– И пирожки с мисом и рясом! – выдала Тая.
Продавщица подняла на нее взгляд и невозмутимо поинтересовалась:
– Сколько?
– Два! Нет, лучше три! И четыре с картошкой!
– С рисом и мясом, – зачем-то запоздало поправила я.
– Ну, а я что сказала?
– Да так, ничего… Тай, куда нам столько, а?
– Ничего, пригодятся! Лучше пусть останется, чем не хватит.
Закончив с пирожками, она набила пакет прохладительными напитками и переключилась на лотки с прессой. Наш родимый «Непознанный мир» красовался в первых рядах.
– Чтоб такого интересного взять почитать, – вслух размышляла подруга, разглядывая газеты и тоненькие журнальчики.
– Вот эту возьмите, – указала продавщица на «Непознанный мир», – очень интересная газета.
– Нет уж, спасибо, – вежливо отказалась подруга. – Дайте лучше эту, вот эту и вон ту. И этот журнальчик, в нем есть телепрограммка?
Получив все желаемое, отправились на платформу, звеня бутылками, шелестя газетами и распространяя щедрый чебуречно-пирожковый дух. Вскоре подошла электричка, мы зашли в вагон, и Тая принялась выискивать самое безопасное место: «Сюда мы, Сена, садиться не будем, вдруг в середину врежется неуправляемый автобус. Сюда тоже не стоит, в начале вагона всякое может случиться… И даже не думай, Сена, идти в конец! Сейчас мы выберем золотую середину, самую безопасную…»
– Тайчик, – я с сочувствием смотрела на свою дорогую подругу, – а если на этот поезд упадет неуправляемый самолет, где тогда искать самое безопасное место? Давай, садись уже куда-нибудь, хватит метаться по проходу и мешать людям. Вернемся в Москву, я отведу тебя к хорошему милому доктору, ты ему расскажешь обо всех своих страхах, он тебя внимательно выслушает и выпишет вкусненьких капелек или разноцветных таблеточек.
– Вот что я хочу сказать тебе, Сена…
– Ты сядешь, наконец, или нет?! – зашипела я, как раскаленный утюг, на который резко плюнули. – Мы всем мешаем со своими сумками и бесцельной беготней по вагону!
Тая собиралась что-то сказать, но я не захотела слушать, а при помощи хорошего тычка усадила ее на ближайшую лавку. Сердито сопя, она отодвинулась к окну, водрузила пакеты себе на колени и приготовилась всю дорогу быть жабой. Всеми силами попытавшись абстрагироваться от того, что сидит рядом, я уставилась в пространство поверх голов впереди сидящих и постаралась переключить мысли на рабочий лад. Никаких точных координат местонахождения чудо-дома у нас не имелось, следовательно, предстояла увлекательнейшая экскурсия по несомненно живописным окрестностям города-героя Гжель, в обязательную программу входили так же приставания к местным аборигенам с загадочным вопросом: «Скажите, а где здесь какой-то дом, который то ли лечит, то ли калечит…» И как, как, скажите на милость, это вообще способен сделать дом? Не человек, который в нем живет, а непосредственно само строение? Пусть я и трудилась долгие годы в редакции самой желтой, самой вральной газеты на свете, но наделенная некими сверхъестественными способностями постройка… по-моему, это немного чересчур.
– Сена, ты меня вообще слышишь?! – послышалось над ухом недовольное скрежетание.
– А? – развернулась я к Таиске. – Что?
– Я тебе уже десять минут рассказываю, а ты на меня ноль внимания!
– Прошу пардона, я задумалась. О чем ты повествовала?
– Я рассказывала о том, как ко мне одна морда козлиная уже целую неделю клеится, прохода не дает, так задолбал – ужас!
– Да? И что, эта морда совсем-совсем уж такая козлиная?
– Козлее некуда! – брезгливо передернула Тайка плечами. – То ли он при магазине грузчиком работает, то ли еще кем-то не менее почетным: высокий, тощий рыжий дрищ лет двадцати трех с дебиловатой улыбиной во всю конопатую рожу. Ко всему вдобавок, он, кажется, еще и таджик!
– Разве таджики бывают рыжими? – усомнилась я.
– Они, Сена, всякими бывают! – отмахнулась подруга. – Так вот…
– Нет, погоди, – уперлась я, – и все-таки рыжих таджиков не бывает. Не бывает и все тут, это все равно, что белый негр. Таджики поголовно черноволосые.
– Белый негр есть – это Майкл Джексон! Так вот…
– Майкл Джексон побелел искусственным, а не естественным путем, от природы он черный, все по закону, – продолжала я гнуть свою линию. – Порыжеть таджик может только от перекиси водорода, а вот конопушками на лице уж точно никак не обзаведется. Значит, он не таджик.
Внимательно посмотрев на меня, Тая процедила сквозь зубы:
– Сена, ты чего зациклилась на этом? Чего ты прицепилась: таджик – не таджик?! Какая к черту разница?!
– Мне просто интересно, с чего ты вдруг решила, что высокий, рыжеволосый, конопатый молодой человек – таджик?
– Господи, убить бы тебя, да нечем! Забудь о его национальности и слушай дальше!
Но, к сожалению, продолжить она не успела, вслед за бесчисленными торговцами всякой ерундистикой, стадами бредущими по вагонам, к нам вошел целый оркестр – не один там какой-нибудь доходяга с баяном, а реальный такой, симпатичный оркестрик из четырех добрых молодцев в камуфляжной форме: две гитары, портативный синтезатор и гармоника. Толкнув короткую вступительную речь на тему «кто сколько может», они заиграли… Судя по отдельным словам, случайно долетавшим до наших ушей сквозь оглушительную музыкальную какофонию, это была какая-то слезоточивая песня про афганские страдания простого честного русского парня, которого на родине не дождалась вероломная, распутная предательница невеста. Судя по могучему тексту, артисты сочинили эту славную песню прямо в тамбуре за минуту до выступления. Длился этот невыносимо громкий отвратительный кошмар не меньше пяти минут, чтобы уж точно денег дали, чтобы даже мысли не возникало не дать! Когда смолкли последние аккорды и здоровенные, с косой саженью в плечах попрошайки двинулись по вагону, подсовывая под носы пассажиров беретку с мелочью, Тая посмотрела на меня ошалелыми глазами и с легким заиканием попросила напомнить, о чем мы с нею недавно разговаривали? Призадумавшись, я ответила, что кажется, о Таджикистане.
– А что именно мы говорили о Таджикистане?
– Не знаю, наверное, то, что там тепло, солнечно и вызревают офигительные дыни.
Тут следующее остановкой объявили Гжель, и мы поспешили в тамбур заранее готовиться к выходу.
Глава третья
Платформа города-героя Гжель встретила нас резкими порывами колючего ветра, отчетливо пахнущего снегом. В Подмосковье оказалось значительно холоднее, чем в стольном граде.
– Ну-с, – печально вздохнула я, окидывая взором окрестности, – начнем делать репортаж прямо сейчас, какая разница, все равно придется сенсацию высасывать из пальца. Шлепну пару фотографий, чтоб уж точно было видно – я была в Гжели.
Достав из сумки «мыльницу», я нацелила объектив на указатель с соответствующей надписью.
– Стой-ка, чего зря пленку тратить, – Таиска поспешила к указателю, – сфотай и меня заодно.
Встав по центру, она выставила ногу, отклячила попу, да еще как-то умудрилась оттопырить в сторону бедро, изобразила суперсексуальный взгляд и растянула малиновые губы в призывную улыбищу. Я опустила фотоаппарат и снова печально вздохнула.
– Тай, ты ж не для журнала «Досуг с выездом на дом» снимаешься, а всего-навсего для газеты аномальных явлений. Будь лапочкой, встань нормально, а?
С недовольной гримасой Тая изменила положение и встала так, будто ее собирались расстрелять на фоне этой большой черной надписи. Мне очень захотелось попросить ее вообще отойти к чертям собачим от указателя, но не стоило портить отношения. Сделала пару снимков и убрала «мыльницу» в сумку. Таисия подошла ко мне и сумрачным взором окинула окрестности.
– Ну, что ж, – без особого энтузиазма произнесла она, – сейчас будем как две дуры грязь месить и спрашивать у всех и каждого, где тут дом какой-то непонятный. Делать нечего вашему Конякину, и сам спокойно не живет и другим не дает.
– Ты не понимаешь, он горит за идею, сердцем болеет за нашу газету.
– Вы б ему намекнули деликатно, чтоб он себя поберег хоть немного.
Спустившись с платформы, мы пошли, куда глаза глядят, а глядели они в сторону ближайшего скопления частных домов. Первым гжельцем, попавшемся на нашем нелегком пути, оказался вдребезги пьяный мужичок – всем телом выписывая замысловатые геометрические фигуры, он отчаянно пытался куда-то дойти. В качестве источника информации гжелец никуда не годился, пришлось изыскивать другие варианты. Вариантом номер два оказался мальчик лет десяти, на котором мы и решили потренироваться в задавании идиотических вопросов.
– Мальчик, а мальчик, – сахарным голосом начинающего маньяка педофила произнесла Тая, – скажи-ка нам мальчик, где у вас тут чудесный дом находится?
После минутного раздумья, мальчик сказал:
– Что?
– Дом какой-то необыкновенный у вас тут в Гжели где стоит?
