Я спрыгнул к ней и спросил:
– Что такое Золотистый Замок?
– Это… Золотистый Замок.
Кажется, вопрос она не поняла или не могла понять.
– Это здание? Дом?
– Это Замок. Я не знаю, что это такое. Так называется.
– Он большой?
– Я не знаю. Нет конца. Я ходила далеко, но потом вернулась. Страшно.
– Что находится снаружи?
– Разное. Я не была снаружи, только видела.
– Кто здесь живет?
– Я. Больше никто. Иногда, давно, еще другие, но потом – только я. И ты…
Я тщательно обдумал свой следующий вопрос и задал его без особенной надежды на ответ:
– А кто здесь есть еще? Не живет – просто есть.
Кажется, я начал подстраиваться под ее логику. Но даже если вопрос сформулировал точно, то в ответ заработал:
– Нельзя! Нельзя, Валера…
Она умоляюще смотрела на меня.
– Ну, не бойся. – Я погладил ее плечу. – Пока я с тобой, тебя никто не обидит.
– Это неправда, – сказала она. – Это неправда. Я хочу, чтобы так, но это неправда.
– Хорошо. Я буду задавать вопросы дальше. Еда. Откуда появляется еда?
– Еда? Есть комната. Я прихожу туда, там еда. Ты хочешь кушать?
– Потом, Суок. Кто царапает стены? Кто шуршит? Ее словно током ударило.
– Нельзя! Нельзя, Валера! Нельзя!!!
С ней вот-вот могла случиться истерика, и я понял, что это и в самом деле запретная тема. Тема, о которой Суок нельзя не только говорить, но и думать.
– Извини, я больше не буду спрашивать такое. Я не хочу тебя обидеть, я хочу помочь. Понимаешь?
Она часто-часто закивала, из глаз снова потекли крупные слезы.
– Тебе здесь плохо?
– Бывает плохо. Бывает хорошо. Сейчас – хорошо. С тобой. Плохо – больше. Но я здесь живу…
– Есть такое слово – Родина, – проворчал я.
– Что?
– Так, история одна. А что ты делаешь целыми днями?
– Я? Хожу. Играю. Смотрю. Кушаю. Сплю.
– Смотришь? На что?
– На цветы. Или с Башни, вокруг.
– А где Башня? – оживился я. – И вообще, когда ты покажешь мне Замок?
– Могу сейчас. Сейчас можно. Пойдем, Валера!
Настроение у Суок менялось, как картинки в калейдоскопе. Она уже весело смеялась и тащила меня в коридор, словно там пять минут назад не скрежетало по стенам что-то невообразимое и не шуршали жуткие мотыльки. Я понял, что если там что-то и есть, то появляется это в определенных случаях, и Суок знает, когда это происходит. Вообще здесь явно существовали некие правила, которым и подчинялась нехитрая жизнь Суок. Потом нужно будет непременно выяснить, что за правила и кто их создал. Я вспомнил, как Суок запрещала мне идти вместе с ней по коридору, вспомнил историю с платьем… Ну и сон, черт возьми! Или не сон? Я не знал, что и думать…
Мы шли по коридору, и Суок трещала что-то о цветах, которые растут и цветут, и как она их любит, а я отметил про себя, что на стенах явно прибавилось царапин. В одном месте на полу валялась полукруглая прозрачная пластина, напоминавшая рыбью чешую, увеличенную до размеров чайного подноса. Суок замолчала на мгновение, осторожно перешагнула через чешую и затрещала дальше.
Судя по сложным изгибам коридора, Замок имел весьма своеобразное архитектурное решение. Редкие окна, через черные стекла которых ничего не было видно, ситуацию не проясняли. Два раза мы миновали какие-то двери, но Суок говорила: «Нельзя!» Единственными примечательными вещами в унылом коридоре оказались две тумбы наподобие той, на которой сидела Суок, и странные часы с девятнадцатью цифрами, встроенные прямо в стену под самым потолком. Собственно, это совсем не обязательно были часы; просто они их напоминали – с двумя стрелками и отчетливым тиканьем, наполнявшим тишину коридора на протяжении доброй полусотни метров.
Я прикинул, что мы прошли около километра, когда Суок заявила:
– Закрой глаза!
Я закрыл и почувствовал, как маленькая теплая ладошка тянет меня влево.