– Катерина, – прокричал он, – давай запрыгивай быстрее!
Я ему белка, что ли?!
– Здравствуйте, Иван Сергеевич, – чинно поприветствовала я его. – Какое сегодня хорошее зимнее утро!
– Ты что, не выспалась? – опешил Заславский и вышел из машины. – Едешь или нет, я что-то не понял.
А то непонятно, если я стою с чемоданом!
– А-а, у тебя багаж!
Наконец-то, за это время и слепой бы увидел.
– Мишаня, – Заславский обратился к водителю, – погрузи даму в авто! А то я при параде.
С водительского места вылез шкафоподобный бритоголовый парень и с недоумением уставился на мой ободранный, видавший те еще виды чемодан.
– Второго нет, – заметила я ему.
– И слава богу, – хмыкнул Мишаня и играючи кинул мои пожитки в багажник.
– Дочка, – обратился ко мне Заславский, когда я села рядом, – твой драгоценный муж уже ждет тебя в поместье!
Я чуть не подавилась собственным языком, на котором вертелся вопрос, а куда мы, собственно, едем.
– Я знаю, – продолжал играть свою роль Заславский, – как тебе не терпится с ним воссоединиться!
Громила Мишаня кинул заинтересованный взгляд в зеркало заднего вида. Я ему кровожадно так улыбнулась.
– Они так любят друг друга! Очень любят, – сказал Мишане Заславский. – Не могут друг без друга!
Мишаня еще раз заинтересованно посмотрел на меня, но ответной улыбки ждать не стал, быстро отвел глаза. Ну да, я такая, еще и укусить могу.
– Что вы такое говорите, Иван Сергеевич? – прошептала я, толкая Заславского в бок.
– И тут Остапа понесло, – вздохнул он заговорщически.
Кто не знает, фраза вышла из-под пера блестящего дуэта Ильфа и Петрова. Возможно, не дословно, Заславский любил перевирать даже шедевры русской литературы.
– Зови меня папой, – попросил Заславский.
– Зачем?
– Так надо.
– Я соглашалась только на жену!
– Я что, забыл тебе рассказать об операции «Прекрасная маркиза»?
– Первый раз о ней слышу, – прошипела я.
– Между прочим, основное действующее лицо здесь я, маркиз Заславский.
– Почему маркиз?
– Граф как-то слишком вычурно звучит, не находишь?
– Я, честно говоря, вообще смысла во всем происходящем пока не нахожу.
– Это явное упущение с моей стороны, – покачал седой головой актер. – Дочка! Сейчас я попрошу Мишаню остановиться, и ты сделаешь свои дела!
Последние слова он сказал достаточно громко, чтобы водитель их услышал.
– Какие такие дела? – прошептала я.
– Маленькие! – торжественно объявил он. – Так спешила, что в туалет забыла забежать. Вот что делает любовь с человеком. Мишань, ты остановись возле тех кустиков.
– Я вас убью, – пообещала я совершенно искренне и снова толкнула Заславского в бок.
– Ща, – ответил Мишаня, не оборачиваясь. – Как только за город выедем, так и остановлю.
Я не понимала, к чему клонил Заславский.
Догадалась только, когда Мишаня остановил автомобиль на заправочной станции, на отшибе которой впритирку друг к другу стояли две покосившиеся туалетные кабинки. В одну вошел Заславский, в другую я.
– Катерина, – сказал Заславский, сторожевым взором оглядывая окрестности из туалетного окошка в виде сердечка, – ты моя дочь!
– Интересно, от кого?
– Катерина, прошу тебя, не лезь в дебри моих личностных отношений с противоположным полом. Я сам в них путаюсь. Ты же знаешь, путеводной звездой мне всегда служила Ванда.
– Где вы встретили мою маму, Заславский?!
– Твоя мама тут совершенно ни при чем.
– Она меня родила!
– Катерина, не тупи. Времени мало. А я должен тебе объяснить азы, остальное расскажет Давыдов на месте представления. Слушай внимательно: ты моя дочь, я маркиз Заславский. Мы оба из благородного дворянского рода, затерянного на просторах Европы. Я в отличие от тебя еще сохранил остатки благородства. С тобой безжалостно обошлась судьба, ты растеряла навыки хорошего тона.
– Что я растеряла?
В туалетной кабинке нестерпимо воняло. Я уже хотела согласиться на все, лишь бы быстрее отсюда выбраться. Но, как говорится, истина дороже.
– Пользоваться ножом и вилкой за столом умеешь?
– А то, – обиделась я. – Не все же стаканами водку пью.
– Больше этого не делай, Катя. Давыдов нас нанял не для куража, а для поддержания имиджа.
– Он что, больной?! Не мог найти профессионалов?!
– Катерина, я в отличие от тебя профессионал. А ты ему просто понравилась. Он сказал, что в тебе есть непосредственная стервозность, граничащая с дебильностью.
– Что во мне есть?!
Нет, повторять дважды было не нужно, я и так все прекрасно слышала. И я обиделась. Заперлась в кабинке и категорически отказалась из нее выходить. Разумеется, я осознавала, что выбрала неприемлемую для истинной леди форму протеста, но другую просто придумать не смогла.
Мишаня, заправивший своего «мерина» топливом, застал Заславского бегающим возле туалетов.
– Катерина, – твердил мой мнимый папаша, – давай, давай! Сделай это, и сразу почувствуешь облегчение!
– Скоро? – поинтересовался амбал.
В это время я пригнулась, спрятавшись под окошечко, из которого смотрела на мир злющими глазами. Я-то думала, что понравилась Давыдову! А он всего лишь нашел мой характер занятным! И это еще очень-очень мягко сказано. С другой стороны… если он в меня сразу не влюбился, то мне будет легче отыграть роль и вернуться с деньгами обратно. В конце концов, я в выигрыше. Нет, ну надо же так сказать о такой творчески окрыленной невинности, как я! Дебильная непосредственность! Ха, я ему скажу, что он сам такой. Кстати, нужно будет подумать над этим на досуге. Интересно, сколько еще ехать до этого поместья? Последнюю фразу я сказала вслух, открывая дверь кабинки, находиться в которой больше не хватало никаких протестных сил.
– Тридцать минут ехать, если тащиться на сотне кэмэ в час, – как-то подозрительно ответил мне Мишаня, разглядывая мой безупречный вид.
– Вот и хорошо, – обрадовалась я свободному времени.
И мы поехали дальше, ловя лобовым стеклом кружившиеся снежинки.
Мы сидели с Заславским, как два настоящих разведчика, попавших в сложную международную обстановку, прямо в самое пекло политических интриг закормленного Запада, глумящегося над доверчивым Востоком. Время от времени Иван Сергеевич говорил двойственные по смыслу фразы, стараясь подготовить меня к очередному сюрпризу. Судя по всему, он сам знал не много, но все же гораздо больше меня.
– Это так по-современному, – рассуждал «папаня», – когда молодежь знакомится с родителями после года совместного проживания под одной крышей.
Ага, сделала я вывод – меня везут с кем-то знакомиться.
– Свекровь свекрови рознь, – продолжал разглагольствовать Иван Сергеевич. – Иной раз родные матери бывают хуже добрых мачех.
Понятно, едем к свекрови. К моей свекрови?! К кому?!
– Стерпится-слюбится, как говорится…
Как-то не так я представляла свою первую встречу со свекровью. Честно говоря, я ее вообще не представляла, собираясь в один прекрасный момент выйти замуж за круглого сироту. Наслушавшись рассказов подруг о бесчеловечных отношениях между этими двумя антагонистами – свекровью и невесткой, я и в брак-то кидаться не спешила.
И вот как отомстила мне судьба – подкинула фиктивное замужество. И как бы не замужество вовсе, а так, одно название. Во всем этом деле были две приятности: Давыдов и гонорар. Они находились на воображаемой чаше весов, и кто-то из них постоянно перевешивал, нарушая баланс и равновесие сил.
Я решила абстрагироваться от понятий «невестка», «свекровь», «папаня», «муж»…
Нет, последнее время мне нравилось, представлять Давыдова в образе мужа. За это можно было зацепиться утомленному загадками сознанию, чтобы продержаться нужное количество времени…
– А сколько, кстати, мы там пробудем?
– В договоре, который ты подписала, значилась неделя, – прошептал мне на ухо Заславский.
– Вот и славно, – пропела я, – трам-пам-пам!
Неделя – это всего лишь семь дней, которые пролетят незаметно, потому что рядом со мной будет мачо Давыдов. Безусловно, я не собиралась в него влюбляться дальше и больше, мне хватало и того, что я уже к нему чувствовала. Стопором служила фраза про то, чем я конкретно его зацепила. Ага, про стервозность, дебильность и прочие прелести моего характера. Мужчины они такие… мужчины!
– Дочка, – сказал Заславский, когда вдали на холме среди снегов показался громадный дом в стиле псевдорусского терема, – помнишь наш спектакль «Квазиопа»?
Помнила ли я «Квазиопу»?! Еще бы. Для него я сшила первый сценический костюм! Балахон в лохмотьях!
– Так вот у него была жена…
Дальше можно было не продолжать. Жена Квазиопы была глухонемая. Играть ее никто не соглашался, потому Богомольцев сделал ее роль со словами. В процессе общения с мужем и его родственниками она мычала.
