Отправляйтесь за видеокассетами системы наблюдения. И скажите санитарам, что можно ее упаковывать.
Ева подошла к телефону с автоответчиком, стоявшему возле кровати, и, пока выносили тело, получила информацию обо всех звонках в течение последних суток. Первый из них поступил восемнадцать часов назад. Ева прослушала запись разговора. Это была веселая, ни к чему не обязывающая болтовня между жертвой и ее матерью. Ева слушала и представляла смеющееся лицо этой женщины, невольно думая, как оно будет выглядеть, когда ей позвонят и сообщат, что ее дочь мертва.
Помимо этого, на пленке оказался лишь один разговор, причем звонила сама Марианна.
– Симпатичный парнишка, – промурлыкала Ева, слушая приятный мужской голос.
Погибшая называла его Джерри или, сокращенно, Джер. Наверное, любовник. А может, тот самый? Ее «единственная любовь»?..
Ева вынула пленку с записью разговоров, запаковала ее и сунула в сумочку. Затем в шкафчике под окном она нашла дневник Марианны, ее мобильный телефон и записную книжку. Остатки одежды, аккуратно срезанной с жертвы, которые беспорядочно валялись на полу, была собраны и упакованы в пластиковые мешки. Теперь они перешли в разряд вещественных доказательств.
В квартире снова царила тишина.
«Наверное, она сама впустила его, – размышляла Ева. – Сама открыла ему дверь. А может, они пришли вместе? Накачал ли он ее наркотиками? Вскрытие покажет, присутствует ли в крови убитой какая-нибудь запрещенная гадость».
Пока было ясно одно: в спальне убийца связал ее, привязал запястья и лодыжки к каждому из четырех углов кровати, распяв женщину, как шкуру, предназначенную для выделки. Затем он срезал с нее всю одежду – аккуратно, не торопясь. Нет, он наверняка не находился в состоянии аффекта – бешенства, неконтролируемой ярости или даже непреодолимого сексуального голода. Он действовал обдуманно, расчетливо, по заранее составленному плану. Затем он изнасиловал свою жертву: сначала – обычным путем, затем – садистским. Она была полностью в его власти. Он же был всемогущ.
Женщина, наверное, сопротивлялась, кричала, молила о пощаде. А он наслаждался этим, впитывая в себя каждый звук с жадностью измученного жаждой человека, который добрался до воды. Все насильники таковы – это она хорошо знала. Ей пришлось сделать несколько глубоких вдохов и резких выдохов, чтобы успокоиться, поскольку разум, помимо ее воли, метнулся на много лет назад, в прошлое, туда, где был ее отец.
Запретив себе думать об этом, Ева продолжала восстанавливать картину происшедшего. Удовлетворив свою похоть, убийца стал душить, завороженно глядя, как выкатываются из орбит глаза. После этого он причесал убитую, наложил косметику на ее лицо, «украсил», обмотав тело новогодней гирляндой. Кстати, о заколке. Принадлежала ли она жертве, или он принес ее с собой? Хотела ли она удивить его своей новой татуировкой, или он сам выколол ее на уже мертвом теле?
Ева переместилась в ванную комнату, что находилась по соседству. Белый кафель сверкал, как лед, а в воздухе витал едва уловимый запах какого-то чистящего средства. Ева решила, что, когда преступник покончил со своим страшным делом, он все здесь подчистил. Вымылся сам и протер все дезинфицирующим средством, чтобы не осталось никаких следов.
«Что ж, – подумала Ева, – всех следов тебе все равно не уничтожить, как ни старайся. Тебя может выдать один-единственный волос с твоего лобка, оставшийся на жертве. Я достану тебя! Хотя бы во имя матери этой нечастной, с которой они смеялись, болтали, обменивались рецептами пирожных, строили планы на рождественские праздники…»
– Лейтенант!
Оглянувшись, Ева увидела Пибоди, которая стояла посередине прихожей.