Инженер Фрюкберг по-прежнему молчит, только достает красный платок и утирает лоб, а потом ощупью вытаскивает часы.
— Да, Фрюкберг, ты прав, — говорит папенька. — Уже одиннадцатый час. Коль скоро путешественницы наши дома, можно и на боковую отправиться.
Следующим утром, когда нянька Майя приходит в детскую растопить печь, на дворе, по ее словам, сорок градусов мороза.
— Так что вам покамест лучше остаться в постелях, — говорит она. — Комнаты почитай что невозможно согреть.
Но мы конечно же встаем. Такого мороза на нашей памяти еще не бывало. Удивительно, вроде как на Северный полюс переехали.
Когда мы спускаемся в нижние комнаты, все окна там обросли толстым слоем инея, дневной свет снаружи особо не проникает, кругом царит полумрак. И жутко холодно.
Термометра, который висит в зале за окном, почти не разглядеть. Но прямо напротив ртутного шарика, как ни странно, на стекле чистое пятнышко, и можно видеть, что ртуть застыла и в трубочку вообще не поднимается.
А экономка говорит, мягкого хлеба к завтраку не будет, все караваи замерзли в камень, пробуешь резать, они только крошатся.
Масла мы тоже не получим, оно опять-таки замерзло. И в нем тут и там большие куски льда.
Мы бы с удовольствием вышли из дома, почувствовали, каковы эти сорок градусов, но нам не позволяют. Не позволяют даже дотронуться голыми руками до замка входной двери. Ведь если при сорокаградусном морозе тронешь железо, вмиг обожжешься, будто о раскаленный слиток.
Как бы то ни было, мы в восторге, что нам довелось изведать такой холодище. Ни папеньке, ни маменьке, ни даже старой экономке никогда раньше не случалось пережить в Морбакке сорокаградусный мороз.
Мы до того увлечены морозом, что совершенно забываем про инженера Фрюкберга, который был так добр к нам прошлым вечером. Лишь когда садимся завтракать, Анна спрашивает, не надо ли подождать инженера.
— Нет, — отвечает маменька, — инженер Фрюкберг уехал. Как услышал, что на дворе сорок градусов мороза, так сразу же собрался и уехал домой. Просил передать, что вынужден уехать, ведь надобно позаботиться, чтобы овцы его и свиньи не закоченели до смерти. Даже не попрощался в спешке.
— Но разве не опасно ехать в такой мороз? Путь-то неближний, не одна миля! — говорит Алина.
Но папенька смеется:
— Ай-ай, Алина, теперь, стало быть, самое время проявить добросердечие. А я вот думаю, по чьей же вине он отправился восвояси?
— Но, дядюшка, — говорит Алина, — вы ведь не можете сказать, что я была с ним неприветлива.
— В этой приветливости было как минимум сорок градусов мороза, — отвечает папенька.
И, по-моему, как папенька, так и маменька были слегка недовольны Алиною. А мы — Анна, Эмма Лаурелль и я, — мы задним числом опять твердим, что Алине, конечно, никак не может понравиться такой старый и некрасивый мужчина, но все равно немножко жалеем его.
Сама я думаю, уж не хотел ли он до смерти замерзнуть по дороге, отправившись домой в сорокаградусный мороз. И жду известия, что живым он до дому не добрался. Это, по крайней мере, было бы бесподобно, как говорит Эмма Лаурелль.
Майя Род
А как замечательно, когда к нам приезжает шить Майя Род.
Обновки нам шьют дважды в год. Весной — хлопчатобумажное платье, осенью — шерстяное. Все наши хлопчатобумажные платья — из домотканой материи, и не кто-нибудь, а маменька занималась пряжей и покраской, и придумывала узоры, и сновала ткань, ведь в этом она большая мастерица. Пока мы были маленькие, маменька сама нас обшивала, но с тех пор как подросли, она не решается браться за шитье, зовет на помощь Майю Род.
Работает Майя Род всегда у тетушки Ловисы, в комнате при кухне, и тетушке это очень нравится, ведь у нее целый день есть компания, и она думать не думает о всяких там печалях. Маменька тоже сидит в комнате при кухне, вместе с Майей Род, помогает шить, как и мы все — Алина Лаурелль, Анна, Эмма Лаурелль, Герда и я. Герда по малолетству шьет только для кукол, но шьет превосходно, Майя Род говорит, что из Герды получится знатная портниха. Анна тоже шьет ловко, а вот Эмма Лаурелль и я — работницы никудышные, не отличаем лицевую сторону от изнанки, и поручают нам что попроще — сметать полотнища юбок да прикрепить обшивочную тесьму.
Но мы с Эммой все равно любим, когда Майя Род здесь, потому что тогда мы избавлены от занятий чтением и счетом.
Когда приезжает Майя Род, мы ставим в комнату при кухне большой раскладной стол, на котором Майя Род разворачивает рулоны материи и кроит. Ножницы у Майи Род всегда режут ровно, а не вкривь и вкось, и лицевую сторону с изнанкой она не путает. Не зря же она настоящая портниха, училась у мастера-портного.
Майя Род выписывает немецкий модный журнал под названием «Дер базар», который выходит каждый месяц. И пока Майя Род здесь, мы каждый день листаем этот журнал и стараемся выискать самые красивые фасоны, чтобы нам сшили по ним шерстяные и хлопчатобумажные платья. Майя Род считает, что надо выбирать фасоны попроще. По ее словам, нечего и ожидать, что в готовом виде платье будет таким же красивым, как на рисунке в журнале.
По-немецки Майя Род не понимает, да и мы все тоже, ведь Алина Лаурелль знает только французский, и это единственный язык, какому она нас учит. Мы говорим, что совершенно не понимаем, как Майя Род управляется с немецким модным журналом, и Майе Род нравится, что мы этак говорим, вон ведь какие грамотейки, каждый день только и знай, что учимся.
Майя Род всегда аккуратно и гладко причесана, правда, волосы у нее до того жидкие, что между прядями просвечивает белая кожа. Лоб сплошь в морщинках, а лицо круглый год в веснушках. Веснушки есть и у нас, весной появляются, а осенью пропадают, но у Майи Род веснушки не исчезают никогда. Вдобавок она носит кринолин, хотя все от кринолинов уже отказались, и я думаю: может, есть в Майе Род что-то особенное, не позволяющее ей меняться? Невмоготу ей расстаться ни с чем, что она имеет. Будь то веснушки или кринолин.
Глядя на Майю Род, я обыкновенно размышляю, уж не из дерева ли она. Ведь ужас до чего сухопарая. Если вдруг уколется иголкой, то, по-моему, даже кровь не выступит. Порой мне хочется, чтобы Майя Род укололась, тогда бы я увидела, деревянная она или нет.
Мы регулярно спрашиваем Майю Род, не намерена ли она обзавестись швейной машинкой, но она говорит, что машинку покупать нипочем не станет. Нет-нет, ни за что, пока способна вдеть нитку в иголку.
Майя Род шьет не с наперстком, а со швейным кольцом, как портные-мужчины. Она ведь и училась у портного. И шьет так споро, что никто — ни маменька, ни тетушка Ловиса, ни Алина — за нею угнаться не может.
Берет Майя Род один риксдалер в день и, когда ей изрядно помогают с юбками и рукавами, вот как у нас, успевает что ни день шить новое платье. Таким манером наши наряды обходятся каждый в один риксдалер, что, как мы полагаем, весьма недорого.
Лифы платьев Майя Род всегда шьет сама, ведь это самое важное. Для этого требуется одна спинка, две косые бейки, две боковинки и два передка, причем на каждом передке по вытачке, что доставляет массу хлопот.
Любой лиф непременно должен сидеть по фигуре, без единой морщинки. Тут-то и заключается сложность, однако не для Майи Род. И, по ее мнению, как раз такие сложности со временем вполне сможет одолеть Герда, а вот мне и Эмме Лаурелль Майя Род откровенно говорит, что мы, думается, никогда не сумеем сшить лиф должным образом.
Каждый день Майя Род встает в шесть утра и, как только оденется, садится за шитье. И шьет целый день, до самого ужина. На прогулки никогда не ходит. Мы уговариваем ее погулять с нами, но она сразу поворачивает обратно. Дескать, платят ей за работу, а не за гулянье по дорогам. Однако ж мы считаем, говорит она так потому, что не хочет заниматься ничем, кроме шитья.
Майя Род шьет и в Гордшё, и у Нуренов, и у Нильссонов в Вистеберге, и у пастора Линдегрена. Тамошним детям тоже полагаются весной хлопчатобумажные обновки, а осенью — шерстяные, так что работы у Майи Род впрямь хватает.
Чем Майя Род особенно хороша — она никогда не сплетничает. О других господах здешнего прихода при ней можно говорить что угодно. Майя Род никому не разболтает. У нее один резон: ежели она начнет пересказывать, что в одной усадьбе говорят про обитателей другой, то всей дружбе мигом придет конец. Словом, в самом деле очень хорошо, что Майя Род умеет молчать.
Когда Майя Род здесь, экономка изо дня в день в одиннадцать подает большим кофе. Мы, дети, кофе не пьем, но получаем каждый по бутерброду.
А за кофе Майя Род обычно сообщает новости. Ведь ей все известно, и о том, в чем не видит ничего дурного, она рассказывает с удовольствием: кто думает пожениться, кто устраивает праздник, кто умер, кто собирается в Америку.
Когда Майя Род находится у нас уже долгое время и все новости исчерпаны, Герда достает книжку с сотней загадок, подаренную ей на Рождество, и мы все вместе с Майей Род отгадываем загадки.