Такое родство шустрой, с лучиками у глаз бабушке показалось вполне приемлемым, чтобы без опаски продолжить разговор. Она поправила берет на голове, довольная возможностью посплетничать с новой слушательницей, и поведала о смерти Шадрухиной и о том, что здесь не иначе как убийство. Я изо всех сил старалась изобразить расстроенный вид, но в меру. Будто я не столько досадовала по поводу смерти двоюродной тетушки, сколько по поводу обломившегося бесплатного жилья. Лица старушек немного картинно опечалились.
— Как же так могло случиться? — спросила я, поглощенная своим «горем».
— Откуда ж нам знать-то, дочка.
Чувствовалось, что обитательницы лавочек раскрывать свои секреты не сильно стремились, но на этот случай у меня имелся один прием, который со старушками практически всегда срабатывал. Нужно было бросить ложную информацию, причем такую, чтобы она несколько расходилась с их знаниями по этому поводу. Только тогда отстоять собственную точку зрения старушки почтут своим долгом. А мне остается делать вид, будто я думала так лишь по неведению и не откажусь услышать истину из достоверного источника, каковым и является собравшаяся компания.
— Мама говорила, она красавица была, и за нею всегда хвостом ходили мужчины. Может, какой приревновал?
Предположение было довольно-таки наивным, тем более что я вообще представления не имела, как выглядела Шадрухина. Она могла оказаться и крокодилом в юбке. Но в данной ситуации именно такая версия должна была сработать, поскольку собеседницы мои, несмотря на свой неопределенно далекий от молодости возраст, все еще оставались женщинами. А редко какая женщина согласится с тем, чтобы при ней хвалили внешность другой, даже если та действительно достойна похвалы.
— И-и, — протянула старушка с лучиками и шмыгнула носом — хотя на улице и стояла оттепель, но сидеть на лавочках было еще холодновато, — не спорю, может быть, лет двадцать назад мужики по ней и сохли, но последнее время разве что слепые на этакую красавицу позариться могли. Да и не в том возрасте Светка была. Это вы, молодые, из-за любви то с мостов прыгаете, то таблетки глотаете, а здеся другая причина оказалась.
— Какая же? — жадно слушая, спросила я.
— Знамо какая — деньги, — без тени сомнения вставила в разговор бабуля, стоявшая у самого края лавочки. За время беседы она несколько раз порывалась что-то сказать, но все время ее перебивали. — Думаешь, твоя тетка просто так разбогатела? — немного понизив голос, сказала она и многозначительно кивнула головой в неопределенную сторону.
Я на всякий случай пошарила глазами в районе кивка, но ничего примечательного не обнаружила. Окололавочный народ одобрительно закивал. Кажется, начинало что-то проясняться. Я навострила уши и продолжила игру:
— А что?
— Что, что, — передразнила меня собеседница, — деньги-то, милая, на деревьях не растут и с неба тебе на голову не сыплются, а потому ни с того ни с сего, сама понимаешь, появиться не могут. А тут ходила Светка, как мы, голозадая, ветер в кармане гулял, и вдруг на тебе: фирму открыла. Вот теперь и соображай, откуда у некоторых деньги берутся, если их потом при загадочных обстоятельствах убивают.
— Да что ты мелешь, — возмутилась довольно молодая для своей компании женщина, по-видимому редко появлявшаяся в районе лавочки, — парнишка пьяный ее прирезал. Видно, с перепою не в ту квартиру забрел, а Светлана Георгиевна подумала, что воры.
— И зачем же он тогда возвращался? — хитро прищурив глаз, спросила прежняя старушка. — Вот рассуди сама, — входя в раж, обратилась она ко мне, ища поддержки. По всей видимости, среди своих подруг бабка уже сотню раз обсудила эту тему, приобрела сторонников и, может быть, противников, а теперь старалась еще и меня обработать и привлечь на свою сторону. — Я живу в соседней квартире и сплю чутко, мышь не пробежит. И в ту ночь я, значит, легла пораньше, часов в девять, потому как голова разболелась и ноги крутить стало. У меня их всегда крутит, когда погода меняется. Легла я, значит… а кровать-то моя у самой той стенки, что общая у нас с Шадрухиными… и слышу: Светка чавой-то там кричит, за стеной-то. Мне ж, конечно, до ее жизни дела мало. С кем она ночи проводит, мне без надобности знать, только муж-то ейный в командировку уехал. А кроме Светкиных криков, еще и мужские голоса слышны были. Смекаешь?
Я еле удержалась от соблазна спросить у нее, сколько их было, мужских голосов, но перебивать сейчас такую хорошую рассказчицу ни в коем случае не следовало: могла замолчать насовсем, обидевшись.
— Я ухом-то прижалась к стенке. Слов разобрать нельзя было… и то, не молодая, ухи уж не те… но поняла: ругались они, и ругались шибко. Верно, чего не поделили. А потом замолкли, я уж думала, совсем ушли. Заснула, значит, я. И так хорошо, крепко уснула. И сон какой-то увидела… — Старушка сморщила лоб, припоминая, что же ей привиделось. — Точно, был сон, — так и не вспомнив, какой именно, заключила она. — А потом слышу — шумят на лестнице. Пьяные какие-то, и к Шадрухиным. Я и проснулась. Только поздно встала, в «глазок» уже ничего не видно было. Да. Пошумели они еще немного в квартире, и потом двое тихо так вышли. А третьего забыли, значит, а может, специально оставили, чтобы самим не отвечать.
— Вы их видели? — спросила я, когда рассказчица замолчала.
— Нет, милая. Говорю ж, тихо ушли.
— Как же ты, Петровна, определила, что их двое ушло? — недоверчиво спросила та, с лучиками.
— Знамо как, — не смутилась соседка убитой, — по голосам. Трое разговаривали, когда к Шадрухиной в дом входили.
— И ты, глухая, разобрала? — не сдавалась «лучистая».
— Да вот разобрала, — обиженно ответила Петровна и, надувшись, замолчала.
Теперь я подосадовала на то, что рядом оказалась эта «веселая» старушка, которая сразу мне так понравилась. Я посмотрела на нее внимательнее: ничего особенного, стандартная сплетница. А теперь из-за нее я рисковала потерять такой хороший источник информации.
— Почему же вы решили, что эти трое убили тетю Свету из-за денег? — спросила я в надежде, что старушка обиделась все же не настолько, чтобы не пожелать ответить.
Но ошиблась. Петровна предложила спросить у той, которая перебила ее, мол, она больше знает, и продолжила свое гордое молчание. С разных сторон посыпались версии происшедшего. Петровна слушала всех, скептически ухмыляясь, затем не выдержала «ложной информации» и все-таки высказала свое мнение:
— Ихние это деньги были, на которые Светлана фирму открыла. Она у них заняла, а отдавать передумала, вот они и пришли. Сначала, как положено, попугали, а когда она отказалась долг-то вернуть, они сходили, у главаря своего спросили, что им дальше делать, а потом вернулись, чтобы убить.
— Откуда ж тебе это, Петровна, известно? — не унималась маленькая.
— Дедуктивный метод, — гордо произнесла та слышанные некогда слова, смысл которых был для нее столь же туманен, как и история, произошедшая в соседней квартире.
* * *Поговорить с мужем Шадрухиной мне не удалось: нервный и бледный, он сидел у гроба покойной и избегал встречаться взглядом с входящими. Не хотелось в такой день приставать к человеку со своими вопросами, и я решила отложить беседу с ним на следующий день. Но вышла я из квартиры не сразу.
Дверь ее была раскрыта нараспашку, и все желающие проститься с покойной толпой окружали гроб и сидящего рядом с ним вдовца. Я протиснулась в самую гущу и, повернувшись лицом к гробу, заняла максимально удобную позицию: с одной стороны, мне было слышно все, о чем говорят вокруг меня, с другой — я могла без боязни показаться неприличной или подозрительной разглядывать Шадрухина.
Пока ничего интересного не доносилось от окружающих меня людей, я попробовала определить характер вдовца. Это могло пригодиться впоследствии. Шадрухин сидел на краешке стула и смотрел поверх гроба, словно не решаясь опустить глаза на жену. Лицо его, припухлое, с по-детски наивными глазами, было жалким, как у побитой собаки. Мне он совершенно не понравился: безвольный, словно и не мужчина. Таких обычно выбирают властные женщины и держат под своим каблуком. А они с завидным терпением переносят все помыкания, лишь изредка тихонько поругивая жену.
Взгляд мой скользнул на ворот рубашки вдовца и наткнулся на бледно-розовый след от губной помады. А вот это интересно. Печальные родственницы, даже если в их семейные традиции входит лобызать друг друга при каждой встрече, все равно не смогли бы так промахнуться мимо обширной щеки вдовца. Окинув взглядом весь костюм Шадрухина, я не нашла более ничего примечательного и переключилась на посетителей, с разной степенью достоверности изображавших искреннее горе. Это, кстати, очень удобный способ определить, кто окружал покойного при жизни.
Родственников от друзей и знакомых легко было отличить: они находились в квартире постоянно, отлучаясь из комнаты лишь ненадолго. Остальные же, отдав дань памяти умершей, спешили выйти на свет божий, подальше от навевающих тоску настроений. А еще они отличались тем, что знакомые, забегавшие на минутку, были упакованы что надо, в смысле одежды, мобильников и ожидавших во дворе тачек, родственники же выглядели куда как проще. Судя по кругу, из которого вышла Шадрухина, ей на славу пришлось потрудиться, чтобы открыть свое дело.
