- Что ты, Гелла. А если мама узнает?
- Трусишка маленький.
- Ну, нет. Хочешь честно?
- Давай.
- Я боюсь.
- О, это так просто.
- Я боюсь в тебя влюбиться.
- Я тоже, маленький.
И встав на цыпочки, она целует меня и уходит. Но на этот раз скромной девичьей походкой, и потому выглядит еще соблазнительней.
Я иду дальше, мимо второго отделения, фикуса, Шалтая-Болтая в каске. Вот уже десять лет он стоит прижавшись лбом к мраморной колонне, с побудки до отбоя, пока его, связанного, не кладут в постель.
Вспышка света в густой парковой зелени. Черные решетки на окнах отразились на матовой белизне коридорной стены. Через мгновение стало еще темнее. В полумраке, подняв хвост трубой, промчалась красная пятнистая кошка и скрылась за полуоткрытой дверью дежурки. Дверь тут же захлопнулась. Скользящим неслышным шагом я - любознательное существо - приблизился к дежурке, быстро открыл замок и распахнул дверь. Возле Большого Утюга на корточках сидел Микки и скармливал стае из пяти разношерстных кошек мой сладкий подарок. От изумления я зловеще ухмыльнулся. Кошачий взвод дружной россыпью бросился в открытое окно. Профессор, вытянув руки по швам, преданно улыбался мне. И, наконец, пустив слюну, забормотал: "Бу-бу-бу"... Вскоре топот его мелких шажков затих в коридоре. Однако не все участники пира покинули меня, рассчитывая на его продолжение. Под столом, не дыша, притаилась самая жадная, а значит самая ловкая красная пятнистая кошка. Очутившись в моих руках, она закатила глаза и приготовилась к неминуемой смерти. Вот оно, преимущество любопытства перед жадностью: любопытный не ест сахар, он отдает его другим. Но, вспомнив о единстве методов, порождаемых жадностью и любопытством, я скормил ей сахарные остатки пиршества. И вдруг мои пальцы нащупали в густой красно-серой шерсти продолговатый предмет. От него, спеленав все тело кошки, шел тонкий двужильный провод. Оставался еще один последний пункт - шрам на кошкином брюхе. Но нигде не было даже намека на царапину. Что ж, отличная работа. И я громко говорю в микрофон возле кошачьего уха: "Босс вызывает прохфессора". В ожидании Микки я скармливаю разомлевшей от моего благородства кошке дополнительную порцию сахара. Шаги за спиной. Я широко улыбаюсь, и, издеваясь, лепечу: "Бу-бу-бу". Это не Микки. Это - главный.
3
Что там людей - это привычно. Контора использует даже животных. Общее презрение и равнодушие делают кошек незаметными, а информация всегда дороже микрофонов. Профессор любит кошек больше охранки и информации. Кстати, этот микрофон уже отсоединен. Ты прервал профессора и распугал всех. 4
Слегка хромая - следствие утренней пробежки - я подхожу к палате капитана, стучусь; дверь тут же открывается, на пороге - гроза преступного мира, бывший инспектор полиции, капитан Милс. В период очередной перестройки его отправили на пенсию, этак лет на десять раньше срока. Эти сведения я раздобыл на его вилле, роясь без спроса в дипломах, оружии и картотеке сыщика. Слава богу, я там не значился.
Инспектор Милс
1
Я сижу в кресле Милса и, пользуясь его гостеприимством, поедаю вишневый компот; три литра, надолго хватит. Мое дежурство в разгаре, мы болтаем, и капитан рассказывает о себе.
2
- Лет двадцать тому назад я начинал в полицейском управлении города рядовым детективом. На пару с Холмсом. Многому он меня научил в то веселое время Большой Встряски и Сухого застоя. И, прежде всего, умению слушать, видеть и топать. Топать - больше всего. Стать незаметной частью толпы, невидимым на безлюдной улице, мгновенно менять внешность, голос, походку, читать с губ, знать язык жестов и, конечно же, обходиться без оружия. Двадцать лет тому назад. Тогда мы с Холмсом и выследили команду Черного Эскимо. Как сейчас помню последние слова Эскимо: "Я любил людей и мороженое". За день до того, как ему продырявили голову, он выпустил всю обойму в продавца мороженого лишь только за то, что парень не пропустил его без очереди раньше отряда Октябрятских Сирот. На следующий день после смерти Черного Эскимо уголовники устроили торжественные похороны своего босса, разбившись на отделения холодного и горячего оружия, золотушников, настаканников, законников, сутенеров и прочих сливок преступного мира. Они прошли маршем через весь город. Ну, разумеется, демонстрацию, зарегистрированную в мэрии, охраняла полиция. Кстати, мэр предупредил Холмса и меня, чтобы мы на время исчезли. Этому можно было поверить, особенно после того, как Холмс вышел на связь начальника полиции города с законниками. И мы исчезли, заменив кладбищенских землекопов из церковной бригады. Больше двух месяцев Холмс и я вкалывали подмастерьями небесной канцелярии, отправив в лабораторию смерти еще двадцать уголовников, погибших после кончины босса в борьбе за власть. Бригадный староста развлекал нас разными историями из своей богатой кладбищенской практики. Само собой, о вампирах, вурдалаках, о похитителях трупов, живьем закопанных, скелетах и призраках. Вскоре и мы стали в это верить.
Однажды готовили мы на пятом километре могилу для богадельни. Стемнело. Земля там - дрянь, камень и глина. Мы подзадержались. Так вот, как-то незаметно возле нас появилась парочка - молодые такие ребятки. Ну, это не редкость, кладбище давно служит и смерти, и любви. Мы на них внимания не обращаем, дело делаем. Только слышу я, парень своей подруге и говорит: место, мол, здесь хорошее, ветреное, да и до холма рукой подать, и показывает на Ведьмин холм. Успел я краем глаза заметить, как между рукой парня и холмом искра проскочила, но виду не подал, согнулся и больше в ту сторону не смотрю. А девушка нежным, хрустальным голоском просит нас: не копайте, мол, пожалуйста, глубоко, а то нам трудно вставать. Билл - здоровый дубина засмеялся: "Кончайте шутить, детишки, и проваливайте отсюда подобру-поздорову". Ну, они как стояли, так и исчезли в тумане. Глубже мы больше не копали, подравняли только могилу. Биллу староста сказал: "Давай, парень, выбирай - либо пешком назад топаешь, либо - вот тебе ключ - езжай один". Билл усмехнулся, взял ключ и был таков. С тех пор ни автобуса, ни Билла. Иногда с Ведьминого холма мы слышали звуки автобусного матчиша, или полоснет оттуда светом автомобильной фары. Но, черт его знает, может быть, это охранка имперская развлекалась? Взяли они за моду там пикники устраивать.
Мы с Холмсом продолжали ждать результатов расследования президентской комиссии по нашим материалам о коррупции среди высших полицейских чинов города. Однако комиссия не торопилась, и мы отсиживались в тиши кладбищенской благодати. Как-то раз Холмс сказал: "А что, работка мне эта нравится. Нет тебе ни судов, ни волокиты, ни пуль, ни мордобоя. Жаль, правда, и президента нет. Пока. Чтобы, в конечном итоге, оправдался его девиз: "Смерть одного трагедия, смерть миллионов - статистика".
Вскоре дело по старой специальности нашлось нам и здесь. Церковная бригада готовила могилы по километровым участкам в южном и западном направлении. Обычно на одном участке работали около месяца. Как раз через неделю после нашего вступления в союз гробовщиков бригада закончила очередной участок и приступила к работе на юге. Но на следующий день им пришлось вернуться, чтобы установить стандартный мраморный венок на одной из ранних могил от спохватившихся наследников. Когда мы прибыли на место, признаюсь, вначале я подумал о вурдалаках и прочей чертовщине. Но староста успокоил нас, напомнив, что нечисть не занимается массовой кражей трупов, а выбирает лишь грязные и темные души. Случалось, конечно, что ради золотых побрякушек вскрывали могилу. Но никогда покойника не обижали - люди, видно, были верующие и опытные: могилу всегда приводили в порядок и, как правило, следов не оставляли. Во всяком случае, поживиться им на этом участке бедняков было нечем. Зрелище, конечно, было не из приятных. Только Холмс, наоборот, повеселел - бродит среди развороченных гробов, насвистывает: "Империя, Империя превыше всего". Надоело парню без настоящей работы. Холмс уговорил старосту в полицию не сообщать. Впрочем, староста сам понимал, что нам лишний раз с полицией встречаться не с руки. Хоть мы и изменили внешность, а береженого бог бережет. Я предложил установить ночное дежурство. Но Холмс отказался, сославшись на головные боли при виде василисков. И вот так, шутя, как я понял, он решил замять это непонятное и таинственное происшествие.
Мы проработали в бригаде гробовщиков еще месяц, закаляя нервы встречами с дьяволом и его помощниками. Но все проходит, и мы, наконец-то, вернулись на службу, где нас с триумфом встретили ребята, а шеф вручил тройную премию вместе с приглашением от секретаря президента. К тому времени перетрясли всю городскую полицию, и начальником фараонов назначили старину Фараманта лучшего партнера Холмса по игре в бридж. И только после всего этого Холмс напомнил мне о моем предложении провести ночь на городском кладбище. К моему удивлению он привел меня на южный участок, где работу бригада кладбищенских землекопов закончила буквально за день до нашего возвращения в управу. Расспрашивать я не стал - всему свое время. Эта ночь кроме комариных укусов не принесла нам ничего. Под утро нас сменили - шеф организовал круглосуточное дежурство. Днем меня разбудил телефонный звонок Холмса, и я в срочном порядке выехал на кладбище. К этому времени там произошли кое-какие события. На сержанта, наблюдавшего за участком, напала стая, по-видимому, здорово голодных крыс. Благодаря ловкости - он вовремя залез на дерево - детектив отделался лишь несколькими укусами. То, что крысы в наших кварталах города нападают на малолетних детей, мне было известно, но чтоб они сдуру бросились на здоровенного полицейского... Впрочем, за время кладбищенской стажировки я ко всему привык. Я подоспел как раз к началу: Холмс щедро разбрасывал под кустами чертополоха куски мяса, приговаривая: "Цып, цып, цып..." Спрятавшись вместе со мной за каменным идолом, он сказал: "Бедненькие крыски, они так давно не жрали человечинки". "Милс, - продолжал он, хлопнув по плечу меня, - закрой рот. Пора сообразить, для кого предназначались трупы с Западного участка". И тут началось светопреставление: сотни крыс с визгом и воем ринулись на нашу приманку, в несколько секунд покрыв сплошной копошащейся массой кусты и могилы вокруг. По команде Холмса в крыс полетели дымящиеся шашки со слезоточивым газом. Сунув мне противогаз, Холмс бросился за потоком обезумевших от страха крыс. В общем, обнаружили мы их логово - рядом с Ведьминым холмом, в древнем заброшенном склепе, переоборудованном в крысиный виварий. Возле бетонированного входа у полуоткрытых стальных дверей лежал начисто обглоданный человеческий скелет. Внутри склеп был перегорожен ржавой железной сеткой, прогрызенной в нескольких местах. На каменном полу среди крысиного помета были разбросаны человеческие кости. Судя по несъедобным номерным знакам - это все, что осталось от похищенных трупов с Западного участка кладбища. Мы открыли дверь пошире, чтобы выветрился слезоточивый газ. Коротая время, Холмс рассказал нам о своих предположениях по делу о кладбищенских крысах. Еще месяц назад он обратил внимание на то, что вскрыты только лишь свежие могилы. Через старосту землекопов он связался с управой и передал приметы похитителя трупов. То, что он был один, Холмс понял по следам. Ну, а приметы - силы недюжинной, один с десятком гробов управился, да и размер ножек сорок восьмой достаточно, чтобы узнать Нафталина из банды Черного Эскимо. Ну, а когда на сержанта напали крысы, все стало на свои места. Крысы помогали банде избавляться от трупов и заметать следы. А когда не хватало свежего мяса, Нафталин скармливал крысам мертвечину. Однако ему не повезло: крысы прогрызли сетку и, когда он открыл дверь, напали на него.