«Са-агреваешь ла-асково, се-ера-я шинель!» — пели одни.
«Не плачь, дев-чо-он-ка, прой-дут дож-ди!» — пытались перекричать их другие.
Вся моя жизнь была связана с армией еще с тех времен, когда живы были погибшие потом в Карабахе папа и мама, а мы кочевали из гарнизона в гарнизон, и я вдруг поняла, чего мне так остро не хватало в пропахшем пивом, сдобой и семечками, насквозь штатском Тарасове — мне не хватало армии…
Портос все еще был на работе: из кабинета командира полка один за другим вылетали красные, испуганные или разъяренные офицеры — поиски Скачкова были в полном разгаре.
— Товарищ подполковник, подождите! — крикнула я еще из коридора. — Не отправляйте никуда офицеров! Скачков нашелся!
Офицеры замерли. Я вдруг подумала, что, если бы меня не было в части, Портос просто подал бы в розыск и спокойно лег спать.
— Я нашла Скачкова!
— Где?
— В поселке. Я там его у одной бабульки спать уложила, так что вы не волнуйтесь, завтра будет как штык.
— Петров! — заорал Портос. — Кроме патруля, всем отбой! Ну, заходите, Юлия Сергеевна, рассказывайте. — В приемную уже подтягивались взволнованные, довольные офицеры: всех искренне радовало, что эту ночь они проведут в постелях с женами, а не нарезая по окрестностям круги в составе поисковых групп. Но уйти не торопились.
Я прошла в кабинет, а Портос плотно закрыл дверь и напряженно уставился мне в лицо.
— Значит, так, товарищ подполковник, — начала я, — парнишка «на взводе». Напрягли его Щукин и Хрущев — на деньги.
— Вот мерзавцы! — вспыхнул Портос.
— Сказали: не принесет — «отпетушат», заложит — вообще убьют.
— Я им покажу, что такое «отпетушить»! — снова не выдержал командир полка. — А он-то сам почему терпел?
— Трусоват.
— Вот то-то и оно, — возмутился Портос. — «Стучать» им вроде бы не по-мужски, а терпеть издевательства — значит, по-мужски. Ладно, поедем забирать?
— На губу? — настороженно поинтересовалась я.
— Ну почему — на губу? — видя мою недружелюбную реакцию, сдал назад Портос и все-таки не выдержал: — А куда его?! К мамке под юбку?!
— На завтрашнюю охоту возьмите, — предложила я.
Командир полка поперхнулся, вытаращил глаза и замер — с такой наглостью он еще не сталкивался.
— Как — на охоту?
— Вам ведь можно. А почему ему нельзя?
Портос совсем выпал в осадок от такого сравнения и только мотал головой в смысле «ни за что».
— Упустили вы с ним политико-воспитательный момент? Упустили. Не смогли…
— Постой-постой, — от неожиданности перешел на «ты» Портос. — Но не на охоту же его теперь! Ладно бы еще попросили взысканий не накладывать…
— По рукам! — я расторопно сунула свою ладошку Портосу и затрясла его огромную красную кисть. — Кстати, когда выезжаем?
Портос спохватился, глянул на часы и загорелся:
— Ух! Через четыре часа уже надо в машину садиться! Так, сейчас я Петрову скажу…
— Да… — ненароком поинтересовалась я, — этот ваш прапорщик — Зимин, кажется… он у вас неженатый?
Портос непонимающе уставился на меня. Мои глаза были чисты и невинны.
— Ну, так это… — ушел от ответа Портос. — Возьмем мы с собой Зимина.
Я уже собралась было уходить, но Портос был не из тех, кто откладывает дела на потом…
— Юлия Сергеевна, давайте Скачкова заберем.
— Прямо сейчас?
— А когда еще? Я и комбата сразу предупрежу, чтобы полегче с салагой…
«Обмен» состоялся, и через пять минут мы на скорости восемьдесят километров в час подъехали к домику на окраине.
Командир полка подошел к старухиной кровати с шишечками. Петя спал, уютно свернувшись калачиком под лоскутным бабкиным одеялом. Портос растерянно замер: проорать «рота, подъем!» среди всех этих ковриков, горшочков и салфеток было так же нелепо, как пропеть «Петюнчик, вставай» в казарме.
— Петр! — громко сказал командир. — Вставай.
Петя перевернулся на спину, сладко потянулся и открыл глаза: перед ним стояли командир полка и начальник штаба собственными персонами. Он зажмурился, открыл глаза снова, но «видения» не исчезали.
— Пора, Петр, — напомнил командир полка. — Служить.
Скачков сел в кровати, и некоторое время все молчали, а я особенно остро поняла, какая пропасть их разделяет. Они не просто имели разные звания; казалось, они принадлежат разным кастам. Им даже нечего было друг другу сказать.
Петр опомнился первым:
— Теть Юль, можно я оденусь?
— Конечно, Петя, — кивнула я и вышла.
Через пятнадцать минут Скачкова передали в руки счастливого комбата, а меня проводили до гостиницы; в четыре утра в дверь номера постучали.
— Юлия Сергеевна! Пора!
Я вскочила, начала было натягивать футболку, когда из коридора снова раздался голос начальника штаба:
— Юлия Сергеевна, вы сразу по-походному одевайтесь, я тут принес.
Я приоткрыла дверь и выглянула: майор держал целую охапку обмундирования маскировочных цветов:
— Надевайте это, Юлия Сергеевна, будет холодно.
Вскоре я, разодетая, как боец из спецназа, уже сидела между мужчинами на заднем сиденье «УАЗа». Мне было по-настоящему хорошо. В казарме спал переданный в надежные комбатовские руки Петр Скачков, а в машине, едущей сзади, трясся и второй мой подопечный — по линии борьбы с хищениями и торговлей оружием — прапорщик Зимин. Машина бодро скакала по кочкам разбитой проселочной дороги, и я, положив голову на богатырское плечо Портоса, сладко уснула.
Время от времени машина останавливалась: то у егерской избушки, то у развилки дорог. Мужики выходили, хлопали дверями, шепотом матерясь, когда не могли договориться, по какой грунтовке ехать. Но я не хотела открывать глаз: так тепло, легко и надежно мне не было с тех самых пор, как папа приводил меня пяти-семилетнюю в свою часть. Солдаты — русские и узбеки, чеченцы и таджики — все хотели прикоснуться ко мне, погладить по голове, исполнить любое желание, потому что, как я теперь понимаю, маленькая девочка напоминала им о самом дорогом, самом теплом, что у них было, — о доме.
— Приехали! — весело заглянул в машину начальник штаба. — Выходите, а то самое интересное пропустите!
Я вылезла и потянулась, чувствуя, как поет и радуется отдохнувшее тело. Солнце еще только коснулось самых вершин огромных, в два обхвата, деревьев, и свежий воздух источал совершенно роскошные запахи… Командир полка украдкой растирал занемевшее плечо.
Офицеры, с удовольствием пощелкав затворами, занялись костром, и я улыбнулась: охота на глазах превращалась в чудный отдых на природе — с шашлычком, балычком и водочкой.
Честно говоря, я не любила стрелять. Может быть, потому, что мне, в отличие от большинства этих сильных, уверенных в себе мужчин, доводилось убивать людей, я не получала удовольствия от того, что живое существо падает, тыкаясь головой в землю, и дергает конечностями, истекая кровью.
Время шло. Солнце поднялось. Зверь, понятное дело, учуяв запах дыма, перебрался в менее опасные места, и охотники, съев почти все взятое с собой мясо, выпив с ящик водки и поменяв третью или четвертую стоянку, устроили пальбу по пивным банкам. Я подсела к прапорщику Зимину. Он опустил голову и печально улыбнулся.
— Слушай, прапорщик, а ведь у меня к тебе дело.
— Говорите.
— «Сделай» мне оружие.
— Да? И сколько вам нужно? — Взгляд Зимина похолодел и остановился.
— Два десятка автоматов, пару гранатометов, ну и боеприпас…
— А ракетную установку «Ураган» вам не «сделать»? — издевательски хмыкнул прапорщик.
— Только не говори, что ты не можешь. Я в Калининграде тыщу раз видела, как это делается.
— Вот и брали бы в Калининграде.
— Те времена прошли. Что могла, то взяла.
— А если я вас сдам? Прямо сейчас?
— Не свисти, прапор. Лучше подумай, а то ведь время и здесь может кончиться…
Зимин промолчал.
— Покупатель у меня есть. Деньги предлагает хорошие — восемь штук баксов. Ты подумай.
Лицо Зимина напряглось, а глаза забегали по сторонам. Цена получалась процентов на тридцать выше рыночной.
— Мои проценты — отдельно, — продолжала я. — Сюда не входят. Все деньги твои будут.
Прапорщик напряженно думал, и это было хорошо — «разработка» худо-бедно, но пошла.
— А не сделаешь ты, другой сделает. Из Калининграда ведь тоже не все нормально выехали: в свою квартиру и на свои бабки, — я усмехнулась. — Как я. Кто-то ведь до сих пор локти кусает, что вовремя свое не взял.
— Я такими делами не занимаюсь, — твердо сказал Зимин. — Разговор окончен.
Да, разговор был окончен. В принципе, этого и следовало ожидать.
Солнце пошло вниз, и офицеры начали сборы — пора было возвращаться.
В часть мы вернулись уже в сумерках. Второй «уазик» с моим завскладом свернул куда-то вбок на самом въезде в поселок: офицеров сразу же развозили по домам. Я попросила остановиться у КПП — хотелось прогуляться. Машина отъехала, и я пошла по прямой, обсаженной гигантскими тополями аллее.
