— Это обмен, — наставительно поправил Баррис. — Ты ей делаешь подарок, а она тебя одаривает… самым ценным, что есть у женщины. Кокаин — эротоген, — добавил он вполголоса, перенося приборы к цефалохромоскопу, — Она нанюхается и будет счастлива дать себе волю.
— Чушь! — решительно заявил Чарлз Фрек. — Ты говоришь о подружке Боба Арктора. Он — мой приятель и человек, с которым вы с Лакменом живете под одной крышей.
Баррис немедленно поднял свою косматую голову и некоторое время не сводил с Чарлза Фрека глаз.
— Ты очень многого не знаешь о Бобе Аркторе. Да и мы все. Твой взгляд наивен и упрощен. Ты ему слишком веришь.
— Он парень что надо.
— Безусловно. — Баррис кивнул и улыбнулся. — Вне всякого сомнения. Один из самых лучших в мире. Но я начал замечать в нем — мы начали замечать в нем, те, кто наблюдает за Арктором пристально и внимательно, — определенные противоречия.
— Что ты имеешь в виду?
Глаза Барриса за темными очками заплясали.
— Танец твоих глаз мне ничего не говорит, — заявил Чарлз Фрек. — А что случилось со скопом?
— Загляни, — предложил Баррис, поставив шасси на торец.
— Провода обрезаны, — проговорил Чарлз Фрек, — И еще, похоже, кто–то устроил несколько коротких замыканий… Чья это работа?
Веселые и всезнающие глаза Барриса заплясали с особым удовольствием.
— Эти твои намеки — сплошное дерьмо, — после напряженного молчания сказал Чарлз Фрек. — Пожалуй, отправлюсь я в «Новый путь» и сдамся на воздержание, и буду лечиться и жить с простыми парнями. Это лучше, чем иметь дело с такими загадочными шизиками, как ты, которых я никак не могу понять. Ты думаешь, что Боб сам это сделал? Испортил самую дорогую свою вещь? Что ты хочешь сказать? Лучше бы я жил в «Новом пути», где мне не пришлось бы выслушивать бессмысленные, бредовые речи. А это мне приходится делать каждый день — если не твои, то речи какого–нибудь другого вконец ошизевшего торчка вроде тебя!
— Я всерьез сомневаюсь, что скоп повредил Эрни Лакмен, — задумчиво проговорил Баррис.
— Я всерьез сомневаюсь, что Эрни Лакмен вообще что–нибудь повредил в своей жизни, если не считать того случая, когда он накололся на плохой кислоте и вышвырнул в окно кофейный столик. Обычно у него котелок варит лучше, чем у всех нас. Нет, Эрни не станет ломать скоп.
Это запросто мог сделать ты, грязный сукин сын, подумал Чарлз Фрек. И умения у тебя хватает, и мозги твои устроены черт знает как…
— Тому, кто это сделал, место в лечебнице или на кладбище. Предпочтительно последнее. Для Боба эта штука значила все. Я видел, как он ее включает; включает, едва вернется домой с работы. У каждого есть что–то, чем он особенно дорожит. У Боба был скоп.
— Это–то я и имею в виду.
— Что это ты имеешь в виду?
— Меня давно уже интересует, кто такой Боб Арктор и где он работает на самом деле.
Нет, Баррис мне не нравится, подумал Чарлз Фрек. Внезапно он испытал сильное желание оказаться отсюда далеко–далеко. Может, смыться?.. Но потом он вспомнил про банку в холодильнике.
— Послушай, когда там будет готово? Мне кажется, ты меня дурачишь. Зачем же продавать «Солнечный» за гроши, если в нем грамм кокаина? Какой им от этого кайф?
— Они закупают оптом, — объяснил Баррис.
У Чарлза Фрека немедленно пошел глюк: грузовики с кокаином подкатывают к заводу (где уж он там, может, в Кливленде), вываливают тонны и тонны девственно чистой, высококачественной коки во двор, потом коку смешивают с маслом, инертным газом и прочей дрянью и разливают по маленьким ярким жестянкам. Стоит только остановить грузовичок, размышлял он, забрать груз — семьсот или восемьсот фунтов чистого… Да нет, черт подери, гораздо больше! Сколько в грузовике помещается кокаина?
Баррис принес пустой баллон «Солнечного» и указал на этикетку, где были перечислены все ингредиенты.
— Видишь? Бензокаин. Только отдельные эрудиты знают, что под таким названием в торговле маскируют кокаин. Если бы писали прямо «кокаин», рано или поздно народ бы просек. У людей просто не хватает образования. Такой научной базы, как у меня.
— Что ты собираешься делать со своим образованием? — поинтересовался Чарлз Фрек. — Кроме возбуждения Донны?
— Напишу бестселлер, — уверенно сказал Баррис. — Учебник для середнячков. «Как, не нарушая закона, получить наркотик у себя на кухне». Понимаешь, бензокаин официально разрешен. Я справлялся в аптеках — он содержится в уйме препаратов.
— Здорово! — уважительно сказал Чарлз Фрек и посмотрел на часы.
Ждать оставалось недолго.
Глава 4
Из костюма–болтунья одно расплывчатое пятно, называющее себя Фредом, смотрело на другое расплывчатое пятно, известное под именем Хэнк.
— Итак, это все о Донне, Чарлзе Фреке и Джимми Баррисе, — Хэнк сделал пометку в лежащем перед ним блокноте. — Дуг Уикс, по вашему мнению, мертв или переместил свою деятельность в другой район.
— Или завязал, — добавил Фред.
— Вам говорит что–нибудь имя Граф, или Арт де Винтер?
— Нет.
— Как насчет пары негров — братья, лет по двадцать? Работают с фунтовыми порциями героина.
— Фунтовыми? Фунтовыми порциями героина? Нет, такое я бы запомнил.
Фред покачал головой.
Хэнк покопался в фотографиях.
— Так, этот сидит… Этот мертв… А вы не думаете, что Джора темнит?
Джоре Каджас было только пятнадцать. Она жила в Бриа, в районе трущоб, на верхнем этаже полуразвалившегося холодного домишка.
— Если подтвердится, дайте мне знать. Мы привлечем ее родителей.
— Хорошо.
— Была вчера у нас одна — выглядит на все пятьдесят. Свалявшиеся серые волосы, выпавшие зубы, иссохшее тело… Мы спросили, сколько ей лет, и она ответила: «Девятнадцать». Проверили — точно. «Знаешь, на кого ты похожа? Посмотри в зеркало». Та посмотрела в зеркало и заплакала. Я спросил, давно ли она ширяется.
— Год, — предположил Фред.
— Четыре месяца. А рассказать, как она села на препарат С? Ее братья, оба посредники, вошли к ней как–то ночью, заломили руки, сделали укол и изнасиловали. Так сказать, ввели ее в новую жизнь.
— Милые ребятки.
— А вот это вас проймет наверняка. Слыхали, в фейерфилдовской больнице есть три младенца, которым надо каждый день вкалывать дозу. Сестра попробовала…
— Меня проняло, — механическим голосом перебил Фред. — Вполне достаточно, благодарю.
Хэнк продолжал:
— Когда представишь себе новорожденного, который не может прожить без героина, потому что…
— Достаточно, спасибо, — повторило расплывчатое пятно по имени Фред. — Иногда мне хочется сойти с ума. Но я позабыл как.
— Это утраченное искусство, — сказал Хэнк. — Возможно, со временем выпустят инструкцию.
Всякий раз, сидя напротив Хэнка и докладывая, Фред испытывал в себе глубокую перемену. О ком бы ни шла речь, что бы ни происходило, все теряло смысл.
Сперва он приписывал это действию костюма–болтунья. Потом пришел к выводу, что дело не в костюме, а в самой ситуации. Хэнк по профессиональной привычке проявлял полное безразличие: ни любви, ни ненависти, никаких сильных эмоций. Какая польза от чувства вовлеченности, когда ты обсуждаешь преступления, совершенные людьми близкими и даже, как в случае Донны и Лакмена, дорогими? Надо нейтрализовать себя: они оба сделали это — Фред в большей степени, чем Хэнк. Они говорили в нейтральных тонах, они нейтрально выглядели, они стали нейтральными.
Потом чувства нахлынут… А пока, сидя за столом, Фред ничего не ощущал. Он мог описать все увиденное с полным безразличием. И что угодно выслушать от Хэнка. Например, он мог запросто сказать: «Вчера Донна наширялась низкопробным заменителем ЛСД, и половина кровеносных сосудов в ее мозгу полопалась». О своей любимой… Или: «Донна мертва». И Хэнк спокойно запишет это и, может быть, спросит: «У кого она купила дозу?» или: «Где будут похороны? Надо выяснить номера машин и фамилии присутствующих», — и он будет хладнокровно это обсуждать.
Превращение вызывалось необходимостью беречь чувства. Пожарные, врачи и гробовщики вели себя так же. Невозможно каждую секунду восклицать и рыдать — сперва изведешь себя, а потом всех окружающих. У человека есть предел сил.
— Как насчет Арктора? — поинтересовался Хэнк.
Фред, находясь в костюме–болтунья, естественно, докладывал и о себе. Иначе его начальник — и весь полицейский аппарат — знал бы, кто такой Фред.
— Арктор ведет себя тише воды, ниже травы, — как всегда сообщил Фред. — Закидывает пару таблеточек смерти каждый день…
— Сомневаюсь. — Хэнк взял со стола листок. — Мы получили сигнал, что у Арктора водятся большие деньги.
— Так… — протянул Фред, понимая, что «большие деньги» — это то, что ему платили в полицейском управлении.