Подъезд, как и весь дом в целом, был старым и обшарпанным. Настенные надписи были самыми разнообразными, начиная от «Цой жив» и заканчивая «Маша, я тебя люблю». Взору моему предстали отличающиеся категоричностью резкие политические лозунги — результат недавно прошедших выборов. Да уж, в подъезде живут разносторонние личности, ничего не скажешь. Вон как художественно отделали стены…
Поднимаясь по лестнице, я очень боялась упасть или вляпаться в нечто нехорошее, так как уже отживающая традиция не иметь в доме лампочек здесь свято соблюдалась. Ох, ну и дыра, даром, что центр города!
«Черт знает что! — ругалась я про себя. — Веселое местечко, или кто-нибудь на тебя упадет в темноте, или ты сам споткнешься и переломаешь все кости на этих крутых ступеньках». На третьем этаже лампочки тоже не было.
«Интересно, а в вечер убийства здесь тоже не было лампочки?» Я осторожно ступила на следующую ступеньку.
— Вот гады, опять лампочку выкрутили, куда они их девают?! — злобно ругался мужской голос, обладатель которого, судя по всему, шел по лестнице мне навстречу.
Я была совершенно согласна с его определением, которое он дал неведомым истребителям лампочек. Уже давно не приходилось встречать таких домов. Чего стоит, например, эта лестница, такая узкая, что идущий сверху жилец, пожилой мужчина средней полноты, еле-еле протиснулся между стеной и мной.
Наконец, я добралась до нужного мне четвертого этажа. Как и объясняла Татьяна Михайловна, к полу была приварена железная лестница, которая заканчивалась люком, ведущим на чердак. Сейчас люк был закрыт на обыкновенный висячий замок.
Именно эта конструкция, насколько я поняла, и имела отношение к трагическому происшествию с Ириной Гришиной. Я подняла голову вверх: судя по всему, девушка стояла на той лестнице, привязывая к ней веревку. Но все это мне еще предстояло выяснить в ходе собственного расследования.
Четырнадцатую квартиру я увидела сразу: по сравнению с остальными ведущая в нее дверь имела самый непрезентабельный вид. Рядом была квартира соседки, которая, по словам Татьяны Михайловны, и обнаружила висящую на веревке Ирину Гришину. Зайти сейчас? Немного подумав, я решила, что лучше сделать это попозже.
Вообще-то, в тот момент я не совсем понимала, с чего следует начинать. Ведь каких-то очевидных подозрений заказчица не имеет, а мне их тем более трудно определить, так как информацией я владела довольно скудной.
Я позвонила в квартиру. Дверь открыла женщина, очень похожая на Татьяну Михайловну. Те же вьющиеся каштановые волосы, огромные карие глаза, только сильно заплаканные. Да и ростом Татьяна Михайловна была повыше.
— Здравствуйте, мне бы Нину Михайловну увидеть, — начала я.
— Да, здравствуйте, это я, — дрожащим от волнения голосом ответила женщина.
— Я — детектив Таня Иванова, я бы хотела…
Женщина смотрела вперед стеклянными глазами, казалось, она смотрит сквозь меня. Потом вдруг она встрепенулась и, словно очнувшись, перебила меня:
— Да-да, сестра мне говорила, заходите.
Я прошла в квартиру. Эта была обыкновенная малометражка, где в прихожей не повернуться. Стоя на пороге, можно было легко рассмотреть и кухню, и гостиную. Дверь во вторую комнату была закрыта.
«Очевидно, там и живет молодая семья», — мысленно решила я.
В середине комнаты находился стол, на котором стояла большая фотография погибшей. Рядом лежал альбом со снимками, некоторые были вынуты и разложены на столе. Наверное, Нина Михайловна в сотый раз рассматривала фотографии дочери.
— Присаживайтесь, — предложила она, показывая на кресло. — И спрашивайте все, что считаете нужным.
— Я хотела бы услышать от вас информацию о вашей дочери. Ведь вам должно быть известно о ней больше, чем кому бы то ни было. Возможно, есть какие-нибудь личные вещи, которые помогут пролить свет на то, что происходило в ее жизни в последнее время?
— Вещи? — Нина Михайловна растерянно огляделась. — Я даже не знаю, что именно следует вам дать…
— У нее была сумочка? Там наверняка есть записная книжка, косметика?..
— Да, конечно, Маринка все это сложила в ящик… — Женщина встала и направилась к стенке. Она открыла нижний ярус и вытащила оттуда картонную коробку. — Вот, посмотрите! — поднесла она коробку к столу. — Я последние дни совсем ничего не соображаю.
Я стала рассматривать содержимое коробки. Здесь была куча почти совсем новых губных помад, тени, тушь и прочее, но все это меня не интересовало. Мое внимание привлекла скрученная резинкой для волос стопка визиток. Я достала их. В основном здесь находились визитки ночных клубов и компаний досуга, было еще две или три карточки каких-то руководящих работников. «Шаганов Вениамин Александрович, — прочитала я на одной из них, — директор фирмы „Велкопрос“». Далее шли домашние и рабочие телефоны.
— Что это еще за «Велкопрос»? — удивилась я. — Что-то не слышала про такое.
На всякий случай я прихватила с собой всю стопку визиток, после чего снова стала перебирать вещи Ирины. Наконец, на дне коробки я почувствовала твердую обложку.
— А это что? — Я извлекла довольно-таки толстую тетрадь в твердом кожаном переплете. Хм, а такую тетрадь на лотке не купишь, стоит она недешево.
Я раскрыла тетрадь. На первой странице красовалась фотография Ирины, сделанная, наверное, около года назад. На меня смотрели не по-девичьи грустные серые глаза. Полные чувственные губки были слегка приоткрыты. Не знаю почему, но у меня сложилось впечатление, что девушка на фотографии словно взывает о помощи.
«Ей всего лишь семнадцать с небольшим, а такой взгляд… Ведь она совсем еще ребенок! — Я перелистнула страницу. — Дневник!» — пронеслось у меня в мозгу.
Это была настоящая удача! Дневник, как правило, таит в себе огромное количество тайн и разгадок, нужно только правильно читать между строк, и тогда легко можно будет отыскать ключ.
— Нашли что-нибудь? — спросила меня Нина Михайловна, входя в комнату со стаканом воды.
— Да, кажется, это дневник, — показала я его матери.
— Он вам нужен? — почему-то упавшим голосом спросила женщина.
— Только на время расследования, потом я его верну, — успокоила я Нину Михайловну. — Скажите, а у вас самой есть версии, почему это произошло?
— Не знаю! Моя девочка, она была очень доброй и доверчивой, я не знаю, кто мог желать ей зла. Хотя о чем я, может, она сама совершила это… Не простила мне, что я оставила ее здесь… — Женщина больше не могла сдерживаться, она разрыдалась.
— Подождите, а ваш сын дома?
— Мишка? Нет, насколько я знаю. Они мне не докладываются. Живем в одной квартире, а словно чужие, словно не мать я ему вовсе. Эта дрянь все глаза ему затмила!
Что касается дряни, то под этим определением, как я поняла, подразумевалась Марина.
— Я бы хотела поговорить с ними, это возможно?
Нина Михайловна вытерла глаза, окончательно успокоившись, и произнесла совершенно неожиданные слова:
— Может быть, они и дома, просто не выходят. А я сейчас спала, последние дни все на таблетках. Но только если вы, Татьяна, хотите поговорить с ними, сначала выйдите за дверь и снова позвоните. Если даже я вам открою, не подавайте вида, что вы со мной уже разговаривали, а сразу идите к ним.
— Но почему? — не понимала я.
— Иначе они с вами и разговаривать не будут! Я-то знаю! Она и родственников моих за людей не считает, и знакомых! Все мы для нее плебеи деревенские. Шалава городская!
Это уже совсем никуда не годилось. Если я такие слова слышу в первый раз и мне уже противно, то каково же было здесь молоденькой девчонке? Пока я еще не могла понять, кто здесь главный наводчик смуты и стоит ли внимать сказанному, однако на всякий случай решила сделать так, как просит хозяйка.
Выйдя за дверь, я усмехнулась: «Видел бы меня сейчас кто-нибудь!» — и снова позвонила в дверь.
Сначала никто не открывал. Потом послышались шаги и голос молодого человека.
— Кто там?
— Мне нужен Михаил Гришин, я могу его увидеть?
Дверь открылась, и на пороге показался молодой человек. Честно говоря, о его принадлежности к этой семье говорили только огромные карие глаза, как у матери и тетки. Сам же он был маленького роста и уж чересчур тщедушный. Казалось, дунь на него, он и полетит легким перышком.
— Я бы хотела с вами поговорить по поводу смерти вашей сестры.
— А кто вы? — довольно бесцеремонно спросил молодой человек.
— Я — частный детектив Татьяна Иванова, меня наняла ваша семья для расследования причин смерти Ирины.
— А я-то чем могу помочь? Все закономерно, она всегда шалавой была, это другим закончиться не могло.
— Это вы так про свою сестру?
Михаил некоторое время стоял молча. Он не прогонял меня, но и в квартиру не приглашал.
— Ну, так мы, может быть, все-таки поговорим?
