Они взяли своих родителей за руки и повели их со ступеней, точно ягнят, уговаривая их не оглядываться, и родители их, смутно помнящие темное лоно, первый тоннель, первый исход с освященного места, первый чудовищный порыв оглянуться и умереть, покорно шли за своими детьми.
Только Киндермана, казалось, это не трогало. Он сидел на ступеньках и протирал очки, улыбаясь собственной победе, не ощущая холода.
Бурджесс, понимая, что его молитв недостаточно, резко развернулся и ушел в Вестминстерский Дворец.
Предоставленный самому себе «знакомец» потерял всякое сходство с человеком и стал самим собой. Колеблющийся, бесцветный, он выплюнул мерзкую плоть Джуэла Джонса. Полупрожеванное лицо бегуна легло на гравий рядом с его телом. Знакомец растворился в воздухе и вернулся в тот Круг, который он называл своим домом.
* * *
Воздух коридоров власти был спертый: ни жизни, ни помощи.
Бурджесс был не в себе, и его бег скоро перешел на шаг. Неверный шаг в коридорах, обшитых темным деревом, почти бесшумный благодаря плотно уложенному ковру.
Он не совсем понимал, что делать. Ясно, что его будут обвинять в том, что он не смог предусмотреть всех случайностей, но он был уверен, что тут он сможет за себя постоять. Он даст им все, что они потребуют, за свое неумение предвидеть обстоятельства. Ухо, ногу – ему нечего терять, кроме своей плоти и крови.
Но он должен был тщательно разработать планы своей защиты, потому что они ненавидели слабую логику. Если он придет к ним, лепеча бессвязные извинения, это будет стоить ему больше, чем жизни.
За его спиной возник холод – он знал, что это было. Ад следовал за ним по молчаливым коридорам даже в этой утробе демократии. Но он еще мог выжить, если только не обернется, если будет идти, уставившись в пол или на свои прижженные, лишенные суставов большие пальцы на руках, тоща с ним не случится ничего плохого. Это был один из первых уроков, которые нужно усвоить, когда имеешь дело с темными силами.
В воздухе стоял мороз. Бурджесс видел свое дыхание, и голова его раскалывалась от холода.
– Мне очень жаль, – искренне сказал он своему преследователю.
Голос, который отозвался ему, был мягче, чем он ожидал.
– Это не твоя вина.
– Нет, – сказал Бурджесс, черпая уверенность в этом сочувственном тоне. – Это была ошибка, и я продолжу. Я недоучел Киндермана.
– Это была ошибка. Мы все их совершаем, – сказал Ад. – Но в следующее столетие мы вновь попробуем. Демократия все же новый культ, она еще не потеряла своего первоначального блеска. Мы дадим им еще столетие, и тогда возьмем лучших из них.
– Да.
– Но ты...
– Я знаю.
– Никакой силы для тебя, Грегори.
– Нет.
– Это еще не конец мира. Погляди на меня.
– Не сейчас, если вы не возражаете.
Бурджесс все еще шел, один аккуратный шаг за другим. Спокойнее, смотри на это рационально.
– Посмотри на меня, пожалуйста, – позвал Ад.
– Позже, сэр.
– Я ведь только прошу тебя поглядеть на меня. Такой маленький знак внимания будет хорошо оценен.
– Обязательно. В самом деле, обязательно. Позже.
Здесь коридор разделялся. Бурджесс выбрал тот из них, который шел по левую руку. Он подумал, что это слишком символично. Это оказался тупик.
Бурджесс стоял, упершись взглядом в стену. Холодный воздух обволакивал его, а обрубки больших пальцев болели.
Он снял перчатки и изо всех сил пососал их.
– Погляди на меня. Повернись и погляди на меня, – сказал любезный голос.
Что ему делать теперь? Вернуться назад в коридор и найти другой путь – вот самое лучшее. Ему просто нужно ходить вот так, кругами, пока он не найдет для своего преследователя достаточно аргументов, чтобы тот оставил его в живых.
И, пока он стоял там, перебирая возможные решения, он почувствовал режущую боль в шее.
– Погляди на меня, – вновь сказал голос.
И горло его сжалось.