— Что у тебя там такое? Три флакона одеколона, что ли? А все остальное ты собираешься прикупить в Сару?
— Понимаешь, Фанни, между женщинами и мужчинами есть два существенных отличия: почти все женщины предпочитают сексу хождение по магазинам и всегда берут с собой в дорогу абсолютно все, независимо от того, куда и на сколько они уезжают.
— Это самая большая глупость, которую я слышала за неделю.
Фрэнсис отвесила глубокий поклон.
— Зато я иногда действительно предпочитаю магазины сексу.
— Вот видишь! А теперь, Фанни, взгляни на свой чемоданище. Уверяю тебя, я совершенно прав.
— Гарри, но ведь сначала мы окажемся в Австрии, где холодно. Потом отправимся в Сару, где жарко. Так что кое-какая одежка вовсе не помешает.
— Верно, но вся моя одежда обезвожена и хранится в крошечных вакуумных упаковках. Когда мне что-нибудь нужно, я просто капаю в пакетик немного воды и вещь снова увеличивается до нормальных размеров.
Ладно, короче, я сейчас приму душ, и можем ехать.
Кумпол, по своему обыкновению, валялся на полу в ванной. Я всегда считал, что ему нравится, как прохладный кафель холодит живот. И он был единственным известным мне псом, который любил купаться. Когда у него бывало настроение, он частенько отправлялся вместе со мной в душ и стоял под струей с закрытыми глазами, пока вода пропитывала его шерсть.
— А ты собрал свои шмотки, псина? — Я включил воду и теперь стоял, глядя на сверкающие струйки и вспоминая о том, что как-то раз сказала Клэр после того, как мы занимались с ней любовью. Я спросил ее, на что это было похоже. Не задумываясь ни на секунду, она ответила: «На ночной водопад.»
— Какого черта я делаю, Кумпол? Думаю о том, как она мне нравится, а сам собираюсь лететь с Фанни в Страну Дураков. Ты что-нибудь понимаешь?
Он застучал хвостом по полу, но глаз при этом не открывал. Я разделся, глядя на трещину, появившуюся в стене после землетрясения.
— Почему нам всегда так хочется оказаться где-нибудь в другом месте? Венаск частенько задавал этот вопрос. И гдеон сам теперь, когда он мне так нужен? Ведь то, что ты мертв, вовсе не оправдание.
А знаешь, что бы я сказал Венаску, если бы он вдруг оказался здесь? Ха, я только сейчас это понял! Я бы сказал ему, что больше не хочу проектировать здания, поскольку не вижу живущих в них людей. Я вижу эти большие прекрасные здания, но внутри — ни души. Как Сан-Франциско в фильме «На берегу»note 56 или заброшенная съемочная площадка. — Эта мысль так меня взбудоражила, что я, обернув вокруг бедер полотенце и, забыв выключить воду, вернулся в гостиную.
Гремела музыка. Фанни и Фрэнсис, взявшись за руки, танцевали, причем вела Фрэнсис.
— Слушай, Фанни, сейчас в ванной у меня было прозрение!
— Надеюсь, ты уже принял свой каопектат?
— Нет, серьезно.
— Гарри, будь добр, подожди минутку, ладно? Фрэнсис обещала мне кое-что показать.
Они обе танцевали с зажатыми в уголках губ дымящимися сигаретами. Этакая никотиновая хореография.
— Ну и черт с вами с обеими. Мое прозрение куда важнее, чем ваши несчастные танцульки. — Я развернулся и двинулся обратно в ванную.
— Гарррри…
— Забудь!
Я был просто-таки оскорблен ее равнодушием. Ведь осенившая меня мысль была очень важной, хотя пока в окружающем меня воздухе реял всего лишь ее первый едва ощутимый аромат.
Архитектура — это либо создание пространства, либо сведение его на нет: стакан может быть и наполовину полным и полупустым. Находясь в зените славы, я любил думать, что мы создаем новое пространство, а, следовательно, предоставляем людям лучшие и более широкие возможности понимать и чувствовать жизнь. Но совсем недавно я где-то прочитал: «Возможно, во всех городах прошлое настолько довлеет над настоящим, что они, скорее, мертвы, чем живы.