В этом документе [5], где обсуждаются, в частности, протоколы ЦК РСДРП по поводу Брестского мира, говорится:
«Приведенные выдержки из документов свидетельствуют, что Сталин высказывался за Брестский мир совсем иначе, чем Ленин. Ленин подходил к вопросу о Брестском мире как большевик-интернационалист, Сталин же как национал-большевик. Для Ленина Брестский мир был средством задержаться до появления общей социалистической революции, ибо „на Западе есть массовое движение, но революция еще не началась“. С точки же зрения Сталина, „революционного движения на Западе нет, нет фактов, а есть только потенция, а с потенцией мы не можем считаться“. Ленин страстно верил в революционное движение на Западе и видел его, Сталин не верил в него (с потенцией мы можем не считаться), не видел его (есть только потенция). Сталин, по существу, предлагал надолго махнуть рукой на мировую революцию —улита едет, когда то будет».
В начале тридцатых годов после завершения коллективизации и создания основ современной индустрии идут постепенные изменения в общественном сознании. Растет понимание того, что дальнейший разрыв с традициями прошлого, с исторической памятью, абсолютизация социального противопоставления ведут в тупик, и СССР не может быть только почвой для революции на Западе. Возникает идейное противостояние. «Революционная» линия имела своим резервом инерцию общественного сознания и большинство партийного и государственного аппарата всех уровней. Проводником линии государственников был И. В. Сталин и его сторонники в высших органах власти, на его стороне был также менталитет страны. Но Сталин далеко не имел полноты власти и должен был лавировать. В целом же масштаб скрытого противостояния можно сравнить с соответствующими масштабами Гражданской войны.
Столкновение было исторически неизбежным, выбора не было, поскольку продолжение «революционной» линии вело в тупик (а если говорить о перспективе, то к поражению в надвигавшейся войне). Для победы государственной линии стала необходимой замена основной части партийно-государственного аппарата. Масштаб противостояния был одной из причин того, что период стабилизации оказался связанным с большими человеческими жертвами. Смена аппарата государства и партии, проводившаяся с помощью НКВД, коснулась прежде всего старых партийных кадров, участников революции и охватила все уровни власти на местах. События середины тридцатых годов носили трагический характер. Большое количество людей подверглось необоснованным репрессиям. Общее число жертв в полтора раза превышало число жертв японского народа от атомных бомб США, сброшенных на Хиросиму и Нагасаки.
События 1937 г. и их размах были обусловлены рядом причин. Люди, еще недавно совершившие революцию, были воспитаны в беспощадности к тем, кто считался врагом, — это психология того времени. С другой стороны — это был массовый, во многом неконтролируемый процесс, о котором писал еще Бердяев [1]. Он включал в себя и накал длительного противостояния людей, и стремление исполнителей выдвинуться и выслужиться, и сведение счетов, и провокации ряда скрытых сторонников первой линии. Сыграл, наверное, роль даже такой, казалось бы, отвлеченный фактор, как максимум солнечной активности в 1937 г., который в среднем резко увеличивает возбуждение людей [6]. Наверное, здесь многого можно было избежать — трагедия массовых страданий невиновных людей наложила тяжелый отпечаток на эти годы.
Но в целом события середины тридцатых годов основаны не на взаимоотношениях и желаниях тех или иных личностей, а явились следствием глобальной расстановки сил. И само поражение первой линии, возвращение к историческим корням, к менталитету народа было исторической необходимостью. Меняется власть на всех уровнях.