Старушка Фанни так хохотала, что даже закашлялась. Я решил не говорить ей, что эти слова принадлежат вовсе не мне, а Оскару Левантуnote 48 . При возможности я никогда не стесняюсь заимствовать малую толику ума у других.
— Гарри, что мы еще можем сделать, чтобы все же убедить вас взяться за проектирование этого музея? Мне не нужен никакой другой архитектор.
— Видите ли, сэр, когда вы сделали мне это предложение в первый раз, я навел кое-какие справки. Разве, согласно мусульманским верованиям, собаки не считаются«харам»!
Температура в комнате резко упала на несколько сотен градусов.
— Да, Гарри. Это так.
Фанни пригнулась и, делая вид, что все еще не может унять кашель, шепотом спросила:
— Что еще за«харам»!
— Это значит «нечистый».
— По словам Пророка, в их слюне и дыхании есть нечто пагубное для человеческого духа.
— Тогда как же вы можете дажедумать о сооружении у себя в стране собачьего музея?
— Я убежден, что просто обязан сделать это. — Он улыбнулся. — Потому что собаки трижды спасали мою жизнь в трех совершенно непохожих одна на другую ситуациях. В одном случае это могло быть и совпадением, но, когда тебя трижды спасают от смерти столь малые и жалкие существа, как собаки, Гарри, только и остается думать, что в дело вмешались весьма могущественные силы. Вы меня понимаете?
— А не могли бы вы рассказать об этих трех случаях?
— Нет, поскольку сначала я должен поведать их своему народу. Моя история найдет отражение в одном из отделов музея. А уже после этого, если остальному миру будет интересно, он тоже сможет ее узнать. В принципе, это основная причина, почему я так хочу построить этот музей.
— А проблем с местными фундаменталистами у вас не будет?
— Будут. И главная трудность именно в этом.
Даже несмотря на лыжные причиндалы султан Сару был, пожалуй, самым величественным из всех знакомых мне людей. Последнюю фразу он произнес так холодно и с таким достоинством, что меня буквально охватил трепет восхищения.
Быть в наше время правителем на Среднем Востоке равнозначно пожизненному заключению. Если отбросить в сторону цинизм, с каким обычно относятся к политикам, меня просто поражает, как эти люди на протяжении многих лет терпят бронированные автомобили, постоянное присутствие телохранителей, мирятся с невозможностью позволить себе даже искупаться в море или съесть пиццу без того, чтобы рядом не стоял кто-нибудь, сжимая пистолет и внимательно следя за малейшим вашим движением.
— Я далек от политики, Ваше Высочество. К тому же меняне слишком-то вдохновляет идея' проектировать здание, которое может послужить причиной гибели для всех нас.
Фанни перебила меня:
— Да брось ты, Гарри. Ты же построил театр Джарролда в Белфасте. Сам же рассказывал, как почти каждую ночь там что-нибудь взрывалось. Не вижу разницы.
— Разница в том, куколка, что уж больно много людей в Сару на дух не выносят собак. Не забывай охарам. А ирландцам нравится иметь свой театр в Северной Ирландии. И шансы уцелеть там были гораздо выше.
— Трус!
— Как ты меня назвала? — Трусом!
И тут земля содрогнулась.
Сила толчка была около 8. 3 по шкале Рихтера, и первое, что бросилось мне в глаза, так это голова Фанни, болтающяся вверх-вниз как у куколок на пружинках, которых обычно прикрепляют на присосках к заднему стеклу автомобиля. Я даже не сразу понял, что она вовсе не дурачится.
Я перевел взгляд с нее на султана, но тут уже вся комната заходила ходуном, и все присутствующие, в том числе и я, принялись совершать самые забавные телодвижения. Впоследствии я узнал, что в Сару землетрясения не редкость, поэтому султан и его люди поняли в чем дело гораздо раньше нас с Фанни.