В конце улицы она нашла небольшой сквер – в нем и располагалось здание. Впрочем, ее ждала одна неожиданность. То, что официантка назвала общественным центром, оказалось на самом деле церковью или, точнее, когда-то ею было. Свинец и шифер уже были содраны с крыши, оголяя небу торчащие брусья, окна без стекол зияли пустотой, дерн исчез с лужайки возле здания, и два дерева там были срублены. Это их погребальный костер производил тот мучительно-сладкий запах.
Вряд ли это здание было красивым, но даже по его остаткам можно было догадаться, что оно обладало какой-то притягательной силой. Его обветренные камни не вписывались в окружающий кирпич и бетон, но участь осажденного (рабочие рвались в бой; бульдозер наготове, жадный до камней) придавала ему некое очарование.
Кое-кто из рабочих заметил, как она стояла и смотрела на них, но не попытался удержать, когда она прошла через сквер к главному входу в церковь и заглянула внутрь. Интерьер, лишенный декоративной кладки, кафедры, скамей, купели и прочего, был просто каменным помещением, не создающим никакой атмосферы и не вызывающим эмоций. Впрочем, кто-то все же нашел там нечто интересное. В дальнем углу церкви спиной к Элейн стоял человек и пристально разглядывал землю. Заслышав шаги, он виновато обернулся.
– О, – сказал он, – я зашел только на минутку.
– Ничего страшного, – ответила Элейн. – Похоже, мы оба вторглись в чужие владения.
Мужчина кивнул. Он был одет скромно – даже невзрачно, – выделялся только его зеленый галстук-бабочка. Черты его лица, несмотря на своеобразный стиль одежды и седые волосы, были на удивление невозмутимыми, как будто ни улыбка, ни хмурые морщины никогда не нарушали их совершенного спокойствия.
– Довольно грустная картина, не так ли? – сказал он.
– Вы бывали раньше в этой церкви?
– Приходилось как-то, – ответил он, – но она никогда не была популярна.
– Как она называется?
– Церковь Всех Святых. Скорее всего, была построена в конце семнадцатого века. Вы интересуетесь церквями?
– Не очень. Просто я увидела дым и…
– Сцена разрушения всем нравится, – сказал он.
– Да, – отозвалась она, – наверное, вы правы.
– Все равно что наблюдать за похоронной процессией. Только не своей, верно?
Она что-то пробормотала в ответ, но мысли ее были уже далеко. Опять клиника. Опять боль и заживление. Опять ее жизнь, спасенная лишь ценой другой, несостоявшейся жизни. Только не своей.
– Меня зовут Каванаг, – он шагнул к ней и протянул руку.
– Рада познакомиться, – ответила она. – Я Элейн Райдер.
– Элейн, – сказал он, – замечательно.
– Вы, очевидно, пришли взглянуть в последний раз на это место, прежде чем оно навсегда исчезнет?
– Да, вы правы. Я тут разглядывал надписи на каменных плитах, на полу. Некоторые из них весьма красноречивы. – Он смел ногой строительный мусор с одной из плиток. – Жаль, если все это пропадет. Уверен, что они просто раздробят эти камни, когда начнут вскрывать пол…
Она взглянула под ноги на плитки, разбросанные тут и там. Не все были надписаны, на многих из них просто имена и даты. Но были и надписи. Одна, слева от того места, где стоял Каванаг, содержала почти стертый рельеф, изображающий перекрещенные наподобие барабанных палочек берцовые кости, и краткую фразу: искупи время.
– Должно быть, в свое время там устроили потайной склеп, – сказал Каванаг.
– Да, понимаю. А это люди, которые были там погребены.
– Ну, что ж, я тоже не вижу другой причины для этих надписей. Я вот хотел попросить рабочих… – он помолчал, раздумывая. – Боюсь показаться вам не вполне нормальным…
– О чем вы?
– В общем, просто хотел попросить рабочих не разрушать эти занятные камни.
– Думаю, это совершенно нормально, – сказала Элейн. – Они очень красивы.
Он заметно воодушевился ее ответом.