенно и с алхимической точностью разделила тягучую почти чёрную жидкость, совершенно лишённую запаха, на два грубо вытесанных из камня кубка, поверхности которых были отполированы тысячами тысяч ладоней наших предшественников. Совсем не по-старчески сильными пальцами уцепила моё запястье и точным уверенным жестом опытного вивисектора в определённом месте надрезала кожу на строго выверенную глубину — чтобы не повредить сухожилия, но добыть нужное количество крови.
Императорская кровь редко проливается безнаказанно: при брачном обряде да при рождении наследника; ведь в жилах Императрицы после обряда течёт кровь её мужа. Как гласят старые законы, всё прочее карается смертью. Глупые законы, если разобраться; так недолго остаться совсем без ближайшего окружения и без мебели заодно. Да и женскую физиологию они почему-то не учитывают…
Но и зерно истины в этих словах тоже есть. Запах крови вожака провоцирует окружающих на агрессию. Кого-то — для защиты его власти, а кого-то — для попытки её свергнуть, даже когда этой крови — несколько крупных капель, сброшенных жрицей в чашу. Некоторое время более лёгкая жидкость просто лежала на поверхности, не смешиваясь с зельем, и за это время жрица проделала ту же процедуру с человеческой принцессой. Беззубая даже не поморщилась, когда обсидиан ритуального кинжала рассёк по-женски тонкую кожу.
Запахи смешались, и кровь в обеих чашах одновременно взбурлила багровыми искрами. Я удовлетворённо усмехнулся: хороший знак. Жрица сделала повелительный жест рукой, и я взял свой кубок, кивнув Александре. Та неуверенно обхватила тяжёлый камень обеими руками и едва заметно улыбнулась чему-то своему.
Жидкость в кубке уже не напоминала ни кровь Первопредка, ни кровь стоящей рядом со мной женщины. Почти прозрачная, испускающая едва заметный свет; сумеречное зрение плохо передаёт цвета, но я почему-то был уверен, что цвет этой жидкости напоминает либо цветочный мёд, либо молодое белое вино. А запах…
Сложный, непонятный, то отдающий морским ветром, то жгучим перцем, то корицей, — он один дурманил сильнее самого крепкого хадиша, какой мне доводилось пробовать в безмозглой юности. Я смерил старую жрицу взглядом; та стояла неподвижно, безучастная к происходящему вокруг. Александра тоже растерянно принюхивалась к своей чаше, искоса поглядывая на меня и ожидая дальнейшей команды. Пауза затягивалась.
— Ваше здоровье, принцесса, — в конце концов отсалютовал я кубком и залпом опрокинул в себя его содержимое. Даже если это яд, мы не имели права его не выпить.
Вкуса у напитка почти не было, только лёгкий намёк на запах смолы, как будто обыкновенную пресную воду некоторое время подержали в сосновой бочке. Я демонстративно перевернул кубок, показывая его пустоту, и в таком же положении вернул на алтарь. Человечка слегка заторможенно, тревожно прислушиваясь к собственным ощущениям, аккуратно повторила мои действия.