Правда, не обошлось и без потерь. Во время атаки на «монолитовцев» погиб сталкер Выдра, член группы Меченого. Он умер героем, взорвав оба ДОТа, прикрывавших вход на мост через Припять… Вечная ему память, упокой его Зона.
В остальном все кончилось неплохо. Угроза глобального Выброса миновала, Болотный Доктор вернул к жизни мою любимую, мы все получили от Сахарова свои доли причитающегося нам гонорара и разбрелись кто куда. Призрак, Клык и Проводник остались в Зоне сталкерствовать дальше. Японец, обведя вокруг пальца свое высокое начальство, вместе с семьей осел где-то в захолустье. Меченый, по слухам, стал главным научным консультантом в НИИЧАЗ — Научно-исследовательском институте Чернобыльской аномальной зоны, во что мне, впрочем, не очень верилось. Я же, отхватив самый солидный куш, оказался здесь, получив от Зоны в полном объеме то самое пресловутое счастье, о котором мечтают все, кто его не имеет.[4]
Но, как оказалось, счастье такого рода тоже не предел мечтаний — подозреваю, именно от него миллионеры спиваются, садятся на иглу и порой кончают жизнь самоубийством. Правильно говорят: когда Бог хочет кого-то наказать, он исполняет его желания, при этом лишая человека стремления к лучшей жизни. Вот оно, самое лучшее, хоть жри его каждый день половниками. Но в две тачки одновременно не сядешь, в два костюма не влезешь, и больше литрового пузыря местного рома в себя не вольешь — в меня, во всяком случае, не влезало, пробовал…
Наконец сон сморил меня. Глубокий, темный и холодный, словно морская пучина, в которую медленно погружаются утопленники с разбитого бурей корабля. А когда я проснулся от лучей рассветного солнца, осторожно перебравшихся через подоконник нашего бунгало, оказалось, что я лежу в кровати один.
Она ушла, оставив после себя лишь смятые простыни, мокрую от слез подушку и листочек на прикроватной тумбочке, прижатый выцветшим до стеклянной прозрачности «Дочкиным ожерельем».
Я взял листок в руки, в общем-то уже зная, что там написано.
«Прости. Каждая птица ищет свое небо, но это небо оказалось не моим. Яхту я оставлю на материке у причала. Прощай».
Я аккуратно положил письмо обратно, взял в руку «Дочкино ожерелье», лег на свое место и уставился в потолок.
Конечно, мне было плохо, но ведь подспудно я уже несколько месяцев ждал такого финала. И рано или поздно это должно было произойти…
Ни с того ни с сего мне вспомнился давний разговор со сталкером Баяном в «Ста рентгенах». Парень не случайно получил свое прозвище — он плотно сидел на героине, и вся его жизненная философия была заточена под шприц и его содержимое. И хотя я никогда не разделял увлечений Баяна, иногда его рассуждения были не лишены смысла.
«Бабы — это дурь, — сказал он тогда, имея в виду не расстройство рассудка, а именно содержимое шприца. — Иногда случается, что ты на них плотно подсаживаешься, а потом тебя лишают зелья. Тогда у мужика начинается ломка. Он мечется, пытается соскочить, забивая депресняк тем, что под руку попадет, — метадон, шмаль, колеса, водяра. Кайфа никакого, лишь бы не ломало. И колбасит его до тех пор, пока не вернется его привычная дурь, либо пока он не подсядет на другую».
— И что, никто не соскакивает? — хмыкнул я тогда.
— Бывает, что и соскакивают, — степенно кивнул Баян, умудренный «Пихкалом» и очередным вспрыском «белого снадобья» в напрочь убитые вены. — Если это можно так назвать. Подключают мозги и начинают дозировать ширево пару раз в неделю по сто баксов за час — опять же, без кайфа, только чтоб ломку забить. Либо уходят в Зону и перестают закидываться радиопротекторами. Через полгода от радиации ломка сама собой проходит. Вместе с желанием и возможностями.
— То есть любви не существует? — уточнил я.
— Насчет любви не знаю, но химия в том процессе точно есть. Феромоны или еще что-то. Со временем она ослабевает вплоть до полного исчезновения, и ты осознаешь, что вбухал кучу денег и нервов в беспонтовые глюки…
Эх, Баян, если бы все было так просто, как ты говорил тогда. Позвонил по телефону, вызвал на остров вертолет с бухлом и круглозадым лекарством от ломки — и решена проблема. Но думается мне, что любовь далеко не химия и не наркотик, а судьба. Которая у одних есть, а другие просто лишены ее и летят по жизни, словно мыльные пузыри по ветру — бесполезные и пустые внутри…
Я даже услышал далекий рокот того воображаемого вертолета с лекарством, который я никогда не вызову, как бы плохо мне ни было… и, соскочив с кровати и машинально сунув «Дочкино ожерелье» в карман шортов, бросился к окну.
Иногда ко мне в гости прилетали ученые. Конечно, полученный от Сахарова миллион с хвостиком евро сумма немаленькая, но все-таки недостаточная для покупки личного острова. Его мне хозяин научной базы на Янтаре предоставил для проживания бесплатно. Взамен я должен был охранять этот остров — собственность НИИЧАЗ, весьма влиятельной структуры не только в Украине, но, как оказалось, и во всем мире.
Остров был искусственно создан на верхней площадке секретной научной базы, занимавшейся какими-то подводными исследованиями. Подозреваю, что полулегендарный регенерон из крайне редко встречающихся в Зоне желтых научных аптечек, был как раз плодом этих исследований — уникальное лекарство, по слухам, добывали из морских звезд.
Тогда я поинтересовался у Сахарова, не маловат ли будет гарнизон? Но профессор сказал, что одного специалиста моего уровня будет вполне достаточно. А если я захочу съездить в отпуск, то на время моего отсутствия сюда прибудет другой профи той же квалификации.
База была практически полностью автоматизирована, и любой визит группы ученых, время от времени вводящей данные в главный компьютер и списывающей результаты исследований с информационных носителей, должен был договариваться со мной заранее по телефону. Но звонка не было уже давно, а до прилета почтового вертолета, раз в неделю доставлявшего к порогу моего бунгало все необходимое, оставалось еще два дня. Тем не менее ясно, что нарастающий рокот за окном есть далеко не плод моего больного воображения. Кто бы это мог быть?
Я выглянул в окно лишь на мгновение, после чего бросился к кровати и резко ударил ладонью по одной из декоративных финтифлюшек, торчащих из на первый взгляд излишне вычурного изголовья.
Массивная кровать быстро провернулась вокруг невидимой оси, открыв прямоугольное отверстие в полу с металлической лестницей, ведущей вниз. Но пока она крутилась, я успел сунуть руку под подушку и выхватить оттуда боевой нож — неизменный мой спутник и в Зоне, и на Большой земле. После чего я зажал «Бритву» в зубах и скатился по лестнице, обхватив перила руками и пренебрегая ступенями, словно матрос по тревоге. Моя поспешность объяснялась просто — заходящее на цель звено военных вертолетов с ракетами, подвешенными на внешних консолях, не способствует неторопливому и вдумчивому спуску в шлюз боевой рубки научной станции.
По пути я рванул рукоять рубильника, и стальная плита над моей головой вместе с установленной на ней кроватью отправилась в обратный путь. Но за мгновение до того, как мощные засовы вернулись в пазы, через щель в бетонный бункер ворвалось неистовое пламя.
Мне повезло — несколько осколков просвистели в считаных сантиметрах над моей головой, прежде чем страшные удары прямых попаданий обрушились на плиту. Но к тому времени она успела полностью замуровать вход в шлюз. Пол под моими ногами разошелся в стороны, и моему взгляду открылась вторая лестница, ведущая в рубку.
Наверно, пилоты вертолетов сильно удивились, когда увидели, что их ракеты не сровняли маленький остров с поверхностью воды, а лишь сорвали относительно тонкий маскировочный слой почвы с круглого бетонного колпака, напоминающего кончик гигантской пистолетной пули, торчащей из воды. И каково же было их удивление, когда эту «пулю» вдруг прорезала черная щель, сильно напоминавшая амбразуру дота, закрытую до поры толстенными бронещитами.
Пилоты не растерялись и попытались увести свои машины от смертельной опасности… Они были хорошими пилотами и отлично знали свое дело. Но создатели зенитно-ракетного комплекса, установленного на научной станции, были лучшими в мире мастерами своего дела. По слухам, много сил и средств потратили сотрудники НИИЧАЗ чтобы заключить контракт на поставку российских ракет 9М96Е, созданных на подмосковном заводе в Химках.
Но оно того стоило.
Наверно, пилоты увидели, лишь как в широкой амбразуре мелькнуло что-то едва уловимое глазом, — и в следующую секунду их боевые машины просто перестали существовать. Даже взрыва как такового не было, так, короткая вспышка, после которой в океан осыпалось пыльное облако, состоящее из мелкой стальной крошки.
— Не слабо, — пробормотал я.