Люди пугаются того, чего не знают. Вот, например, стоишь ты в темноте перед закрытой дверью. То, что находится за ней, тебе внушает страх...
Стив воочию представил себя во тьме, перед закрытой дверью. Он наконец-то начал понимать, к чему клонит Куэйд: все его столь запутанные рассуждения о философии были лишь прелюдией к разговору о главном – о страхе.
– Вот что должно интересовать нас прежде всего: то, что лежит в глубинах нашей психики, – продолжал Куэйд. – Игнорируя это, мы рискуем...
Внезапно Куэйд запнулся: красноречие оставило его.
– Рискуем – что?
Куэйд уставился в опустевший стакан, вероятно, желая его наполнить снова.
– Хочешь повторить? – спросил его Стив, в глубине души стремясь услышать отрицательный ответ. Вместо этого Куэйд переспросил:
– Чем мы рискуем? Ну, по-моему, если мы сами не пойдем зверю навстречу, если его не разыщем и не приласкаем, тогда...
Стив ощутил, что наступил кульминационный момент разговора.
– Тогда, – закончил Куэйд, – зверь рано или поздно сам придет за нами, где бы от него не прятались.
Страх – вот та тема, что неизменно доставляет нам какое-то болезненное наслаждение. Если, конечно, речь идет о чужом страхе.
В последующие две недели Стив ненавязчиво навел кое-какие справки о философствующем мистере Куэйде, и вот что выяснил.
Знали его лишь по фамилии, имя же никому не было известно.
Точно так же никто точно не знал, сколько ему лет, и только одна из секретарш считала, что Куэйду уже за тридцать, что весьма удивило Стивена.
Та же секретарша слыхала от самого Куэйда, что родители его умерли, но почему-то полагала, что их убили.
Больше никаких сведений о Куэйде собрать не удалось.
* * *
– Я твой должник за выпивку, – произнес Стив, дотрагиваясь до плеча Куэйда. Тот дернулся от неожиданности и обернулся. – Бренди, как и в прошлый раз? – поинтересовался Стив.
– Да, благодарю.
– Что, напугал тебя, подкравшись незаметно? – осведомился Стив после того, как заказал напитки.
– Да нет, просто я что-то задумался.
– А мне казалось, что это перманентное состояние философов...
Стив сам не мог понять, почему его вновь потянуло к парню не только на десять лет старше его, но и явно принадлежащему к другой весовой категории, разумеется, в интеллектуальном смысле. Скорее всего, их прошлая беседа лишила Стива душевного равновесия, в особенности рассуждения Куэйда о диком звере, и теперь он жаждал продолжения. Интересно, какие еще метафоры изобретет Куэйд, что нового он скажет о бездарях-преподавателях, калечащих студентов?
С другой стороны, Куэйд на роль гуру не тянул, главным образом из-за его цинизма и неопределенности собственных концепций, если таковые вообще существовали. Определенно было только то, что его взгляды – философские, религиозные или политические – не составляли целостной системы, да он в ней попросту не нуждался.
И тем не менее, у Куэйда было собственное мировоззрение, с изрядной долей чувства юмора (хотя он и смеялся крайне редко). Окружающих он считал ягнятами, которые только и делали, что искали себе пастуха, а все те, кто претендовал на эту роль, были, по его убеждению, шарлатанами. Все, что лежало за пределами загона для ягнят, внушало им непреодолимый, парализующий ужас, который и есть одна-единственная в этом мире истина, не подлежащая сомнению.
Интеллектуальное высокомерие Куэйда доходило до смешного, но Стиву вскоре начала нравиться та легкость, с которой его новый знакомый вдребезги разбивал устоявшиеся, казавшиеся незыблемыми догмы.