Да и хмель уменьшил силу
Молодого организма.
«Умница! — сверкнув глазами,
Царь изрёк. — Таких я славлю!»
Мысленно ж потер руками:
«Вот его-то я подставлю…»
7
Паренёк — ума палата,
Выслушал царя послушно,
Источая ароматы
Чеснока и пива душно.
Он поверил в свой богемный
Дар оценивать огромный.
Перестав икать, мгновенно
Принял вид уморно-томный.
Царь, введя его под своды
Своего дворца, продолжил
Заливать в мальца методы,
Что и как тот сделать должен.
В зале же его представил
Знаменитым на Востоке
Скульптором, чей труд прославил
Красоту весьма широко.
Вот, мол, он — знаток искусства,
Красоты ценитель страстный,
Чтец, оратор златоустый,
Человек во всем прекрасный,
Да к тому ж ещё не местный…
Значит, правильно рассудит,
Кто из вас кого прелестней!
Как он скажет, так и будет!
Юноша, надменно пыжась
(Всё по царскому совету),
Чрез проход, слегка колышась,
Чуждой важностью согретый,
Вышел в центр огромной залы
И с задумчивостью ленной
Оглядел народ усталый
С мудростью новоявленной.
8
Ну и выбрал… Зал аж ахнул,
Ведь такую обезьяну
Мало кто бы выбрал спьяну
Хоть бесплатно, хоть за драхму.
В только что кипящем споре
Вдруг слова свились резиной.
Ну, так кто же будет вздорить
С откровенной образиной?
Да к тому же вес избранки
Был солидным на Олимпе.
Приослабла перебранка,
Кто-то охнул, кто-то всхлипнул…
Спор зачах. Скандал, конечно,
Не замялся. Только всё же
Завершением успешным
Царь доволен был, похоже.
Бестолкового мальчишку
На заклание отправив,
Все последующие шишки
На его семейство сплавил.
Ход не то чтобы прекрасный
Сделал он своей подставой,
Но супруги гнев напрасный
От себя отвёл на славу.
И для гостий олимпийских,
Гнев которых был бы делом
Неприятнейшим и склизким,
Царь остался как бы в белом.
Та ж, которая нежданно
Признана была прекрасной,
Удивившись несказанно,
Стала от смущенья красной.
А потом заверещала
И довольно легковесно
Пареньку пообещала
Встречу с женщиной чудесной,
Самой наираспрекрасной,
Страстной, нежной и желанной,
Полной прелести дурманной.
И от этого — опасной,
Это сразу было ясно.
9
Ночь уже засеребрилась
Предрассветным просветленьем.
Вся округа затаилась,
Очарованная пеньем.
А старик-гусляр как будто
И не чувствовал усталость,
Песня птицей полногрудой
Над деревнею взвивалась.
Я, хоть был и очарован
Благозвучьем необычным,
Но почувствовал, что скован
Ощущеньем непривычным.
Эта скованность явилась
Откликом на то, что всё же
Многое в той песне мнилось
Мне на правду не похожим.
Но гусляр сидел на камне
Правдолюбном нашем, значит,
То, что он пропел пред нами,
Истина — и не иначе.
Но я знал, сказанье это
С правдой вовсе не дружило.
Может, знал старик заветы
Против камня мощной силы?
Мельком я взглянул на маму –
Замерев она сидела,
Покорившись фимиаму
Песни гусляра умелой.
Мама тихо улыбалась,
И ее полуулыбка
Ироничною казалась,
Еле видимой и зыбкой.
Мама тоже ощутила
Это с правдой расхожденье,
Что сейчас меня смутило
В стариковском песнопенье.
10
А события в сказанье
Нарастали полным ходом.
Ссора в свадебном гулянье
Разрослась в войну народов.
Боги, точно как и люди,
На альянсы поделились,
Явно или тайно — всюду
Вмешивались, суетились,
Помогали и мешали,
Искушали, истребляли,
Жутким громом оглушали,
Яркой молнией сражали.
Как богиня обещала,
Юноша красотку встретил.
Ту, которая и стала
Всех желаннее на свете.
Но была она замужней.
Царь-супруг — глава державы –
Даже ел и спал с оружьем,
Воин был достойный славы.
И когда какой-то хлюпик
У него жену похитил,
Медную тарелку в тюбик
Он скрутил без многих гитик.
Просто пальцами. И в щепки
Стол сломал в пылу разноса
Со столешницей из крепких,
Как гранит, дубовых досок.
Загоревшись в жажде мщенья
И горячке сумасшествий,
Царь подумал: похищенье –
Повод для активных действий.
Он собрал большое войско
И пошёл войной, сметая
Всех соседей, не по-свойски
Грабя их и поджигая.
Где-то с битвами, а где-то
Проходя почти свободно,
Войско с наглостью отпетой
Брало силой что угодно.
Но увлекшийся взиманьем
Неподъемных контрибуций
Царь растрачивал вниманье,
Силы и ассигнованья
На разбой тупой и куцый.
К цели ж продвигался слабо.
Но — как средь царей бывает –
Он считал, что баба бабой,
А пограбить не мешает.
Покорив десятки разных
Крепостей и стран несмелых,
Войско царское ужасно
От обозов разжирело.
Жадность с алчностью не знали
Ни порядка, ни границы.
Тучей к войску прилипали
Проходимцы и блудницы.
Так что вскоре ясно стало:
Боевая единица
Боевитость растеряла
И успела разложиться.
Каждый воин больше думал
О надежном сохраненье
Прикарманенной им суммы,
Чем о бое и сраженье.
11
Только от того, что боги
Позволяли благосклонно
Избегать царю тревоги
Быть врагами поражённым,
А порой прямым участьем
Помогая в бранных стычках,
Триумфатор-царь отчасти
Был таким лишь по привычке.
Сколь ни сладок вкус победы,
Шло к тому, что очень скоро
Должен был он встретить где-то
Хоть подобие отпора.
Но не встретил. Страх сильнее,
Чем разумное мышленье.
Он хранил царя вернее,
Чем Олимпа вспомощленье.
Полководцы стран, что были
На пути царя-ревнивца,
Рассудительно решили
Пропустить сего спесивца.
Дескать, незачем стараться
Защищать свою державу,
Если боги суетятся,
Гордецу верстая славу.
Лучше уж соединяться
С войском вражьим, право слово,
Чтобы вместе наслаждаться
Грабежом добра чужого.
Так, пока на эмпиреях
Боги мерялись уменьем,
Не о чём не сожалея,
Ткать интриг хитросплетенье,
Царь-воитель громогласно
Подошёл к стенам столицы,
Где с избранницей прекрасной
Паренек успел укрыться.
Этот юноша бездумный
Вместе с краденой подругой
Всё забыл. Они безумно
Были счастливы друг с другом.
Им отнюдь не досаждали
Размышленья и тревоги.
Что б потом о них не стали
Думать люди или боги.
12
Войско город окружило,
Ощетинившись шатрами,
Всю округу задымило
Бивуачными кострами.
Не считая мелких стычек,
Всё прошло довольно гладко.
Сытые своей добычей,
Воины не рвались в схватку:
Ни лихих ударов сходу,
Ни форсированных штурмов, —
Тихо, с легкой неохотой,
Как бы чинно и культурно.
Даже царь, изнеможённый
Неудобствами похода,
Местью злобной поражённый
Не пожаловал заботу
Штурма подготовки нудной
И, себя не утруждая,
Пил неделю беспробудно,
Свой шатёр не покидая.
Дня четыре после царь наш
Тихо маялся похмельем,
Объяснив, что, мол, астрально
Он готовится к веселью
Сокрушительного штурма
С разграбленьем осаждённых.
Сам же зло и нецензурно
Поносил вакханок жжёных.
Только где-то через месяц
Полноценный бой случился.
Царь, слегка покуролесив,
Побузил и отступился.
Он почувствовал: осада
Будет очень невесёлой.
Сердце жёсткая досада
Сжала обручем тяжёлым.
13
Царь опять запил. Вакханки
У шатра его кружили
Беспробудной жуткой пьянки
Бесконечные кадрили.
И солдаты не отстали
В питие от полководца,
Также бурно загуляли,
Пили всё, что только пьётся.
Горожанам было б можно
Опрокинуть вражью силу,