– Ты?! – Ольга и в самом деле упала спиной на сиденье пару раз, безуспешно пытаясь приподняться. – Это ты, Попов?! Ты ударил меня по голове?!
– Оль, давай договоримся, – мягко начал Влад, сворачивая в тихий переулок и глуша мотор. – Ты забудешь эту фамилию. Попова больше нет. Он погиб в бурных водах уральской реки, дал бы бог памяти – вспомнил бы ее название. И в прямом и в переносном смысле погиб. Теперь я совершенно другой, и я – Любавский. Это фамилия моей супруги. Компрометировать ее я не должен и не имею, собственно, на это никакого права. Она очень хороший человек и много сделала для того, чтобы я стал тем, кем сейчас и являюсь. Уяснила?
Оля промолчала, сердито сопя. Усесться ей все же удалось с третьей попытки. Несколько минут ушло у нее на то, чтобы поправить на себе одежду. Потом шорох на заднем сиденье прекратился, но вопреки его ожиданию, Оля не спешила отвечать ему.
– Думаю, мы смогли бы с тобой договориться, если ты будешь умницей. Так как, Оль?
– Зачем по голове ударил, Влад? – плаксиво поинтересовалась Ольга, порадовав его обращением по имени. – Болит же все – и голова, и шея, и позвоночник. Такое ощущение…
– Об ощущениях я знаю не понаслышке, – ухмыльнулся он и полез в кармана за сигаретами. – Ты не против, если я закурю?
– Твоя машина, чего же спрашивать.
Она чем-то снова зашуршала, потом раздался звук открываемой «молнии», наверняка полезла в сумочку за пудреницей. Сейчас станет ловить свет уличных фонарей в крохотном зеркальце, чтобы рассмотреть себя. Начнет тереть лицо носовым платком, он видел его в ее сумочке: белый с кружевной каймой. Такие у нее были всегда. Ничего не изменилось. Словно все было вчера…
– Я не трогал тебя, Оленька, – произнес Любавский после третьей глубокой затяжки.
– Ты о чем? – не сразу поняла она, оторвавшись на мгновение от созерцания своего лица в зеркальном отражении.
– Я не бил тебя по голове, вот о чем! Тебя ударили по шее ребром ладони! Но это был не я! – вспылил он, заметив в зеркале заднего вида, как она, достав тюбик губной помады, украдкой подкрашивает губы.
– Тогда кто? – Ее взгляд оторвался от пудреницы и встретился в зеркале с его глазами. Ольга тут же вспыхнула, поняв, что ее косметические манипуляции не остались тайными. – Тогда кто?! Твоя машина стояла рядом с моей. Это ведь твой черный джип?
– Мой.
– Вот! Когда я хотела сесть в машину, то услышала со стороны твоей машины какой-то звук. А потом…
– И тем не менее, как бы тебе ни хотелось признать меня виновным, это был не я. Парень достаточно высокий, не меньше метра восьмидесяти, думаю. В плечах не так чтобы широк, но достаточно крепкий. Темная кожаная куртка, прикрывающая бедра. Черная вязаная шапка. Он что-то искал в твоей сумочке, когда я его увидел, – пояснил Влад, благоразумно опустив в своем рассказе то, что простоял все время, спрятавшись за колонной.
– Да? – кажется, она не очень удивилась, услышав о приметах парня. – И как думаешь, что ему было от меня нужно?
– Об этом уместнее было бы спросить у него, но он очень быстро смылся, – снова соврал ей Любавский, хотя врал ей почти с первой минуты, как вызвал к себе в кабинет. – Ты с кем-то встречаешься?
– Да нет… – неуверенно произнесла Ольга за его спиной, застегивая сумку. – Последнее время я одна.
– А до этого?
– А до этого тебя не касается, – без лишних эмоций пресекла она его любопытство. – Но смею тебя заверить, ни один из моих бывших знакомых не носил вязаных шапок.
– А их много?
Любавский задавал вопросы, которые ему задавать совсем не надо было. Меньше всего ему хотелось быть уличенным в какой-нибудь глупости: ревности, например. Не до того ему сейчас. Но выяснить-то он должен был!
– Слушай, Владик, – вкрадчивым голосом вдруг произнесла Ольга после паузы, так и не ответив на его вопрос о количестве знакомых ей мужчин.
– Ну что, Владик? – не выдержал он, так как Ольга снова надолго замолчала. – Слушаю тебя.
– А знаешь что… поехали-ка ко мне!
Вот так так!
Сказать, что ее предложение застало его врасплох, значило ничего не сказать. Такой прыти он от нее он не ожидал. Видел же, как полыхал ее взгляд ненавистью и болью, когда они встретились в его кабинете. Знал, что за свою гадость по отношению к ней прощен не будет никогда. И тут такое… Может быть, это западня? Хотя какая, к черту, западня? Чтобы Ольга – и расставляла ловушки? Кто угодно, но только не она.
– А поехали, – неожиданно согласился он, заводя машину и старательно избегая смотреть назад даже через зеркало. – Одна живешь?
– Одна, не переживай. Мама купила себе дачу и перебралась туда пару лет назад. В город ее теперь не вытащишь. Живет активной жизнью. Какие-то кружки по интересам с местной детворой ведет. Все окрестности с ними обшарили в поисках предметов культовой старины. По местам боевой славы в походы ходят. Мы не так часто видимся.
Ольга говорила, забившись в угол салона так, чтобы он не смог видеть ее в зеркале. Хватит уже, и так поймал, когда она губы подкрашивала. Вот угораздило же! И при ком?! О том, что произошло в гараже, и почему она вдруг оказалась в его машине, она пока старалась не думать. Все это было наполнено таким зловещим смыслом, что мороз пробирал по коже даже в теплом нутре автомобиля.
– Моя «Ока» осталась в гараже? – поинтересовалась она, удовлетворившись ответным кивком, назвала свой адрес и снова замолчала.
Говорить с ним сейчас ей было совершенно не о чем. Вот войдут в квартиру, тогда может быть…
Зачем она его пригласила? Мама бы не одобрила. Она до сих пор скептически поджимает губы, когда перебирает Олины документы и натыкается там на свидетельство о смерти Попова Владислава Ивановича:
– Авантюристом был при жизни и смерть себе избрал такую же…
Это Ольга скорее угадывает, нежели слышит. Мама старается не делать ей больно и не пытается что-то проанализировать или понять, хотя во всех других случаях поступала именно так.
– Может, и к лучшему, что его больше нет с тобой, – тоже часто слышался Ольге мамин шепот за спиной.
Знала бы мама, что Ольга сейчас едет с этим самым авантюристом в одной машине и, более того, зазвала его к себе в гости, мигом бы потребовала валидола.
Огромный джип Любавского въехал во двор Олиной хрущевки. Прошуршал шинами по щебенке, которой засыпали многочисленные ямы на дороге, да так и не удосужились сверху залить асфальтом.
– Здесь куда?
Влад чуть повернул голову вправо, пытаясь уловить хоть какое-то движение с заднего сиденья. Ольга затихла и оставшуюся часть пути до своего дома не издала ни звука. Не иначе мучается сейчас от мысли, что поступила неправильно, пригласив его в гости. Вот монашка, а! Какой была, такой и осталась. Кому же она при всей своей праведности могла так насолить, что на нее нападают так неосторожно? Да, тема для размышления о-го-го какая…
– Крайний подъезд, – почти шепотом произнесла Ольга и, не дожидаясь, пока машина остановится, распахнула дверцы. – Пятый этаж первая дверь справа от лестницы.
– А номера нет, что ли? – удивился Любавский.
– Почему, есть. Только там всегда темно, не разглядишь. Поднимайся…
Ольга выскочила почти на ходу и сразу ринулась к подъезду. Пока Влад парковал машину, пока закрывал ее и входил в дом, ее уже и след простыл.
Света и в самом деле почти не было. Высоко под потолком между вторым и третьим этажом тускло светилась единственная лампочка. Идти ему пришлось почти на ощупь. В какой-то момент в голову полезли бредовые мысли о том, что она нарочно заманила его в этот темный бетонный мешок. Пригласила, преследуя какую-то недобрую цель. Наверняка же поклялась самой себе, что отомстит ему за подлость. Может быть, час пробил…
Любавский остановился на лестнице четвертого этажа, задрал голову вверх и какое-то время стоял, не шевелясь, настороженно прислушиваясь.
Дверь ее квартиры была распахнута настежь. В прихожей горел свет. Ольга стояла на пороге и ждала его. Высокая, тоненькая и вся такая ранимая. Нет, кто угодно, но только не она. Ольга не способна. Пусть хоть тысячу раз самой себе поклялась отомстить, но ответить подлостью на его подлость не сумеет никогда. Для этого она слишком сильно любила его. Может, любит и до сих пор. Для чего-то же она его пригласила к себе. Не для того же, чтобы убить в собственной квартире…
– Мне просто страшно, Владик, – Ольга заморгала часто-часто, глядя куда-то поверх его плеча и отвечая на его незаданный вопрос. – Нет никакой другой причины, кроме моего страха.
– Точно? – Любавский, который все еще продолжал топтаться на пороге, зашел в квартиру, захлопнул за собой дверь и, привалившись к ней спиной, огляделся. – Однокомнатная?
– Двушка. – Ольга села на крохотный стульчик под вешалкой и потянула с ног сапоги. – Ты проходи, не стесняйся. Не чужие мы с тобой все же. Чаем тебя напою. Поговорим немного. Я постараюсь прийти в себя, а потом ты уйдешь… если захочешь.
