Он уже сейчас плетется из последних сил. Пот струится по спине, течет по лицу, разъедает глаза. Хочется пить, безумно хочется пить, но воды с собою нет, а из болота нельзя – там вода ядовитая. Хорошо хоть, жрать не хочется – спасибо жаре. Впрочем, все равно ничем нельзя было запастись. Бежать пришлось еще до рассвета, даже одежду взять не удалось – она, как и положено, оставалась до утренней побудки в каморке под замком. Как есть, в трусах и в майке, пришлось вылезать из разбитого окна в сортире, затем короткими перебежками, согнувшись по пояс, приближаться к крепостной стене, надеясь незаметно для стражников нырнуть в подкоп. К счастью, особой бдительности стражники не проявляли. Дело шло к рассвету, самый сон. Да и кого сторожить? Все знают, что из Замка обратной дороги нет…
Сколько же сейчас времени? Глупый вопрос – ведь часы тут идут по‑своему, а солнце по‑своему. Вполне возможно, сейчас без четверти два. Или ровно полдень. А может, и полночь – какая разница?
В Замке, наверное, уже обнаружили побег. Значит, снарядили погоню. Единственная надежда, что время там течет медленнее, что еще не настала поверка, и старший надзиратель не начал выкликать рабов, водя обгрызенным желтым ногтем по длинному, свернутому в свиток списку.
Хотя с чего бы это Замковому времени быть медленнее, чем Лесному? Может, все как раз наоборот. И закованные в латы всадники скачут уже на взмыленных лошадях. Ну, может, и не в латах, не война все‑таки, но уж точно с арканами и мечами у пояса.
Что они сделают, если поймают? Зарубят на месте или, перекинув через круп лошади, повезут в Замок, на пытки? А потом казнят на Центральном дворе. И над столбом повесят черную доску с аккуратной надписью мелом: «Он искал Город Золотого Оленя».
Серега один раз видел казнь. Видел, как смертника, мальчишку года на два его постарше, приковали к столбу длинной стальной цепью. Потом принесли дрова – несколько здоровенных березовых плах, а затем кучу мелкого хвороста. Плеснули из канистры бензином. Потом… В бараке Серегу долго рвало, и целый месяц ему снились темные, глухие кошмары.
Вдалеке послышался невнятный звук. Серега резко обернулся. Нет, ничего. Все спокойно. Наверное, какая‑то сухая ветка обломилась под собственной тяжестью. Или зверь какой‑то пробежал. А ему со страху невесть что померещилось!
Он зашагал дальше. Через минуту звук повторился, и на этот раз Серега замер как вкопанный. Приглядевшись, он заметил у горизонта несколько черных точек. Так и есть, погоня! Он лег ничком в горячую сухую траву, приложил ухо к земле и без особого труда услышал слабый пока что стук копыт. Что ж, этого следовало ждать. Игра окончена.
Серега метнулся влево, ворвался в лес и, не разбирая дороги, бросился вперед. Мозги отключились, его толкали вперед лишь страх и отчаянное, звериное желание жить. Он не чувствовал ничего, кроме бешено колотящегося сердца. И только от резкой боли в груди пришел в себя, остановился и открыл глаза.
Между деревьями в три ряда тянулась колючая проволока. Видно, она шла через весь лес. Майка на груди оказалась разодрана в клочья, Серега стянул ее и увидел на груди несколько сочившихся густой темной кровью царапин. Это все ерунда, – мелькнула тоскливая мысль. – То ли еще будет!
Теперь оставалось лишь бежать вдоль проволоки. Вперед ли, назад – разницы нет. Всадники, конечно, отрежут ему дорогу с обеих сторон и начнут медленно сжимать клещи. Да стоит ли бежать вообще? Очень уж это становится похожим на игру кота с мышкой.
Серега сел на землю около проволоки, закрыл глаза и стал ждать конца. Странное дело – захотелось спать. Сереге даже смешно от этого стало – тут, может, жизни осталось на несколько минут, а его в сон клонит.
Однако же глаза слипались, по всему телу плыли жаркие волны, и очень скоро он понял, что лежит в палате, в корпусе. Пищал горн на подъем, низкое, такое нестрашное солнце острыми лучами лезло в глаза, и Серега понял, что утро, что пора скидывать одеяло и мчаться в туалет, пока там не образовалась очередь, а потом – на зарядку.