Когда он вышел на солнце, Гром уже стоял у конюшни, взнузданный и оседланный. Рядом стоял Эгг со своим Мейстером.
Мальчишка надел свои сапоги. Он выглядел настоящим оруженосцем – в красивом дублете в золотою и зеленую клетку и в узких белых шерстяных бриджах.
– Бриджи на заду прохудились, но жена Сэма их мне зашила, – сообщил он.
– Это одежда Аддама, – сказал сир Юстас, выводя своего серого мерина из стойла. За плечами старика развевался поношенный шелковый плащ, украшенный клетчатым львом. – Этот дублет залежался в сундуке, но еще может послужить. Рыцарь производит большее впечатление, когда его сопровождает оруженосец, так что я решил, что Эгг сопроводит вас в Колдмоут.
"Меня перехитрил десятилетний пацан". Дунк посмотрел на Эгга и произнес одними губами: "Дам в ухо". Парень ухмыльнулся.
– У меня есть кое-что и для вас, сир Дункан. Вот. – Сир Юстас вынес плащ, и, рисуясь. развернул его.
Плащ был из белой шерсти, расшитый по краю квадратами зеленого атласа и золотой парчи. В такую жару плащ из шерсти был нужен меньше всего, но когда сир Юстас накинул его Дунку на плечи, Дунк увидел в его лице гордость и не сумел отказаться.
– Спасибо, милорд.
– Он вам идет. Хотел бы я дать вам больше, – усы старика дернулись. – Я послал Сэма в кладовую перебрать вещи моих сыновей, но Эдвин и Харольд были меньше ростом и уже в груди. Жаль, но из их вещей вам ничего не подойдет.
– Довольно и плаща, милорд. Я его не посрамлю.
– Я в этом не сомневаюсь. Я решил проехаться с вами немного, если не возражаете.
– Нет, милорд.
Эгг ехал с холма первым, высоко восседая на Мейстере.
– Нужно ли ему носить эту мятую соломенную шляпу? – спросил сир Юстас у Дунка. – Он выглядит как-то по-дурацки, вам не кажется?
– Не так по-дурацки, как с облезлой макушкой, милорд.
Даже в этот ранний час, когда солнце едва поднялось над горизонтом, было жарко. "В полдень седла разогреются так, что можно будет обжечься".Может, Эгг и выглядит элегантно в праздничной одежде погибшего мальчика, но к вечеру он в ней сварится. Дунк хотя бы мог переодеться – его парадная туника лежала в седельной сумке, а сам он ехал в старой зеленой.
– Мы поедем западной дорогой, – заявил сир Юстас. – Последние годы по ней мало ездили, но это кратчайший путь из Стэндфаста в Колдмоут.
Этот путь обходил холм сзади и шел мимо могил, в которых старый рыцарь похоронил жену и сыновей спать в зарослях ежевики.
– Они любили собрать тут ягоды, мои мальчики. Когда они были маленькими, то приходили с перемазанными лицами и поцарапанными руками, и я точно знал, где они были, – он тепло улыбнулся. – Ваш Эгг напоминает моего Аддама. Храбрый мальчик – для своих юных лет. Аддам пытался защитить раненого брата. Харольда, когда к ним подкатилась битва. Речной житель с шестью желудями на щите отрубил ему руку топором, – его печальный взгляд встретился со взглядом Дунка. – Этот ваш старый хозяин, рыцарь из Пеннитри… Сражался ли он в Мятеже Черного Пламени?
– Сражался, милорд. Это было еще до того, как он взял меня к себе.
Дунку тогда было года три или четыре, и он бегал полуголым по улочкам Блошиного Конца, более звереныш, чем мальчишка.
– Он был за алого дракона или за черного?
Красный или черный? Даже сейчас это был опасный вопрос. Со времен Эйегона Завоевателя в гербе Дома Таргариенов был трехглавый дракон, алый на черном. Дэйемон Претендент на своих знаменах перевернул цвета, как это делали многие другие бастарды со своими гербами.
"Сир Юстас – мой сеньор, – напомнил себе Дунк. – он имеет право спрашивать"
– Сир Арлан сражался под знаменем лорда Хэйфорда, милорд.
– Бледно-зеленые волны на золотом?
– Может быть, милорд. Эгг должен знать. – парень мог перечислить гербы половины рыцарей Вестероса.
– Лорд Хэйфорд известен своей верностью. Король Дэйрон сделал его Десницей прямо перед битвой. Баттервелл проявил себя так плохо, что многие сомневались в его верности, а лорд Хэйфорд был верен самого начала.
– Сир Арлан был с ним, когда лорд Хэйфорд пал. Его поверг лорд с тремя замками на щите.
– В тот день погибло много хороших людей с обеих сторон. До битвы трава на том поле не была алой. Сир Арлан рассказывал тебе об этом?
– Сир Арлан не любил рассказывать о той битве. Там погиб его оруженосец. Его звали Роджер из Пеннитри, он был сын сестры сира Арлана.
Произнося это имя, Дунк почувствовал себя слегка виноватым. "Я украл его место". Только принцы и великие лорды имеют право держать двух оруженосцев. Если бы Эйегон Недостойный отдал свой меч своему наследнику Дэйрону, а не бастарду Дэйемону, то мятежа Черного Пламени не случилось бы, и Роджер из Пеннитри был бы жив и посейчас. "Он был бы рыцарем, более истинным рыцарем, чем я. А я бы кончил на виселице или меня отправили бы в Ночной Дозор топтать Стену до самой смерти".
– Великая битва – это ужасно, – сказал старый рыцарь. – Но посреди крови и резни иногда есть и красота, которая может сокрушить сердце. Я никогда не забуду солнце, садящееся над Полем Алых Трав. Десять тысяч человек умерло там, и воздух полон был стонов и стенаний, но над нами небо кипело золотым, алым и оранжевым и было так прекрасно, что я заплакал оттого, что мои сыновья никогда этого не увидят, – он вздохнул. – Те дни не так уж далеко в прошлом, как вас заставили поверить. Разве что для Бладрэйвена…
– Я слышал, что это Бэйлор Сломи Копье выиграл сражение, – сказал Дунк. – Он – и принц Мэйкар.
– Молот и наковальня? – усы старого рыцаря дернулись. – Певцы не упоминают многих и о многом. Дэйемон в тот день был самим Воином. Никто не мог устоять перед ним. Он разнес в клочья авангард лорда Аррена и убил рыцаря Девяти Звезд и Неистового Уила Уэйнвуда, после чего вышел против сира Гвэйна Корбрея из Королевской Гвардии. Почти час плясали они верхами, кружась друг вокруг друга, а люди вокруг них умирали. Говорят, что когда Черное Пламя и Одинокая Леди сталкивались, звон был слышен на лигу окрест. говорят, то был наполовину стон, наполовину песня. Но потом Леди дрогнула, Черное Пламя рассек шлем сира Гвэйна, и тот был ослеплен кровью. Дэйемон спешился, чтобы его врага не затоптали, и велел Редтаску отнести его к мейстерам в обоз. И то была его смертельная ошибка, ибо Вороньи Клыки тем временем поднялись на гребень Гряды Плача, и в трех сотнях ярдов Бладрэйвен увидел королевский стяг своего сводного брата, а под ним Дэйемона и его сыновей. Первым он убил Эйегона, старшего из близнецов, ибо он знал, что Дэйемон никогда не оставит юношу, пока жизнь еще теплится в нем, пусть даже стрелы сыпались дождем. И так и было, хотя Дэйемона пронзило семь стрел, направленных не только луком Бладрэйвена, но его колдовством. Юный Эймон поднял Черное Пламя, когда клинок выскользнул из ослабевшей руки умирающего отца, и Бладрэйвен убил и его, младшего из близнецов. Так погиб черный дракон и его сыновья.
То, что было много позже, я знаю. Я видел кое-что собственными глазами… как обратились в бегство мятежники, как Злой Клинок (Aegor Риверс Биттерстил (Горькая Сталь = Злой Клинок) – один из «Великих бастардов» Эйегона IV – Недостойного – сводный брат Бриндена Риверса Бладрэйвена (Кровавого Ворона) и Дэйемона Блакфайра (Черное Пламя) – Претендента) остановил бегущих и повел в отчаянную атаку… его поединок с Кровавым Вороном, хотя они бились не так впечатляюще как Дэйемон с Гвейном Корбреем… Сокрушительный удар принца Баэлора в тыл мятежников, рев дорнийцев, когда их копья заполнили воздух… но это было в конце дня, и ничего уже не решало. Война была сделана, когда Дэйемон погиб.
Победа была так близка… если бы Дэйемон проехал по Гвейну Корбрею и оставил его наедине со своей судьбой, он, возможно, разбил бы остатки войска Маэкара прежде, чем Кровавый Ворон смог достичь гребня. Тогда день принадлежал бы черным драконам, ведь Десница был убит, и дорога к Королевской Гавани была открыта перед ними. Дэйемон уже сидел бы на Железном Троне к тому времени, когда принц Баэлор подоспел со своими штормовыми лордами и дорнийцами.
Певцы могут продолжать петь о своих молоте и наковальне, сир, но это был братоубийца – тот, кто повернул ход истории белой стрелой и черной магией. Это он правит нами теперь, нет сомнений. Король Эйерис его марионетка. Не удивительно было бы узнать, что Кровавый Ворон околдовал Его Величество, чтобы подчинить своей воле. Нечему удивляться, что мы прокляты". Сир Юстас встряхнул головой и задумчиво замолчал. Дунк задавался вопросом, сколько Эгг подслушал, но не было никакой возможности спросить. Сколько глаз у Кровавого Ворона? – подумал он.
***
День становился все более жарким. И даже мухи сбежали, как заметил Дунк. У мух больше разума, чем у рыцарей. Они держатся в тени. Интересно, какое окажут ему и Эггу гостеприимство в Колдмоуте. Кружка прохладного темного эля была бы очень кстати. Дунк думал об этой перспективе с удовольствием, пока не вспомнил, что Эгг рассказывал о Красной Вдове отравившей мужей. Его жажда пропала сразу. Были и худшие вещи, чем сухое горло.