Рыжий лучник вынырнул опять и без проволочек, увлеченно, чуть ли не высунув язык, выпустил по терему сразу две стрелы подряд. Прячась обратно, он скосил прищуренный глаз, и Нэлсу показалось, что его заметили.
— Продолжай наблюдать! — снова горячо заговорил из-за спины Тэрл, будто видел происходящее глазами Нэлса и ощущал то же, что испытывал он. А Нэлсу больше всего на свете сейчас хотелось спрятаться за поленницу и перевести дух. — Нельзя терять врага из виду. Он не должен заметить тебя раньше, чем ты его. Прицелься, как ты умеешь, на локоть повыше плетня. Сильно тетиву не натягивай, чтобы не напрягать руки. Если он видел тебя и не дурак, то теперь появится чуть в стороне от прежнего места. Не упусти его. Второго выстрела он тебе сделать не даст.
Нэлс лег грудью на острые ребра поленьев.
— И не думай, что он другой. Он такой же, как мы. Ты ведь видел Гури. Шеважа ничем от нас не отличаются. И не достойны нашего страха.
«Какого страха», — раздраженно подумал Нэлс, плавно отпуская стрелу в смертоносный полет. Он ни на мгновение не усомнился в том, что увидит, как из-за плетня вот-вот появится хозяин роскошной копны рыжих волос. И потому нисколько не удивился, когда тяжелый наконечник безошибочно нашел низкий наморщенный лоб незадачливого лучника и со смачным треском вошел в него, как в спелую тыкву.
— С этим выстрелом родился воин, — услышал он сзади тихий смех Тэрла. — А теперь, мой мальчик, давай повоюем по-настоящему. С тебя десять!
Нэлс только успел заметить краем глаза, как маленькая фигура с дубинкой наперевес метнулась из-за его спины в сторону и в мгновение ока перемахнула плетень.
«С тебя десять» должно было означать, что Тэрл призывает Нэлса стрелять до тех пор, пока не уложит десяток шеважа. «Где десять, там и дюжина», — думал Нэлс, размеренно выпуская одну стрелу за другой. Дикари лезли через плетень как сумасшедшие, решив, вероятно, будто от того, падет терем или нет, зависит судьба оборонявшихся. В чем-то они были правы. Подобный терем в каждом туне считался если не святыней, то во всяком случае тем местом, которое оказывает самое непосредственное влияние на всю жизнь деревни. Здесь собирались советы, здесь принимались важные решения, здесь юноши проходили посвящение в мужчины, а девушки — в женщины, здесь праздновались свадьбы и прощались с усопшими. Нэлс никогда бы не простил себе, если бы по его вине терем был сожжен или разрушен. К счастью, в руках нападавших он видел лишь обыкновенное оружие и никаких намеков на огонь. Дождь был слишком долгим, чтобы им хватило терпения ждать, пока все просохнет.
Как ни странно, Нэлс не испытывал ненависти к врагам, которых размеренно сбивал с плетня точными попаданиями. Он даже толком не думал о том, что делает. Можно сказать, он их вовсе не замечал: видел, что кто-то загораживает ему прицел, метился чуть дальше и чуть выше чем нужно, и ласково отпускал стрелу в самостоятельный полет. Двух или трех нападавших он таким образом умудрился пронзить двумя стрелами, прежде чем они упали тяжелыми мешками на мокрую землю.
Постепенно в душе Нэлса просыпалось ощущение сладкого ликования. У него получалось то, к чему он так долго стремился и на что до сих пор мог только надеяться. Хотя нет, конечно, он никогда не надеялся, что ему придется призвать на помощь все те навыки, которые он получил, упражняясь в стрельбе под неусыпным присмотром Тэрла. Тэрл не готовил своих односельчан к войне в Пограничье. Он лишь предлагал перенять его опыт на тот невообразимый случай, если придется с оружием в руках — или без оружия — отстаивать жизнь и независимость своего любимого туна. Сейчас Нэлс отчетливо видел, насколько далеки эти изнурительные занятия были от внезапно нахлынувшей действительности. И тем приятнее ему было ощущать, что эта действительность все же не застала его врасплох.
Не сводя глаз с простреливаемого участка плетня, Нэлс старался замечать все, что творится вокруг. Он видел стоящих спина к спине сверов, отчаянно отбивавшихся от своры остервеневших дикарей. Видел, как некоторым из них, возможно даже Лину с Керли, пришли на помощь несколько фолдитов, взявших на себя, причем довольно удачно, роль фултумов и отгоняя нападающих длинными жердями или топорами на длинных рукоятях, что позволяло сверам прицельно сеять смерть среди врагов убойными арбалетными стрелами.
Когда стрела вышибла полено прямо у него из-под носа, Нэлс понял, что его укрытие обнаружено. Более того — что его обошли сбоку и вот-вот подстрелят, как зазевавшуюся ворону или сноп соломы. Страха при этом он не ощутил. Отшатнулся назад. Как раз вовремя, чтобы позволить очередной стреле вонзиться в стену над тем местом, где только что была его голова. Резкий поворот плечами и всем корпусом вправо, стойка на одном колене, лук натянут, взгляд расслабленно — но не вяло — скользит по краю плетня. Тэрл! Он совсем позабыл о том, что должен охранять аола еще пуще терема. А весь если Тэрл допустил, чтобы с того места, куда он только что сиганул через плетень, стреляли, значит, либо его самого уже нет в живых, либо он сражается где-то еще, но уж никак не там, где его в последний раз видел Нэлс.
Внезапное желание пригнуться спасло Нэлсу жизнь. Стрела чиркнула по волосам и обожгла макушку. При этом никто из-за плетня так и не выглянул. Стрелок прятался на крыше соседней избы. До него было раза в три дальше, чем до плетня, однако иной возможности договориться с ним, кроме как на языке стрел, Нэлс не видел. Помогло то, что шеважа явно поверил в свою недосягаемость и безнаказанность. Он почти не прятался и яростно осыпал стрелами не только Нэлса, но и всех вабонов, что попадали в поле его зрения. Нэлс достал его со второго выстрела. Дикарь неловко отбросил лук, попытался вырвать из шеи стрелу, не удержал равновесия и опрокинулся с крыши навзничь. Вероятно, он успел досадить многим, потому что его падение было встречено ликующими криками.
Судьба Тэрла по-прежнему волновала Нэлса больше всего остального. Недолго думая он бросил свой пост возле поленницы и отбежал к плетню. Никто его по ту сторону не подкарауливал. Мимо, пятясь, проходил отстреливающийся из арбалета свер, подступы к которому прикрывал только один фолдит, вооруженный уже не копьем, а жалкими щепками. Между тем орудовал он ими настолько лихо, что ни один из четверых разъяренных шеважа не мог приблизиться к нему, не рискуя поплатиться за это выбитым глазом или свернутой челюстью. При ближайшем рассмотрении Нэлс сообразил, что перед ним никакой не фолдит, а Фейли собственной персоной. На подмогу четверым товарищам уже мчались наперерез еще двое дикарей, и неизвестно, чем бы кончился этот неравный поединок, если бы Нэлс не оказался поблизости. Не боясь промахнуться и ранить Фейли, он угодил стрелой в висок самому могучему из нападавших, а свер тем временем прервал бег одного из тех, кто спешил на помощь. Врагов снова стало четверо. Щепки в неутомимых руках Фейли крошились и разлетались в стороны. На поясе у него Нэлс заметил нож, но едва ли лезвие длиной в ладонь могло пересилить два топора-лесоруба и обоюдоострый меч, похоже, вырванный из мертвых рук одного из поверженных сверов. Словно уловив его мысли, отступавший с арбалетом свер споткнулся и неловко рухнул на бок. Фейли в отчаянии оглянулся на него, упустив несколько драгоценных мгновений. Времени на размышления у Нэлса больше не было. Отбросив лук с колчаном, он пронзительно крикнул, обращая на себя внимание, выхватил из-за пояса дубинку и устремился навстречу ничуть не смущенным его появлением рыжим головорезам.
Зато на Фейли его дерзкая атака произвела сильное впечатление. Ему приходилось слышать, что под началом Тэрла трудятся фолдиты, больше привычные к оружию, чем к мотыгам и лопатам, однако в душе он лишь подсмеивался над гордыми рассказами своего старого боевого друга и искренне не верил, что подобное возможно. Но стоило грянуть беде, и он действительно оказался свидетелем того, как простоватые и по-деревенски неуклюжие мужики буквально на его глазах преобразились, схватились за те же мотыги и лопаты, если у кого под рукой не нашлось настоящего оружия, и все как один высыпали навстречу многочисленной, до зубов вооруженной своре лесных дикарей. Среди тех, кого он успел заметить на равных бьющимися с шеважа на улицах и в огородах, были — кто бы мог подумать! — даже женщины. А ведь не зря же в Вайла’туне ходила присказка о жизнелюбивом человеке: «Любит жизнь и боится смерти, что твой фолдит». Судя по всему, пора было перекраивать устаревшие взгляды на привычный порядок вещей.
Наблюдая краем глаза за тем, как тяжелая дубинка гуляет по лбам, скулам и затылкам шеважа, Фейли решил, что силы фолдиту придает весть о трагической гибели его брата-близнеца. Гилтана сразила шальная стрела, одна из сотен, которые атакующие выпустили по туну перед самым штурмом. Если бы не его широкая спина, она досталась бы Харлину, который едва ступил на порог избы целительницы. С этого момента Фейли уже и не думал отсидеться в подполе с пленным Гури и вконец растерянным, не понимающим, что происходит, старым писарем. Он только помог Элете втащить безжизненное тело в дом, схватил первое, что сунул ему на ходу Струн, — видавшее виды копье, очевидно даже не боевое, а тренировочное — и бросился в самую гущу разраставшейся, как на дрожжах, бойни.