Игоря провели в двадцати шагах от нее. Командир «Черных беркутов» о чем-то попросил сопровождавших, но один из них покачал головой. Орешин только помахал жене рукой и крепко сцепил руки, посылая этот обнадеживающий жест сыну.
Ах как хотелось Вовке броситься к отцу, но его удерживали крепкие руки Стаса. Фиш был начеку, видя нешуточное вооружение бандитов, приехавших к месту обмена на трех автомобилях «Нива».
Орешин в последний раз обернулся на жену, сына, товарищей. Последний взгляд его был адресован Кавлису; командир словно просил его ничего не предпринимать, хотя и так знал, что обречен.
– Мы обязательно вернемся сюда, – шепнул Кавлис на ухо Анне, принимая ее от бородатого бандита. И только после этого поздоровался: – Здравствуй, Аня.
– Да-да, конечно... – Она смотрела на мужа. Он шел левее, почти параллельно ей. На него смотрели десяток автоматных стволов.
Почти разом хлопнули дверцы легковушек; поднимая бурую пыль, машины развернулись и взяли направление на восток.
На первой же автостанции Кавлис решил сменить автобус. Вышли только они четверо, женщина с бидоном и молодой человек. Не оборачиваясь, пошли в сторону городка. Николаю и его спутникам пришлось долго ждать следующего рейса, скрываясь от солнечных лучей в провонявшем фекалиями зале автобусной станции. Спустя три часа подошел точно такой же автобус рейсом Шаргунь – Шахрисабз с разговорчивым водителем.
Едва тронулись с места, шофер, увидев в салоне русских, взял на себя роль гида и указал рукой вправо:
– Сейчас повернем и проедем мимо кишлака, где я родился. Мой отец был купец, его звали Юлдаш-бай. Настоящий купец был! Когда в наших краях свирепствовала эпидемия холеры, он вовсю торговал саванами. Настоящий был купец. Вон-вон, видите просторный двор? Это мой дом. Богатый дом, восемь детей...
Через двадцать минут нескончаемой болтовни водитель подсадил попутчика, о чем-то быстро поговорил с ним по-узбекски и принял от него деньги. Потом встретилось еще несколько селений, где подсаживались узбеки, с удивлением рассматривавшие русских пассажиров.
Примерно на границе Сурхандарьинского и Кашкадарьинского районов один из пассажиров вышел. До этого момента он сидел позади всех, где жар от работающего мотора был почти невыносимым. Кавлис проводил его взглядом, припоминая, когда садился этот парень.
* * *Таджикистан, район Нижнего Пянджа
Дом судьи Кори-Исмата был большим, просторным, рядом с ним находился еще один маленький, на семи балках, в котором жили охранники судьи. Сейчас все были во дворе. Сам Кори возлежал на глинобитном возвышении у восточной стены дома, пил чай и читал бейты из книги Исо-махмуда:
Доколе от безделья мы будем, увядая, умирать?
В твоих руках листы моей тетради: так собери их и используй!
Казий, отрываясь от книги, подумал, что писал это двустишие мудрый человек. «Мы будем, увядая, умирать...» – еще раз повторил судья, недовольно покосившись на откормленного волкодава, бесновавшегося у калитки.
«Кого там принесло?»
Ожидая доклада, судья посмотрел в чистое небо, где едва уловимые глазу зеленоватые оттенки постепенно переходили в ярко-желтые тона – это уже перед тем, как пронзительно-ярким пятном ухнуть в бездну солнца.
Эта мысль показалась судье неестественной. Получалось, что не солнце плывет по небу, а небо вращается вокруг светила, с податливостью жертвы отдавая себя пожирать вечному огню.
Слегка запутавшись в собственных умозаключениях, судья отвел заслезившиеся глаза и стал поджидать охранника.
Ибрахим торопливо подошел к суфе и почтительно склонился перед Кори-Исматом:
– К вам Безари Расмон.
Судья поморщился: вот кого он не хотел бы видеть в первую очередь. Когда люди Черного Назира уничтожили банду Расмона, тот набрал себе в отряд берберийцев или, как их еще называли в этих краях, бербер-хезаре – монголов, живущих в Афганистане, но говорящих на таджикском языке. Людей, которые умели воевать, и в жестокости им не было равных. У Расмона были деньги, он сумел завербовать в свой отряд берберийцев и до сих пор содержал их.
Отложив книгу, он сделал знак, чтобы Безари впустили.
Глава нижнепянджского братства приблизился и принял приглашение присесть на суфу. Ему подали зеленый чай с бараньим жиром, Безари сделал несколько мелких глотков.
– Я бы хотел поговорить с тобой с глазу на глаз, – гость недвусмысленно покосился на айван, за которым скрывался вход во внутреннее помещение главного дома.
Судья тоже посмотрел на террасу с высокой аркой, однако остался на месте.
– Поговорим здесь, Безари. Так что ты хотел мне сообщить? Надеюсь, новость окажется для меня хорошей.
– О да, конечно! – воскликнул полевой командир. – Только благодаря тебе Черный Назир сейчас в моих руках. Я посадил его в старый абхан[3], пусть привыкает.
– Видит Аллах, это хорошая новость для всех нас.
К суфе подбежал племянник судьи, мальчик лет восьми, и попросил разрешения взять лепешку.
– Возьми и не мешай нам, Рузи, – велел судья.
– Спасибо, Кори-амак.
В это время во двор быстрой походкой вошел человек в запыленном халате и прошептал несколько слов на ухо Кори-Исмату. Судья несколько раз кивнул, лицо его выразило удовлетворение. Он отпустил посыльного и снова обратился к гостю.
– Один из моих людей, Безари, случайно стал свидетелем обмена. Он проводил семью и людей Орешина до самой Шаргуни. С ними все в порядке.
Безари приподнял брови.
– А вы сомневались, уважаемый?
– Видит Аллах, нет, – ответил судья, не замечая, что гость обращается к нему на «вы».
– А другой ваш человек не проследил случайно за моими людьми, которые отвезли Орешина в мой дом?
– Я его еще не видел. Жду с минуты на минуту. – Кори неожиданно улыбнулся гостю. – Хочешь, Безари, я прочту тебе удивительный стих?
И, не дожидаясь согласия гостя, судья по памяти прочел несколько строк:
Ее шаловливый взгляд – сама прелесть!
Ее мускусная бровь – несказанная прелесть!
Что за беда, создатель:
Прелесть, умноженная на прелесть!
Кори-Исмат, смеясь, несколько раз хлопнул в ладоши, выражая восторг по поводу стихов. Ему пришла в голову мысль сыграть с Безари в бейтбарак[4].
Гость оставался совершенно непроницаем. Его глаза строго и холодно смотрели прямо на хозяина богатого дома.
* * *Узбекистан, Сурхандарьинский район
Кавлис отмечал каждого, кто садился в автобус и кто покидал его; если раньше он делал это машинально, то сейчас следил за всеми пассажирами с удвоенным вниманием. Они были одни в этой необъятной пустынной местности, нельзя было даже довериться местной милиции и пограничникам. А 201-я дивизия Минобороны, дислоцированная в Душанбе, – считай, ее тоже нет.
Парень, который готовился сейчас выйти из автобуса, держал в руках сумку: черная, хозяйственная, из дерматина, несомненно, та же сумка, с которой он садился.
Кавлис глядел на друга. Фиш смотрел в ту же сторону. Николай чуть успокоился и расслабился. Но тут же взял себя в руки.
Зашипел воздух в пневматических дверях, и парень, легко спрыгнув с подножки, проворно пошел в противоположную по ходу движения автобуса сторону. Похоже, он что-то насвистывал. Кавлис чуть наклонился и повернул голову, провожая его глазами. В последний момент он увидел, что тот закинул сумку за плечо. Сумка казалась почти или совершенно пустой. А когда он садился?.. Николай напряженно вспоминал тот момент.
Да, точно, болтливый водитель, увидев впереди голосующего парня, притормозил. В своем нескончаемом рассказе он как раз дошел до разбойника по имени Файзи-Авлие, который некогда орудовал в этих местах, и нескромно приравнял свою храбрость с именитым разбойником.
– Что там бандиты! Я знаю, как давать отпор самым заклятым негодяям, пусть даже они вооружены. Я бы не растерялся, если бы воскрес сам Файзи-Авлие и встал на моем пути...
Он открыл дверь, приглашая войти нового пассажира и, как у него всегда было заведено, сразу взял с него плату. Пассажир, ни на кого не глядя, прошел в конец салона.
Может быть, Николаю показалось, что парень бросил взгляд на мальчика, идя по проходу? Нет, этого Кавлис вспомнить не мог. Володька во сне совсем взмок, лоб его покрылся испариной, и Николай снова стал обмахивать его газетой.
Парень прошел рядом, проход был узкий, и он, чтобы не задеть сумкой сиденья, нес ее впереди себя. Нес неудобно. В сумке было что-то тяжелое. Если бы она была пустая, он просто закинул бы ее за плечо, как сделал это сейчас.
Водитель включил первую передачу, что с хрустом отозвалось в коробке передач, и автобус медленно съехал с обочины.
Кавлис слегка приподнялся, пытаясь повнимательнее разглядеть парня через заднее стекло и заодно приподнимая голову мальчика со своего колена. Он уже не сомневался, что пассажир что-то оставил в салоне автобуса, что-то несомненно тяжелое. Сидел он особняком от всех, значит, передать содержимое сумки никому не мог.
