Тут-то ее и накрыло! Нечеловеческая, раздирающая боль, которую, наверное, могут испытать лишь те, кого едят заживо, вспыхнула в ноге! Жрицу выгнуло дугой, Огненный шар вывалился из ее рук, плавя снег. Проламывая ветки, Кыыс ухнула в талую лужу. Боль раздирала ее в клочья, заставляла кричать, не помня ни чести, ни достоинства жрицы, выть, биться… Она не видела, как, выступая из темноты, идут к ней медведи — громадные, неотвратимые… Боль застилала глаза красным Огненным покрывалом. Единственное, что она смогла, — извернуться всем телом и, подтащив собственную ступню к самым глазам, увидеть источник расползающейся по всему телу боли.
Кыыс закричала так, что предыдущие ее вопли показались тихим шепотом. На мизинце ноги была намотана тонкая золотая проволока. А под этим едва заметным золотым колечком нога гнила. Как гниют трупы, брошенные на летней жаре! Гниль уже захватила пальцы и расползалась по ступне. Кожа чернела, обвисала смердящими лохмотьями и лопалась, из-под нее вскипала бурая жижа. Ломая ногти, Кыыс вцепилась в тонкий золотой ободок. Плоть со ступни отвалилась, ляпнувшись в талый снег вонючим куском. На ее месте показалась кость — белая, голая, точно обглоданная! Ногти Кыыс скребли по кости — но проклятое кольцо не снималось, золотой ободок врос намертво! Нога начала раздуваться, кожа почернела и истончилась, норовя вот-вот лопнуть, смрад ударил в ноздри…
Медведь наклонился к корчащейся на земле жрице, с интересом повел носом и… толкнул ее лапой. Волосы Кыыс взъерошило дыхание жаркой пасти.
— Оставьте ее! — позвал с поляны усталый голос.
И медведи пошли обратно. Мимо Кыыс, как мимо падали, неинтересной даже для уважающих мясцо с душком детей леса. Последний скрылся среди деревьев Золотой поляны.
Кыыс поползла. Цепляясь пальцами за снег, волоча за собой неподвижную, как колода, ногу и воя от нестерпимой боли, она ползла к поляне Золотой Бабы. Полоса черного гноя оставалась за ней в белом снегу. Увешанные золотом деревья были далеко. Бесконечно далеко. Кыыс казалось — она и не отлетела почти, но ползти обратно пришлось вечность. И еще одну. Вытянуть руки. Подтянуться. Вытянуть руки, опереться… Еще на локоть вперед… Еще… Нижняя ветка, обкрученная толстой золотой цепочкой, больно хлестнула по лицу. Кыыс зарычала на нее, глупо и бессильно, как раненое животное, и безнадежно поглядела на скопившийся под корнями сугроб. Переползти через него сейчас было все равно что перебраться через горы Сумэру. Кыыс глухо зарыдала, понимая, что просто сгниет здесь, в одном локте от спасения.
Крепкие руки ухватили ее под мышки и рывком протащили сквозь сугроб.
— Сейчас… — сказал Хадамаха, сваливая жрицу у костра. Та скорчилась в клубок, подвывая от невыносимой боли. — Мне тут Донгар мазь оставил — все как рукой снимет! Рукой черного шамана…
С трудом разлепив смерзшиеся от слез ресницы, жрица глядела, как Хадамаха наклоняется над ее ногой, втирает что-то… куда, в голую кость? Заматывает чистой мягкой шкуркой — нога стала походить на толстый тюк. Жрица вцепилась пальцами в коленку — хотя бы то, что поверх повязки, осталось живым!
— Что ж вы так, жрица Кыыс? Неужто не слыхали, что с поляны Золотой Бабы ничего брать нельзя — заживо сгниешь?
— Я и не брала… ничего! — ломким от боли голосом выдохнула Кыыс — мазь черного шамана наверняка была еще одной черной подлостью! Ногу по-прежнему крутило и дергало, точно ее все Хадамаховы медведи разом жевали. — Ты нацепил то колечко, когда я была без сознания! Это все ты!
— Конечно, я, — кивнул Хадамаха. — Я гонялся по всему Сивиру, я из самострела целился, я Огнем кидался… Я на вашу силу, жрица Храма, нашел другую силу. С вами ничего не случится. — Хадамаха встал, обтер руки снегом, точно брезговал прикосновением к Кыыс. — Конечно, пока вы здесь, на поляне. Ну а отойдете хоть на шаг — снова будете гнить заживо. Снять колечко тоже не удастся. — И он принялся собираться.
— Ты… оставляешь меня здесь? С ними? — в ужасе оглядывая поляну, прошептала Кыыс.
— Они тоже уходят, — продолжая паковать вещи, рассеянно обронил Хадамаха.
Один за другим медведи поднимались и уходили с поляны. Их темные туши скрывались между деревьями. Только черный здоровяк остановился возле Кыыс и ткнул ее лапой, опрокидывая навзничь. Вздохнул — кажется, жалел, что столько свежего мяса пропадает, — и тоже ушел.
— Я сдохну с голоду! — взвизгнула Кыыс.
— Я вырубил ухоронку с юколой, там, в земле.
— А потом? — завопила Кыыс.
— Сюда ходят люди, — терпеливо объяснил Хадамаха. — Часто. За помощью к Золотой Бабе. У них всегда есть припасы, просите их, они поделятся.
— Ты… просто гнусь, Хадамаха! Грязная, подлая таежная гнусь!
На краткий миг пальцы Хадамахи, увязывающего припасы в плотный тюк, замерли, он коротко выдохнул… и все так же ровно ответил:
— Конечно, для достославной жрицы много удобнее, если б я и впрямь был добрым, благородным, наивным мальчиком. Пеньком таежным, умгум?
— Сними это проклятое кольцо! Выпусти меня отсюда немедленно! — завопила Кыыс, бросаясь к нему.
Мягкий, совсем не злой, даже бережный толчок заставил ее плюхнуться на золото.
— Я тут подумал — не понравится мне, если ваш Храм будет везде и всюду, и никакого продыху от него не останется вовсе, — пояснил Хадамаха и начал раздеваться. Снял куртку, затолкал ее в тюк и принялся стаскивать штаны. — И если Королева получит Рыжий огонь — не понравится, а еще больше — если ей достанутся Донгар с Хакмаром. — Ничуть не стесняясь, он разделся окончательно и закинул узел с пожитками на голые плечи. — Так что придется вам, жрица Кыыс, пожить тут. Ничего. Привыкнете. — Он повернулся и пошел прочь с поляны.
Это что же, он вот так вот прямо возьмет и уйдет? А она останется здесь? Насовсем? Кыыс вовсе не собиралась говорить, но другого выхода не оставалось:
— Твой дружок Хакмар точно Королеве не достанется! Синяптук его убьет! По приказу верховных!
Сработало! Хадамаха замер… Потом медленно повернулся к Кыыс. И смотреть ему в лицо было страшно! Словно невидимая рука сминала человеческие черты и лепила на их месте медвежий оскал, крохотные глазки из-под выпуклого лба, густую шерсть на щеках…
— Поймала я черного кузнеца, как гусенка на болоте! На Аякчан поймала! — бросила Кыыс, изо всех сил заставляя себя не пятиться под его наливающимся кровавой яростью взглядом. — Распустила слух, что взяла девчонку. Благородный мастер из клана Магнитной горы пришел сам! И теперь, если я не вернусь, Синяптук его прикончит! Была б она умная, могла бы как приманку для вас, Хакмаровых дружков, оставить, но она же, сам понимаешь… — Она выразительно развела руками и твердо закончила: — Сожжет кузнеца, чтоб перед верховными выслужиться. Даже в столицу везти не станет, уж на это ума хватит.
Она ожидала услышать медвежий рев. Ожидала удара тяжелой лапой и когтей возле горла… Но Хадамаха только неотрывно глядел на нее — и кровавая ярость гасла в его взгляде, сменяясь задумчивостью. И эта задумчивость напугала Кыыс еще сильнее.
— Он мне не дружок, — неожиданно сказал Хадамаха. — Мы слишком мало были с теми ребятами вместе, чтоб подружиться!
— Ты не спросишь, где он и что с ним? — недоверчиво пробормотала жрица.
— Чтобы вы ответили: «Освободи меня немедленно и сдавайся сам на волю Храма, тогда я спасу твоего дружка от жгучей… ну прямо-таки Огненной обиды жрицы Синяптук на весь Средний мир»? — насмешливо поинтересовался Хадамаха.
Он снова повернулся к жрице спиной и пошел. Неверящим взглядом она следила, как Хадамаха остановился у самой границы Золотой поляны. Оглянулся… Кыыс затаила дыхание. Но он глядел вовсе не на нее, а на статую Золотой Бабы.
— Золота у меня отродясь не было, — смущенно буркнул он. — Вот… Сам сделал… — И он надел на ветку ближайшего дерева колечко. Тонкое, искусно вырезанное колечко из кости.
И скрылся между деревьями.
— Ушел? — ошалело охнула Кыыс. — И даже не попытался узнать… — Она вскочила, забинтованная нога подломилась, жрица замахала руками, отчаянно пытаясь сохранить равновесие. На одной ножке поскакала к краю поляны. Остановилась на самой границе, крепко держась за ветку увешанного золотом деревца.
Между стволов сосен, темной тенью во тьме, шел медведь. Самый обычный медведь, если не считать притороченного к спине вьюка с пожитками.
Кыыс подняла руку… опустила… подняла снова… и наконец размахнулась… и запулила Огненный шар медведю в зад. Вылетев с поляны, шар разросся, наливаясь силой и Жаром, промелькнул между стволами деревьев…
Медведь даже отпрыгивать не стал. Только чуть посторонился, пропуская шар мимо себя. Сгусток Пламени зарылся в снег, на мгновение вспыхнул и погас. Медведь не оглянулся на жрицу. Точно заранее знал, что она будет там стоять и что Огнем кинет… Скрылся. Совсем.
