Бегло взглянув на часы, Харламов слегка прибавил шаг. Для того, что ему предстояло сделать, нервозность не годилась. Прежде все было проще, но с недавних пор стало казаться, что в спину воткнулся раскаленный гвоздь чужого взгляда, пристально наблюдавшего за каждым его движением. Ощущение слежки не пропадало ни на минуту, даже дома, даже в постели с женой, и все больше смахивало на паранойю. По мере приближения к гипермаркету тревога нарастала, грозила перейти в панику, а рубашка пропотела насквозь от жары и страха.
Конечно, он умел уходить от слежки, но это было опасно вдвойне, так как у тех, кто установил за ним наблюдение, подозрения могли быстро перерасти в уверенность. А в его положении это было чревато… Правда, топтуны из наружки пока себя не проявили, хотя он то и дело незаметно проверял, нет ли «хвоста». Наконец Харламову это надоело.
«Соберись, тряпка! — приказал он мысленно и стиснул зубы. — Ничего не случится, если не вести себя как идиот. Нужно сделать все крайне быстро и аккуратно. В последний раз, и — конец! Пошло оно к черту!»
Возле входа в гипермаркет прохаживались облаченные в душные костюмы из поролона зазывалы, таскавшие на себе двусторонние щиты реклам. Двери разъехались, пропуская его внутрь, а он подумал, что веселые костюмы гамбургеров и жареных цыплят, по сути, добровольная тюрьма. И почувствовал, как по спине сбежала холодная струйка, а рука, сжимавшая ручку небольшого портфеля, стала мокрой от пота.
Гипермаркет встретил прохладой и роскошью интерьера. В голове посвежело, тревога отступила. Дмитрий двинулся к эскалаторам, ведущим туда, где сверкали витрины бутиков и салонов, а затем выше — к развлекательному центру и кафе. Перед тем как шагнуть с ленты эскалатора на блестящий пол, Дмитрий быстро оглянулся, опасаясь встретить за спиной оголодавшего коллегу с пустым взглядом и в сером костюме, словно припорошенном нафталином. Но позади не было никого, даже отдаленно походившего на сотрудника родного ведомства.
Следом поднималась молодая женщина, как говорят, «в теле», в коротком платье в крупную розочку. Она удерживала за плечо девочку лет пяти с голой и жутко растрепанной куклой Барби в руках и, склонившись, что-то сердито ей выговаривала. Девочка недовольно морщилась в ответ.
Дама смерила Харламова истинно московским взглядом — негодующим и в то же время презрительным: он загораживал им выход с эскалатора. Дмитрий отошел в сторону. Девочка посмотрела на него снизу вверх и испуганно сглотнула. Она была хорошенькой и ясноглазой и совсем не походила на раскормленную мамашу.
Но через мгновение Дмитрий забыл и о девочке, и о толстухе. Быстрым шагом он направился в сторону кафе, притормозив на пару минут у яркого черно-желтого сооружения, смахивавшего на шлагбаум у КПП в громадный улей…
— Здравствуйте, у нас акция! — Девушка в костюме пчелы растянула губы в дежурной улыбке. — Покупаете телефон, а к нему в подарок…
— Дайте вон тот! — грубо прервал ее Харламов и ткнул пальцем в дешевый мобильный, к которому прилагалась сим-карта с ограниченным балансом на счету. Девушка, ничуть не удивившись, протянула ему коробочку. Он быстро расплатился, отверг попытку всучить рекламный буклет и, сунув телефон в портфель, торопливо направился в кафе. Получив свой гамбургер и бумажный стакан с колой, заставил себя проглотить еду, хотя желудок сжимался от страха. После поднялся этажом выше, зашел в первый же бутик, снял с вешалки какой-то пуловер. В примерочной сел на пуфик и достал из портфеля коробочку с телефоном. Руки его тряслись, в горле пересохло.
— Вам подошло? — спросила девушка из-за шторки.
Дмитрий не ответил. Шепча ругательства от нетерпения, он оторвал крышку коробочки, выломал сим-карту из пластика, вставил в телефон. Тот слабо пискнул и противно пропиликал позывные известной фирмы-производителя.
Харламова не волновало, сколько денег на счету. Это был канал односторонней связи. Набрав давно вызубренный номер, он приложил трубку к уху. После третьего гудка раздался щелчок, и бестелесный голос тихо произнес:
— На связи!
— Рапира в огне! — бросил он в ответ.
В ухо тотчас ударили короткие гудки. Харламов откинул заднюю крышку телефона, вынул сим-карту и батарею и, опустив их в брючный карман, вернул телефон в портфель.
— У вас все в порядке? — снова спросила продавец, но уже встревоженно.
Харламов вышел из-за шторки, не глядя сунул ей пуловер, почти бегом направился к эскалаторам и мигом покинул гипермаркет. Проигнорировав «зебру», пересек улицу и направился под арку, в проходной двор, который выводил на оживленную площадь. Там, оглянувшись по сторонам, он выбросил телефон из портфеля и затем пару раз припечатал его каблуком. Сим-карту и батарею спустил под решетку стока.
На службу он вернулся почти вовремя, потянул на себя дубовую дверь и снова оглянулся. Сверлящий зуд между лопаток не проходил, словно кто-то смотрел на него через оптический прицел. Вытирая на ходу потные ладони носовым платком, Харламов продемонстрировал прапорщику служебное удостоверение, и тот, хмуро кивнув в ответ, нажал на кнопку, запуская его в святая святых Структуры. Харламов вздохнул с облегчением: «Кажется, получилось!» — и направился в кабинет, где его поджидало множество важных и неотложных дел.
Часть I. Небеса в огне
Глава 1
Удача подобна пирогу. Стоит зазеваться, и тут же стянут из-под носа лучший кусок. Так и с сенсацией. Не успеешь глазом моргнуть, как пролетит мимо с издевательским хохотом, и другой уже пожинает лавры, успев ухватить ее за облезлый хвост.
Те, кто считает работу журналиста невероятно увлекательной, жестоко ошибаются. Как везде, здесь полно рутины, отнимающей массу сил и времени. Иной раз, стоя на ледяном ветру, понимаешь, сколько полезных дел смог бы переделать за три протокольных часа ожидания видного политика или губернатора, которым вздумалось открыть очередной памятник или жилой комплекс. Но, увы, попав за ограждение, уйти до конца мероприятия невозможно, а ведь нужно еще о нем написать…
Впрочем, хорошо, когда есть чем забить газетную полосу, пусть даже скучнейшей информацией, которая рядовому читателю абсолютно неинтересна. Хуже, когда писать не о чем. И случается это, конечно же, летом, когда информационных поводов остается с гулькин нос или того меньше.
Конец мая — финиш нормальной и плодотворной работы во всех редакциях. С его приходом мозг дает заметный крен в сторону пляжей, шашлыков на природе, дачного сезона. И если для обывателя это вполне привычное, местами даже радостное время, то для журналистов наступает унылая пора.
Грядущее лето предвкушают все, готовясь к его приходу почти с безумным нетерпением. Белые лепестки яблонь и накрахмаленные фартуки выпускниц, горьковатые запахи черемухи, пьяные от весенних ароматов трудяги-пчелы и нежная, еще не запыленная листва — все это май. Прогулки по ночным улицам при свете фонарей, когда прилипшая к ногам тень вытягивается до несуразной длины, становятся все дольше и приятнее. Солнце падает за горизонт поздно и появляется рано, кажется, едва успев отдохнуть от дневной суеты. И ты, наконец переживший слякотную осень и зимнюю стужу, невольно думаешь, что это счастье будет продолжаться вечно…
Хуже лета только январь с его чередой бесчисленных праздников: Новый год, Рождество, Старый Новый год — кошмар, политый майонезом. Отупев от такого количества выходных, люди вспоминают, что нужно работать… До того момента, когда придет лето.
Но оно пока не наступило, и поэтому Никита Шмелев уныло слушал своего собеседника и мечтал о побеге.
Он давно выключил диктофон и, с трудом сдерживая зевок, делал вид, что рассматривает документы, разложенные на столе. Толстая пачка пожухлых, ломких листков лишь внешне выглядела внушительно. На деле ж ничего интересного в них не было.
Над ухом зудел надоедливый голос, излишне громкий, чтобы ему не внимать. Но и внимать не получалось. Отдельные фразы не имели ни малейшего смысла, некоторые повторялись дважды, а то и трижды, но сути это не меняло.
— …И тогда я написал ему, — бубнил на одной ноте седовласый мужчина лет семидесяти. — Господин прокурор! Прежде всего хочу поздравить вас с годом Синего Петуха и пожелать долгих лет жизни…
Никита, очнувшись от вязкой полудремы, с удивлением посмотрел на собеседника. Столь оригинальной жалобы в прокуратуру ему встречать не приходилось.
Собеседник Никиты, довольно бодрый дедок по имени Николай Петрович Савченко, выведал каким-то образом его адрес и ранним утром заявился с визитом. Никита, одуревший спросонья, выслушал сбивчивые и туманные объяснения старика, который имел, по его словам, невероятно серьезный компромат на городские власти. Документы были настолько важными, что он побоялся выносить их из дома. Выпроводить Савченко удалось, но после того, как Никита поклялся срочно приехать и разобраться в архиве.
