Через несколько месяцев мы распишемся.
А еще через три года я буду стоять в залитом солнцем больничном коридоре и кроме боли чудовищной утраты ощущать невыносимое чувство вины. Потому что так и не смог ничего изменить.
И поэтому я сделаю последнее, что мне осталось.
Я не двинусь с места.
Она попыталась подняться, но замерзшая ладошка скользнула по льду, и Лиля снова плюхнулась в лужу. Она посмотрела на меня - ожидающе, но я не двигался. Я только впитывал всем существом это лицо, и этот сердитый взгляд, и щемяще-знакомый жест. Потому что мы никогда больше не встретимся.
Потому что это моя последняя жертва.
К ней подошел молодой человек в кожаной куртке, поигрывая ключами от автомобиля. Поднял, помог отряхнуться, что-то сочувственно произнес. Лиля улыбнулась - знакомо и трогательно.
А я отвернулся к темной воде, на которой упрямо и безнадежно трепетал цветастым крылом красный платок. Я сделал все, что мог.
Я знал, что буду искать на столах возле Спаса-на-Крови или в маленьких сувенирных магазинчиках матрешку, подписанную Лилей. Матрешку в красном хохломском платке с насмешливыми зелеными глазами.
И не буду ее открывать.
