Не найдя особых капиталов, воришки на худой конец могли бы взять электрочайник, который я, купила на той неделе, или плитку… Но нет, и то и другое спокойно стоят себе на столе в кладовке.
К тому же столику, сдвинув кухонную утварь, сбоку притулился молодой человек в милицейской форме.
— Товарищ лейтенант! — поспешно обратилась я к нему. — Не могли бы вы распорядиться, чтобы в помещение не пускали телевизионщиков?
— А вам что, жалко, что ли? Пусть снимают, — добродушно отозвался парень. — Никакой военной тайны тут вроде не наблюдается….
— Но я бы не хотела, чтобы они тут шныряли…. В конце концов это помещение мое, и я имею право не пускать сюда того, кто мне не нравится, — начала раздражаться я.
— Ну, во-первых, это не ваша частная собственность, не квартира, а магазин, куда может войти каждый желающий… Да и потом, — улыбнулся милиционер, — что горячиться, вы женщина красивая…
— При чем тут это? — опешила я.
— Ну, как же. Все женщины стремятся попасть на телевизионный экран, только опасаются, что плохо выйдут, — охотно пустился в объяснения собеседник. — Так вот, вам опасаться нечего, выглядите вы…
— Я прекрасно знаю, как я выгляжу, молодой человек, — с досадой прервала я его любезные излияния. — В зеркало по утрам смотрюсь систематически. Но на экран попадать совершенно не стремлюсь, как это ни странно для вас звучит.
— Ваше дело, — пожал плечами милиционер и крикнул:
— Сидорчук! Выведи телевизионщиков, пусть на улице снимают… — Потом он снова обратился ко мне:
— Зря вы это. Так бы они тут покрутились маленько, увидели, что дело выеденного яйца не стоит, и уехали, а теперь заинтересуются, до самого конца проторчат… У них ведь какая психология: раз выгнали, значит, что-то интересное откопали…
— На улице пусть хоть обнимаются… — проворчала я.
Тут откуда-то сзади в кладовку влетела Шурочка.
— Ой, Елизавета Анатольевна! — заверещала она. — Ужас какой! Что делают, уроды, просто никакого покоя от этих ворюг нет…
— Где ты была? — довольно сухо перебила я ее истерические выкрики.
— В соседнем зале, убытки с товарищем милиционером описывали. Нет, ну вы подумайте, люди добрые…
— Ну и как? — Я снова в корне пресекла ее попытку поголосить на манер деревенских кумушек.
— Что? — не сразу сообразила Шура.
— Убытки как? — Я сурово посмотрела на продавщицу.
— Там ничего не тронуто. И вообще, Елизавета Анатольевна, по-моему, у нас ничего не украли. По крайней мере, я не заметила… — Шура явно расстроилась, что такое яркое происшествие в ее жизни оказалось не столь грандиозным, как ей показалось вначале. Даже соседкам, по большому счету, рассказать нечего будет. — Перебуторили все, передвинули, но ничего не унесли…
— А ты не могла убедиться в этом прежде, чем беспокоить и без того загруженных до предела людей? — с досадой поинтересовалась я.
— Как можно, Елизавета Анатольевна… — растерялась Шура. — Я, как дверь взломанную увидела, так даже и заходить не стала… В кино всегда говорят, что ничего трогать нельзя на месте преступления… Я и вам, и в милицию из магазина «Автозапчасти» звонила….
— Поменьше детективы смотреть надо… — недовольно проворчала я.
— Вообще-то девушка права, — вмешался милиционер, до этого молча с любопытством наблюдавший за нашей перепалкой. — Вам не мешало бы у нее поучиться, как вести себя в таких случаях. Никогда не знаешь, что ждет за взломанной дверью…
— Мне ли не знать… — начала я и осеклась. — Мы не познакомились. Меня зовут Елизавета Анатольевна.
— Это я уже понял, — смутился лейтенант. — Ивакин. Петр Петрович.;.. Так, значит, вы и есть хозяйка?
— Да…. То есть нет… Вернее, да…
— Так да или все-таки нет? — насторожился Петр Петрович.
— Официально хозяйкой числится моя подруга. Петрова Юлия Евгеньевна. Но всеми делами занимаюсь я. Она здесь ни разу не появлялась.