– Отвезешь нас на линейку? – уточнила Аля.
– Конечно. До начала торгов я в полном вашем распоряжении, – заверил ее муж.
– А ты уже ел мои пирожки? – встряла Настенька.
– Нет, милая. Только предвкушаю.
Аля послала супругу сочувственный взгляд. В начинку для своих кулинарных изделий девочка напихала множество ингредиентов – от орехов до куриной приправы. Матери удалось от угощения отбиться (слово «диета» дочка понимала и уважала), но вот с папы было взято слово, что он обязательно съест парочку пирожков с утренним кофе.
«Господи, какая же я счастливая! – мимолетно мелькнуло у Аллы. – Успешный муж, красавица-дочка, любимая работа…»
– Признавайся, Настена. Дрожишь перед первым школьным днем? – обратился к дочке Василий.
– Ни капельки! – возмутилась та.
– Ой, а когда я шла в первый класс, меня даже тошнило от страха, – не слишком педагогично добавила Алла.
– Ну, ты известная трусиха, – снисходительно улыбнулся муж. – А Настенька смелая. В меня пошла.
Дочка хихикнула. Призналась:
– У меня только в животе немножко холодно.
Но, когда подъехали к гимназии, за спины родителей жаться и не подумала. Даже ладошку выдернула из маминой руки:
– Что я, маленькая?!
Кругом сутолока, музыка из динамиков гремит, кто-то из будущих первоклассников плачет, а Настюшка ловко протискивается через толпу, тащит родителей за собой:
– Вон, табличка первый «А», видите?
Мордаха беспечная, глаза весело блестят.
«Действительно, смелая. Васькины гены, – мелькнуло у Аллы. – И хорошо! Не дай бог, было бы как у меня: когда все новое, сразу ступор».
Она даже сейчас – хотя работает в школе почти десять лет! – чувствовала себя немного не в своей тарелке. Рада, конечно, что встретится со своими любимыми учениками, теперь уже не восьмым, а девятым «Б», но и нервничает: как все пойдет, как сложится? Ребята за лето выросли, изменились. Девчонки тут же уставятся на нее во все глаза («Не появилась ли у училки за лето пара-другая морщинок?»). Парни тоже станут поглядывать, кто украдкой, кто в наглую. В шестнадцать лет мальчишки все во власти эротических фантазий.
Алла прилагала все силы, чтобы пресечь романтические мечтания своих подопечных.
Почти всегда ей это удавалось.
Но иногда случался, как иронизировал муж Василий, «педагогический брак».
…Не успела Аля передать дочку своей коллеге, классной руководительнице первого «А», как путь ей преградил Кирилл Бодрых. Высоченный, весь из острых углов, прошлогодний выпускник. Профессиональный спортсмен, теннисист.
– Кирюш, ты чего здесь? Ностальгия замучила? – ласково обратилась к нему Алла Сергеевна.
Хотя понимала: ностальгия по школе — здесь совсем ни при чем.
Парень запунцовел – как всегда, когда вступал с ней в разговор. Неловко вытащил из-за спины букет, протянул, буркнул нелюбезно:
– Вот, Алла Сергеевна. Вам.
И не дежурные ведь гладиолусы – семнадцать алых роз!
Аля ужасно смутилась. Нашел время! На виду у всей школы! А Василий, интересно, видит?
К счастью, муж стоял к ней спиной и оживленно болтал с Гретой Германовной – учительницей немецкого.
– Кирилл, ну зачем ты? – с укором произнесла Аля.
Парень поборол смущение, широко улыбнулся:
– Ничего не мог с собой поделать. Привычка сверху нам дана!
– «Свыше», – машинально поправила Алла Сергеевна.
Улыбнулась, добавила:
– Хотя что тебе теперь школьная программа! Рад, что свободен?
– Что от учебы избавился – просто счастлив! – с чувством отозвался парень. – А без вас очень скучаю. Каждую ночь мне снитесь…
– Будем считать, что последней фразы я не слышала, – вздохнула она. – Расскажи лучше, как у тебя дела.
– Да хреново, пардон за французский, – поморщился парень. – Ничего не получается. Побьюсь еще пару месяцев, и в отставку. В тренеры перейду. Хоть зарплата нормальная будет.
– Не вздумай сдаваться! – возмутилась она. – Какая отставка?! Семнадцать лет, у тебя еще все впереди!
– Да бросьте вы, – вздохнул тот. – Борька Беккер в семнадцать лет уже Уимблдон выиграл. А я с открытого чемпионата Твери вылетел. В полуфинале.
– А Эйнштейн до четырех лет вообще молчал, – парировала Алла. – И школьные учителя ему в лицо говорили: ничего путного из тебя не выйдет.
Лицо Кирилла осветила улыбка:
– Значит, Эйнштейну с учителями не повезло. Не то что мне.
– Все, Кирюша, – строго молвила Алла Сергеевна. – Иди. Мне на линейку пора.
Нашел же парень место и время для изъявления чувств! Нынешние ее питомцы, девятый «Б», конечно, уже заметили, дружно сворачивают шеи. И Вася тоже увидел, поглядывает без улыбки. Когда Аля подошла к мужу, едко поинтересовался:
– Твой Ромео никак не успокоится?
– Васенька, – виновато улыбнулась она. – Да мне самой неловко! Но – формально! – в чем его можно обвинить? Что учительнице своей бывшей первого сентября цветы подарил? Не волнуйся ты. Сейчас закрутит его взрослая жизнь. Забудет.
– Может, в пятак ему дать? – беззлобно проворчал Вася. – Чисто для профилактики?!
– Только попробуй.
– И пробовать не буду, – усмехнулся муж. – Всех-то не перебьешь! – кивнул в сторону ее девятого «Б». – У тебя ж вон еще добрый десяток воздыхателей! Несправедливо. У меня-то – одна-единственная секретарша…
Вася, конечно, шутил, да и его секретаршу (даму изрядно за сорок) Аля прекрасно знала и не опасалась.
И вообще в их паре точно как в живой природе. Красавец-селезень – муж. И милая, но скучно-серенькая уточка. Она. Школьники в Алю, конечно, влюбляются (как и во всех мало-мальски симпатичных учительниц). Но если, допустим, они с мужем на отдыхе или просто по улице рядом идут, на него – видного, яркого, стройного – прямо шквал женских взглядов. А на нее, дай бог, какой-нибудь пенсионер покосится. Или джигит.
Опасное сочетание: видный, знающий себе цену мужчина – и самая обычная жена.
Аллочкина мама (когда только развивался у дочки роман с красавцем-студентом) говорила, что чует: Васька – ходок еще тот. И предрекала новой ячейке общества сплошные скандалы и скорый развод. Однако ошиблась. Вася поклонение дам с удовольствием принимал, от белых танцев, если приглашали, не отказывался, на заигрыванья – отвечал. Аля сначала обижалась, нервничала. Но муж оправдываться даже не пытался. Улыбался обезоруживающе: «Алечка, солнышко. Ну, что ты злишься? Неужели не понимаешь? Я, прости за наглую аналогию, как соловей. Пою для всех, люблю одну. Тебя. И живу – с тобой».
Аля никогда не лазила по его карманам, не рылась в мужнином столе, не подслушивала по параллельной линии телефонные разговоры. Однако за супругом приглядывала. Но придраться было не к чему: после работы Василий честно спешил домой. Если уходил повидаться с другом, обязательно говорил, с кем именно, и даже в какой ресторан они отправятся. В отпуск всегда ездили вместе. Пару раз Аля (как в анекдоте) неожиданно возвращалась домой, и Вася всегда был один и искренне ей радовался. В итоге пришлось признать: или муж великий артист, или, безусловно, предан семье.
А уж когда Вася стал зарабатывать не просто на жизнь, но немножко и на излишества, они совсем хорошо зажили. Отпуска в романтических местах, безропотная покупка шубки, посудомоечной машины, автомобиля. А многим ли серым уточкам мужья по воскресеньям приносят кофе в постель? Часто ли благоверным приходит в голову на Восьмое марта не отделываться с кислой миной букетиком, но увеличить, вставить в красивую рамку и повесить на стенку в гостиной удачную женину фотографию?
…И сейчас, стоя во главе своего девятого «Б» на торжественной линейке, Аля поглядывала то на красавицу-дочку в рядах первоклассников, то на эффектного, в отлично сидящем костюме мужа и чувствовала себя такой счастливой!
Все у нее и в личной жизни хорошо, и в профессии. И в стране дела вроде на лад идут. Так приятно видеть лица у школьников – умненькие, одухотворенные. Не сравнить, как было восемь лет назад, когда она оказалась на практике в государственной школе. Аля, тогда молодая специалистка, просто терялась. Потому что никак не получалось вырвать учеников из апатии, заинтересовать хоть чем-то, отличным от компьютерных «Симпсонов» и карточного «бур-козла».
Но все же и тогда сумела она наладить контакт, увлечь, повести за собой. После того как три урока кряду вместо школьной программы все переводили ухватившую «Оскар» песню рэпера Эминема «Look.. If you had.. One shot…». Хотя Аля ненавидела рэп всей душой и считала, что песня Эминема – худшее, что было в «Зеленой миле». А дальше, по шажочку, перешли к «Битлз», Робин Гуду, Джерому, Агате Кристи, даже на Шекспира замахивались. И подружилась с учениками – прямо фильм в жанре соцреализма, а не убогая школа в Бутове в начале двухтысячных.
Закончилась, правда, Алина практика совсем несчастливо, но она научилась не вспоминать о печальном. Гнала горькие мысли от себя. Смирилась с фатумом, с роком. И поверила, что то был действительно фатум. Если тысячу, сто тысяч раз повторишь себе: «Ты невиновна!» – сама начнешь верить, что ничего сделать было нельзя. Она не виновата.