— Для тебя я сделала, что могла! — торопливо сказала Кыыс. Она и впрямь не понимала этот приказ Ее Снежности: Аякчан следует убить, но Хадамаха чем помешал? Синяптучка, в которой секреты держатся, как Огонь в берестяном туеске, сама созналась, что верховным жрицам Брат Медведя нужен только как игрок в каменный мяч! — Я даже согласилась, чтобы Синяптук забрала тебя, если поймает.
— Умгум. А потом она устроила на меня охоту, дурную, как сто пудов дыма, и вы попытались под шумок меня пристрелить! — жутковато, по-звериному, оскалился Хадамаха.
Медведи у него за спиной прекратили чавкать юколой и дружно уставились на Кыыс. Видно было, что одно слово Хадамахи, и его мохнатые родственнички немедленно выяснят, какова жрица на вкус. Холод, словно из ее тела выкачали последние искры Огня, охватил Кыыс под этими взглядами.
«А может, права Ее Снежность, а верховные обманули чурбанку Синяптук? И Хадамаха не просто игрок в каменный мяч? Человек (ну, пусть не совсем человек), которому служат лохматые дети Хозяина тайги, или сам должен служить Храму… или не быть вообще!»
— Воля Храма должна быть выполнена! — отчеканила Кыыс. Ноги ее подворачивались, застревая в золоте, но на спрятанной за спиной ладони вскипал Огненный шар.
— Какая воля? — зло спросил Хадамаха, и его медведи медленно поднялись на лапы и разошлись по краям поляны, неспешно беря жрицу в широкое полукольцо. — Королевы? Верховных? Или жрицы Синяптук, которая взяла и сожгла стойбище охотников за то, что они ей не угодили?
— Жрица Синяптук — полная колмасам! — хмыкнула Кыыс. И, не удержавшись, буркнула: — Можно даже сказать, жирная колмасам!
— И эта жирная колмасам делает с другими, что сама хочет, просто потому, что она жрица, — устало сказал Хадамаха. — Или скажете, за стойбище ее накажут?
— Накажут? Жрицу? — растерялась Кыыс.
Хадамаха горько усмехнулся.
— Кто б сомневался… Храм меня, конечно, все-Сивирским преступником объявил, только раньше-то я городским стражником был! Мало, совсем мало… — Хадамаха горестно развел руками, и на его простецкой физиономии появилось знакомое выражение «я наивный таежный парень», которым он когда-то обманул многих, и саму Кыыс тоже. — Не успел еще научиться, что для богатых родов — один закон, для бедных — другой, жрицы сами кодексы пишут, а вот для них закон не писан! Я знаю только, что вытаскивать Рыжий огонь на Среднюю землю — нет такого закона! — Хадамаха прекратил корчить из себя таежного медведя и требовательно уставился на жрицу. — Чтобы вместе с ним снова чудища Нижнего мира к нам перли! Кули еще при Советнике были, мэнквы-людоеды тоже — кто теперь явится? Нижние авахи, воители Эрлик-хана, сомкнутыми рядами с копьями наперевес?
— Откуда ты знаешь про Рыжий огонь? — вскинулась Кыыс. — Кто тебе сказал?
Разошедшийся Хадамаха остановился и недоуменно уставился на жрицу.
— Мы уже договорились, что единственная колмасам — это жрица Синяптук, — после недолгой паузы произнес он. — Жрица Синяптук по приказу верховных должна захватить Аякчан и уничтожить черного кузнеца и черного шамана. А вот у вас совсем другой приказ — доставить их живыми и здоровыми. Зачем бы, если ваша Королева не собирается подобрать наследство своего Советника?
Жрица Кыыс отвела взгляд. Похоже, у их кратких бесед с Синяптук (если, конечно, безобразные скандалы на грани настоящей Вспышки можно назвать беседами) был невидимый свидетель. Сколько времени Хадамаха следил за ними, пока они думали, что выслеживают его? Этот полумишка, полумальчишка очень, очень опасен!
— Или вы мне сейчас расскажете, что сбылась мечта Донгара? — продолжал Хадамаха. — Голубая мечта черного шамана… И Храм Голубого огня разрешит черным камлать и защищать людей Средней земли от чудищ Ночи?
— Нет, камлать Донгару, конечно, не разрешат… Тысячу Дней черными детей пугали — и вдруг разрешить? — стараясь сохранять невозмутимость, ответила Кыыс и отступила на шажок. Незаметно не получилось — она снова поскользнулась на золоте, больно ушибая босые пальцы. Но продолжала говорить: — Они все равно могут послужить Хра… то есть Сивиру, конечно! Сам помнишь, что говорил покойный Советник: все черные — прямые потомки Калтащ-эквы, Матери-Земли Умай, и малая доля крови Калтащ, черной воды, течет в их жилах. Они смогут править Рыжим огнем! И никаких отрядов авахи не будет.
Хадамаха поглядел на нее так, что Кыыс чуть не задохнулась от гнева. Так не смотрят на жриц, великих и достославных! Так сморят на… опасных безумцев, к которым давно уже бригаду знахарей пора вызывать!
— Сами были в подземелье Советника! Все видели! И что там с людьми делали, и… — Хадамахе не хватало слов, он только возмущенно поглядел на жрицу — и его медведи придвинулись ближе.
Кыыс коротко рассмеялась.
— Ты такой хитрый, Хадамаха, и по-человечьи, и по-медвежьи, ты такой сильный и бесстрашный боец… Не скромничай, я и впрямь в том подземелье была и видела, как ты дрался! — заметив, как вспыхнули щеки парня, снисходительно похвалила она. — Что я порой забываю — тебе всего четырнадцать Дней, и ты на самом деле еще почти ребенок! Добрый, благородный и наивный мальчик. Да, была, да, видела и сама чуть не пропала — и что с того? Разве это повод, чтоб Храм отказался от такой силищи, раз уж она существует?
Они уставились друг на друга недоуменно. Кыыс пожала плечами — лесной зверек, кажется, и впрямь не понимает!
— Пойми ты, пень таежный, если Королева получит Рыжий огонь, она сможет, наконец, избавиться от верховных! — раздельно, как глухому или умственно отсталому, пояснила она. — Из-за пакостных старух внутри Храма постоянно идет звериная грызня… Не в обиду присутствующим сказано! — торопливо бросила она рыкнувшему медведю. — Верховные постоянно дерутся между собой, уничтожают друг друга — и тех жриц, в которых видят противниц своей власти. А это самые сильные, самые умные, самые умелые…
«Как Аякчан. Которую велела убить Королева», — вдруг подумала жрица… но лишь упрямо тряхнула головой. В каждой битве есть свои жертвы!
— Верховные противятся воле Королевы… Глядя на них, другие жрицы тоже… Склоки, интриги, подсиживания… — она брезгливо поморщилась. Сама насчет интриг и подсиживаний умела и делала, но… сколько полезных и нужных для величия Храма деяний можно было бы совершить без внутрихрамовой грязи! Ее нужно выжечь — и неважно, Голубым или Рыжим огнем! — Верховные раскалывают Храм. Без них, под властью Королевы, Храм станет единым — и мы будем всесильны! Мы будем везде!
— Вы обязательно должны быть всесильными и чтобы везде? — тихо спросил Хадамаха.
Кыыс строго поджала губы.
— Еще распинался: «Я стражник, я за закон!» — передразнила она. — Стражник должен лучше всех понимать: нет власти — нет закона. А власть — у кого сила. У кого, кроме Храма, на Средней земле есть сила?
Медведи взревели, все, дружно. Черный здоровяк ударил лапой по золотой чаше, плюща ее в лепешку, оскалил клыки…
— Зайцев такой силой пугай! — даже не повернув головы, отрезала жрица. — А у нас на вашу силу есть другая! — Она привычно размахнулась…
Пылающий Огненный шар сорвался с ее ладони. Взвился по красивой высокой дуге — тысячей бликов засверкало золото на поляне — и ударил Хадамахе точно в лоб. Что ж ты, мишка-мальчишка, всерьез думал, что жрица с тобой просто так болтает?
Шар глухо пшикнул… И рассыпался безобидными искорками.
Хадамаха недобро усмехнулся, скаля крупные желтоватые зубы. Кыыс повернулась и, босыми пятками по золоту, ринулась прочь с поляны. Сзади глухо ударили тяжелые лапы — медведи кинулись за ней. Но жрица уже проскочила между увешанными золотом деревьями… и стремительно взвилась в воздух.
— Ага! — торжествующе завопила она, когда сорвавшийся с ее ладони Шар взорвался перед медвежьей мордой, проплавив в снегу черное пятно. Может, на поляне Золотой Бабы даже Голубой огонь не смеет убивать, но стоило выбраться за это золотое кольцо, как все вернулось! Сейчас она им покажет! Беспорядочной толпой медведи вывалились с заповедной поляны… завертели тяжелыми башками… Лавируя между ветвями, жрица отлетела подальше. Пусть отойдут хоть на пару шагов, тут-то она их и накроет!
Тут-то ее и накрыло! Нечеловеческая, раздирающая боль, которую, наверное, могут испытать лишь те, кого едят заживо, вспыхнула в ноге! Жрицу выгнуло дугой, Огненный шар вывалился из ее рук, плавя снег. Проламывая ветки, Кыыс ухнула в талую лужу. Боль раздирала ее в клочья, заставляла кричать, не помня ни чести, ни достоинства жрицы, выть, биться… Она не видела, как, выступая из темноты, идут к ней медведи — громадные, неотвратимые… Боль застилала глаза красным Огненным покрывалом. Единственное, что она смогла, — извернуться всем телом и, подтащив собственную ступню к самым глазам, увидеть источник расползающейся по всему телу боли.
