Сергей Кузнецов
Душевая,
или
Несколько заметок о рецепции гигиены в эпоху постмодерна
Фотограф Хосе Хавьер Серрано ( Jose Javier Serrano )
Гэри Розенцвейг, профессор кафедры истории в Сити-колледже, был совершенно счастлив в своем первом и единственном браке. Никто не мог решить, что было здесь более удивительным: то, что это был счастливый брак, или то, что первый. Ведь у Гэри были все предпосылки, чтобы выплачивать алименты как минимум двум разным женам, живущим в противоположных концах Манхэттена: он был носат, лысоват, близорук и, кроме того, обрезан, что только увеличивало его сходство с Вуди Алленом.
Возможно, дело в том, что с внешним видом Гэри и его профессией платить алименты или, скажем, страдать от неразделенной любви было бы такой же тавтологией, как бояться смерти или ходить к психоаналитику.
А посудите сами, зачем ходить к аналитику, если ты совершенно счастлив в своем первом и единственном браке, а твоя жена Тамми — настоящая азиатская красавица с длинными ногами, узкими бедрами, упругой маленькой грудкой и умением легко говорить почти без акцента на любую тему — от шестидесяти четырех традиционных китайских способов расколошматить антикварную вазу династии Минь до современных компьютерных технологий?
— Когда в прошлом году все говорили про миллениум баг, — сказала Тамми, — я все время представляла себе такого жучка с тысячей ног… как это? Стороконожка?
— Сороконожка, — поправил ее Оливер и подмигнул Гэри.
Оливер был школьный друг Гэри Розенцвейга. Они подружились в тот год, когда Оливер засунул Гэри в ланч-бокс живого паука, а когда тот упал в обморок, любезно отвел одноклассника к врачу, чтобы прогулять географию, в которой никогда не был силен.
Интересно, подумал Гэри, Оливер подмигнул мне, потому что вспомнил, что я боюсь насекомых больше, чем правоверный еврей — свиной кости в молочном супе? Или просто так, от полноты дружеских чувств? Проклятье, вот еще одна загадка, которую мне не суждено разгадать!
Глядя на Оливера, Гэри всегда повторял, что богатым быть лучше, чем бедным всего лишь с финансовой точки зрения. Это немного примиряло с тем, что к своим сорока годам Оливер достиг так многого, что мог позволить себе роскошный дом на побережье Калифорнии и бурную личную жизнь с девушками самых разных национальностей, этносов и рас: во всяком случае, на каждой новой встрече Оливер появлялся с новой подружкой.
Сначала была Конни, стройная англо-саксонская протестантская блондинка с высокими скулами. Поговорить с ней Гэри не удалось, потому что она могла сосчитать до двадцати, только напрягаясь изо всех сил и обязательно сняв туфли.
Потом была Лина, этническая кореянка. Она была из России, поэтому на корейском не знала ни слова, но зато на чистейшем русском языке на память шпарила цитаты из Ленина. Оливер сказал Гэри: «Гляди, чувак, азиатки — это нечто, тебе надо обязательно попробовать». Гэри тогда безнадежно кивнул и подумал «без шансов» — потому что до встречи с Тамми оставалось еще полгода.
После Лины у Оливера была Зунг, калифорнийская вьетнамка, одевавшаяся, как все красивые девушки-гики, в джинсы и широкие футболки. Она была из тех вьетнамцев, чьи отцы уплывали на лодках от коммунистов, взяв с собой мешок риса, потому что не верили, что в Америке вообще есть рис. В Калифорнии их охотно брали работать на сборочные конвейеры (управляются с палочками для еды — управятся и с паяльником), и хитрые беженцы быстро просекли, что будущее за электроникой. После публичных школ их дети поступали в Беркли, а потом запускали доткомовские гаражные стартапы. Оливер как раз консультировал стартап Зунг и делал это так успешно, что уже через полгода она переехала к нему, потому что ей стало нечем платить за гараж.
В этот момент Гэри уже привез из Гонконга свою Тамми — удача столь же невероятная, как рождение восьмерых однояйцевых близнецов, — и потому Оливер сказал, что девушки обязательно должны подружиться, но Гэри не видел к этому никаких предпосылок, если не считать расистской идеи, что азиаты всегда рады увидеть соотечественника, с которым можно поговорить на своем азиатском языке.
Нынешнюю подружку Оливера звали Омоту. Она была черной африканкой с зеленой картой и через пару лет надеялась стать просто афроамериканкой с синим паспортом. В Америку она приехала из страны, название которой Гэри тут же забыл, но был уверен, что если надо, то легко найдет ее: в ХХ веке там так много убивали, что даже над картой должны все время кружиться мухи.
Сейчас Омоту оставляла за собой пенную дорожку в бассейне отеля «Хил-тон», около которого сидели Гэри с Оливером и Тамми.
С моря дул ласковый ветерок, нашептывая не то слова свежей песни Бритни Спирс, не то новости с финансовой биржи, где рухнули доткомы, но неудержимо росли акции компании «Энрон». Остров Кауаи до такой степени напоминал рай, что Гэри уже всерьез беспокоился, какие счета выставляет католикам за посмертную жизнь апостол Петр. Возможно, впрочем, их счета оплачивает католическая церковь — как счета Гэри в кои веки раз оплатил его Сити-колледж.
Гэри прилетел сюда на конференцию по историческим, расовым и гендерным аспектам личной гигиены, а чуть раньше в том же «Хилтоне» проходил конгресс, где Оливер рассказывал о юридических аспектах дотком-экономики: секцию запланировали еще до обвала 10 марта, но не отменять же ее теперь. Оливер задержался на пару дней для того, чтобы повидать однокашника и похвастаться новой телочкой.
Скажите мне, стоит жить в Нью-Йорке и Калифорнии, чтобы встречаться на Гавайях? Логичней было бы где-нибудь посередине — но что там, в середине, хорошего? Сплошной Мид-Вест, и все голосуют за республиканцев!
Итак, они сидели у бассейна, и Тамми со своим едва заметным тоновым акцентом рассуждала об «ошибке 2000».
— Да, точно, сороконожка, — сказала она. — Спасибо, я вечно путаю. Короче, когда я узнала, что это компьютерный баг, то стала представлять такую микросхему с множеством ног, которая выползает из компьютеров раз в тысячу лет, — и Тамми пробежала пальцами по гладкой коже бедра к полусогнутому колену.
Оливер громко рассмеялся.
— Мне кажется, твоя жена куда лучше экспертов представляла, в чем там дело, — сказал он Гэри, — но зато денег они подняли больше.
— Ты думаешь, это был финансовый трюк? — спросил Гэри.
— Финансовый трюк, финансовый жук, — ответил Оливер, — кто ж теперь различит? Но я знал пару компаний в Силиконовой долине, которые хорошо подзаработали на этих… тысячелетних стороконожках.
Он повторил жест Тамми, перебирая крупными пальцами по пластиковому подлокотнику лежака. Гэри съежился: точно дразнит! Помнит про инсектофобию и паука в ланч-боксе!
Впрочем, завтрак с пауком — это еще полбеды. В первую ночь с Тамми в гостиничный номер заползла какая-то многоногая гусеница. Гэри с трудом сдержал вскрик и мужественно потянулся за тапком, но Тамми остановила его руку: живое существо, сказала она, цепь перерождений.
Гэри поморщился: ну да, цепь перерождений, любое живое существо когда-то было моей матерью, даже дочка Макса Рифкина и президент Буш, подумать страшно. Брр.
Гэри никогда не был любителем нью-эйджа: с него хватило и того, что его прадедушка был раввином.
Не порть нашу карму, добавила Тамми, и слово «нашу» искупило все: Гэри впервые подумал, что у нас, быть может, получится больше чем one night stand, и чуть не захлебнулся от счастья. Пока Тамми лежала в его объятьях, утоленная и обессилевшая, он размышлял, как именно судьба собирается взимать свои неотвратимые налоги. Суждено ли ему вскоре ослепнуть? Или стать паралитиком? А может быть, ему придется прочитать полное собрание сочинений Льва Толстого? Какой кошмар предстоит взять на себя Гэри Розенцвейгу, чтобы миры смогли продолжить гармоничный круговорот?
— Ну вот, — сказал Оливер, — все ждали конца света, а всего лишь лопнул доткомовский пузырь.
— Все как обычно, — кивнул Гэри, — еще Фрейд и Юнг, доказав, что смерть является не врожденным, а благоприобретенным свойством организма, безусловно постулировали, что коллективное бессознательное всегда в курсе планов коллективного неосознанного. Так, вся история про «миллениум баг» — отражение старого страха перед машиной, проявляющегося сегодня как страх перед компьютером, велосипедом или налоговым инспектором. И этот страх неизбежно должен был привести к падению рынка.
— Миллениум бабл, — улыбнулась Тамми, — NASDAQ баг.
Боже мой, какая же она умная, восхитился Гэри, но не подал виду, только просиял, как свежевычищенная сковорода его бабушки, и восторженно поглядел на жену.