Последний путь - Казаков Дмитрий Львович

Дмитрий КАЗАКОВ

ПОСЛЕДНИЙ ПУТЬ

Будильник зазвенел, как обычно, в девять.

Старик встал, кровать с тихим шелестом втянулась в стену. Рука привычно нашарила настольный календарь – любимую игрушку, подаренную на день рождения.

Совсем недавно – пятьдесят лет назад.

– Сегодня пятое июля две тысячи сто семьдесят третьего года, – сказал приятный женский голос, обладательница которого, скорее всего давно стала просто мясом, – восход Солнца в четыре часа двадцать пять минут, заход Солнца в двадцать один час пятьдесят одну минуту, продолжительность дня…

Дальше старик слушать не стал. Восход уже был, а захода он не увидит.

– Привет, дед, – сказал старший внук, когда старик вышел в гостиную. Она была поводом семейной гордости – восемь квадратных метров свободной площади! Для большинства из сорока миллиардов обитателей Земли – недостижимая роскошь. – Как спалось?

– Привет, – ответил старик. – Неплохо. В моем возрасте если просто спалось, то это само по себе хорошо.

Он подошел к стене, прикоснулся к сенсору. Кофейник выдвинулся бесшумно. Темная пенящаяся жидкость с журчанием потекла в подставленную чашку. Запахом, вкусом и даже содержанием кофеина она походила на кофе. Но от напитка, который делают из обжаренных зерен кофейного дерева, в ней была только видимость.

Последний раз старик пил настоящий кофе лет сорок назад. Сейчас достать его труднее, чем трехногого кенгуру.

– Эй, дед, – забеспокоился внук. – Тебе же нельзя. Давление поднимется!

– Сегодня это уже не важно, – старик улыбнулся.

– Да, прости. Забыл.

Входная дверь с негромким гулом открылась, впустив высокую девушку в черном обтягивающем комбинезоне.

– Утро доброе, – сказала она, зевнув. – Слышали последние новости?

Старик никогда не одобрял пристрастия внучки к ночной работе и ее вкусов относительно одежды.

– Нет, – ответил он. – А что стряслось?

– Да новые террористы появились, – она фыркнула. – Борцы за права Солнца! Взорвали пару солнечных батарей в Сахаре в знак протеста против того, что мы бесплатно используем энергию светила…

Старик покачал головой.

– Я успею поспать? – спросила внучка, глянув на часы. – Дед, во сколько у тебя назначено?

– В полдень, – сказал он, сам удивившись собственному спокойствию. Похоже было, что смерть, до которой оставалось несколько часов, потихоньку отключала эмоции.

– Тогда не успею. Налей-ка и мне кофе.

– Не страшно вот так умирать? – поинтересовался внук, когда полная чашка со стуком приземлилась на столешницу.

– Вроде нет, – старик пожал плечами. – Уж лучше так, когда ты заранее знаешь день и час смерти, чем как раньше…

– А что было раньше?

– Все умирали своей смертью, – ответил старик. – Когда вырабатывали коэффициент полезности, то их отправляли на пенсию.

– А что это такое? – вмешалась внучка. В глазах ее, светлых, небесно-голубых, похожих на глаза бабушки, чей срок пришел почти десять лет назад – старик ощутил болезненный укол в сердце – светилось любопытство.

– Это когда человек не работает, а государство платит ему деньги, чтобы он мог жить.

– Дурость, – определил внук. – Так никаких денег не хватит, если кучу дармоедов кормить!

– И это не самое страшное, – старик кивнул. – Оказавшийся на пенсии болел, старел, пока не превращался в полную развалину, обузу для себя и окружающих…

– Как здорово, что сейчас этого нет! – в голосе внучки звучало отвращение. – А то бы…

С чмокающим звуком в воздухе развернулся экран инфовизора. На нем возник старший внук – на широких плечах грязный комбинезон, а каска на голове выглядит помятой.

– Здравствуй, дед, – сказал он извиняющимся тоном. – Извини, но меня так и не отпустили. Звоню прямо из шахты…

– Ничего, – вздохнул старик. Есть ли смысл печалиться? Скажи спасибо, что он хотя бы позвонил. – Я как-нибудь переживу…

– Это шутка? – старший внук неуверенно заулыбался. – Мне очень будет тебя не хватать. Прощай!

– Мне тебя тоже, – сказал старик тускнеющему изображению.

– Скоро мать придет, – младший внук потянулся, захрустел суставами. – Она обещала добыть бутылку вина. Настоящего!

– Гулять так гулять, – усмехнулся старик. – Не каждый день умирают люди!

– Вообще-то каждый, – с улыбкой возразила внучка, – но такие, как ты, действительно редко. Ты и так прожил долго.

– Мой коэффициент полезности довольно высок, – старик положил на столешницу руки, на мгновение удивившись, какие они старые и морщинистые, – кто работает головой, тот умирает позже…

Входная дверь вновь загудела, в комнату шагнула невысокая пухлая женщина. На лице ее играла легкая улыбка.

– Привет, ма, – дружно сказали внук и внучка.

Старик только кивнул. Несмотря на многие годы, проведенные рядом, он так и не смог полюбить невестку. Скорее он привык к ней как к чему-то неизбежному, что невозможно выкинуть из жизни, как плохую погоду или ноющие кости.

– Вот, – проговорила она торжественно, ставя на стол высокую бутылку темного стекла. – Настоящее, из винограда. Десятилетней выдержки!

– Не могу поверить, что где-то еще растет виноградная лоза, – усмехнулся старик.

– Где-то растет, – ответила невестка, снимая плащ и убирая его в выдвижной шкаф. – Там на этикетке – печать подлинности. А ее просто так не ставят…

Внук, восхищенно цокая языком, вертел в руках бутылку.

– Теперь осталось дождаться отца, – внучка вновь зевнула, глянула на часы. – Где он там ходит?

– Уже едет, – отозвалась невестка. – Я звонила. Собирайте пока на стол.

Старик сидел неподвижно и смотрел, как на столешницу выкладывают столовые принадлежности – вилки и ложки из привычного пластика, тарелки из того же материала, бокалы из венецианского стекла – антиквариат, изготовленный в позапрошлом веке. Еще до того, как Венеция скрылась под водой, из географического понятия став целиком историческим.

Сын пришел, когда все было готово. Во взгляде его старик уловил что-то похожее на жалость.

– Здравствуй, папа, – сказал он. – Что, все готово?

– Готово, садись быстрей, – пробурчал внук.

Пробка, вылезая из узкого горлышка, негромко хлопнула. Темно-красная жидкость, в которой стайками метались пузырьки, с плеском полилась в бокалы. Старик глядел на нее и думал, что скоро точно так же польется его кровь.

Ее всегда выпускают, прежде чем отправить тело на переработку.

Ноздрей коснулся терпкий аромат вина.

– Ну что, папа, за тебя, – сказал сын, поднимая бокал, рука его чуть подрагивала. – Спасибо за то, что ты был хорошим отцом и дедом. Спасибо за все…

– Не за что, – старик чуть отхлебнул, покатал вино на языке. Есть не хотелось, и он просто сидел и смаковал почти забытый напиток.

– А я видел в кино, – пробурчал внук с набитым ртом, – что раньше похороны праздновали по-другому. И даже не праздновали, – он нахмурился, – а не знаю, как сказать… Все плакали, надевали черное… Интересно, почему?

– Смерть тогда была неожиданностью, – пожал плечами старик. – Это сейчас ты в тридцать лет узнаешь, сколько тебе осталось. И ты сам, и близкие – все привыкают, зная, когда ты их покинешь. Сейчас ведь тоже горюют, если кто умер из-за несчастного случая или от болезни.

– Но все равно не так, – покачал головой внук. – Чего убиваться-то? Умершего ведь не вернешь.

– Пойдем, папа, – сказал сын. – Нам пора ехать, а то опоздаем.

– Хорошо, – старик допил вино и поднялся. На него смотрели четыре пары глаз, в трех была заметна печаль. – Прощайте! Может быть, еще свидимся… там!

И он ткнул рукой вверх, туда, где за потолком, за многими слоями жилого комплекса находилось небо. Один из немногих кусочков природы, который человек не смог изгадить до конца.

– Прощай, дед.

– Прощай.

– Прощайте, папа.

Выходя в дверь, старик не оглянулся.

– Тебе не странно, что никто не позвонил, не простился? – спросил сын, пока они шли до парковки.

– Нет, – ответил старик. – Некому. Из друзей у меня был самый высокий коэффициент полезности. Они все давно мертвы.

– Да? Я не знал, – в голосе сына звучала растерянность. – Садись.

Дверцы авторана, похожего на каплю блестящего металла, с легким шипением поднялись. Старик устроился в мягком сидении, слышал, как возится рядом сын.

– Поехали, – сказал он.

Стена парковки поднялась, авторан дернулся вбок и вывалился наружу. Перегрузка вдавила пассажиров в кресла, потом сын выровнял полет. Мимо проносились смазанные блики – другие машины, громадными башнями высились жилые комплексы.

Всю дорогу они молчали. Говорить было не о чем. Старик просто смотрел в окно, наслаждаясь последней в жизни поездкой. Пусть даже они едут по опостылевшему до икоты городу, громадному и грязному, словно древнее чудовище.